"Виталий Гладкий. Архивных сведений не имеется" - читать интересную книгу автора

колоколов, снежные заносы. И серые лежалые шинели со складов Главного
интендантского управления его императорского величества, которые дождались
своего часа и запрудили перроны вокзалов.
Питер. Невский проспект. Полночь. Крепкий морозец обжигает скулы,
забирается под мундир. "Господин военный, вам не скучно?" "Господин хороший,
ну куда же вы, идите к нам. Ха-ха-ха!" Забыться, раствориться в темноте,
излить свою боль, свою горечь... Кому? И зачем... Все. Все кончено...
Военно-полевой суд. Отупляющее безразличие, каменные скулы, невидящий
взгляд. "...И лишил жизни барона фон Типпельскирха посредством двух
выстрелов из огнестрельного оружия, сиречь пистолета системы "браунинг", -
скрипучий въедливый дискант судьи с трудом пробился сквозь глухие стены
подсознания, и стон вырывается из груди помимо его воли: "Ах, Александра!
Что же ты натворила?! Я не сожалею ни о чем, я убил бы его снова... Он
ласкал твои волосы, целовал твои губы, твои глаза... Твои глаза! Как ты
могла?! Я не проклинаю тебя, у меня нет ненависти к тебе, но моя любовь
угасла, осыпалась пеплом на сердце. Только огонь в груди... горит... еще.
Горит, выжигая незаживающие раны..."
Молитвами и помощью святого старца Григория Распутина смертную казнь
заменили каторгой; императрица лично соизволила поинтересоваться судьбой
боевого офицера... Имение матери, которая, вопреки сыну, обивала пороги
приемных великого князя, княжны Анастасии и кельи Распутина, пополнило
реестр приобретений бывшего конокрада Гришки.
"Посторонись! Ходу наддай!" Клак-клак-клак... Вереница кандальников,
угрюмых, обросших, выползает на Сибирский тракт из очередной ночлежки -
полуразваленного барака на семи ветрах - и исчезает в густом тумане. Его
пристроили на одну из повозок - в дороге открылась недолеченная рана, и
вахмистр, начальник конвоя, снизошел к страданиям неразговорчивого
"полублагородия", как окрестили опального графа конвоиры.
По весне вместе с тремя товарищами он бежал из подземного рудника -
перспективе сгнить заживо в душных и смрадных норах предпочел смерть на
воле...
По совету более опытного политкаторжанина Василия Петухова бежали по
звериным тропам, в глухомань, к далекому и страшному своей неизвестностью
Северо-Восточному морю, откуда беглецы хотели перебраться в Америку, а затем
в Россию - там назревали события, в которых его товарищи по побегу мечтали
непременно принять участие. И только ему было безразлично, куда бежать, -
кто его ждал в России? Лишь бы подальше от отупляющего животного
существования.
Дошли он и Василий, коренной уралец. Два их товарища не выдержали тягот
пути: один, больной туберкулезом, чтобы не быть обузой остальным, ночью ушел
с привала в лесную чащобу, где его и разыскали после двухдневных поисков,
холодного и недвижимого; второго подвело сердце.
Василий нанялся матросом на американскую торговую шхуну фирмы "Свенсон
и К ". А он остался на Колыме - пусть окраина, но все же земли русской...
К утру, как это изредка бывает среди лета в колымской тайге, пошел
снег, теплый и пушистый.


4