"Виталий Гладкий. Архивных сведений не имеется" - читать интересную книгу автора

прорехи виднелось давно не мытое тело, а огрубевшее смуглое лицо его
укрывала буйная неухоженная поросль.
Как-то Кукольников заикнулся, что поручику следовало бы получше следить
за своим внешним видом, и получил в ответ от озлобившегося от непривычно
тяжелой старательской работы Деревянова такой набор ругательных выражений, в
котором "вшивый чистоплюй" было, пожалуй, самым мягким, что только годами
отработанное профессиональное самообладание позволило ротмистру придержать
палец на спусковом крючке небольшого, с виду игрушечного пистолета, о
существовании которого даже не подозревал осторожный и мнительный Деревянов.
Пистолет хранился вместе с табакеркой в правом кармане брюк, но в потайном
отделении. Несмотря на размеры, оружие было надежным и безотказным: в свое
время его изготовили по специальному заказу Жандармского корпуса для
секретных агентов; пистолет был оснащен патронами с усиленным пороховым
зарядом.
После этого инцидента, одного из самых бурных с тех пор, как они
занялись золотоискательством, между ними воцарилось тревожное перемирие.
Кукольников, и до этого не страдающий излишней разговорчивостью, вовсе стал
немногословен и подчеркнуто официален, чтоизредка вызывало невольную улыбку
у хмурого и отрешенного Воронцова-Вельяминова, со свойственной ему
проницательностью не преминувшего отметить про себя разлад между своими
тюремщиками и палачами, который, однако, не старались скрыть от него.
Деревянов, в свою очередь, играл в молчанку, что давалось ему с превеликим
трудом и зубовным скрежетом втихомолку от еле сдерживаемой ненависти к
Кукольникову, а особенно к графу, к которому, неизвестно почему, благоволил
ротмистр.
Впрочем, отдушину для злобы поручик все же находил: не было дня, чтобы
он не распекал, вплоть до зуботычин, своего верного пса Христоню,
безвольного, вконец отчаявшегося и растерянного от передряги, в которую
попал благодаря излишнему служебному рвению.
Не раз и не два казак подумывал (правда, не без внутренней дрожи - а
присяга?! и внушенное с младенчества - бог на небе, а командир на земле?!) о
том, что господа офицеры вполне могут без него обойтись. Но дальше мыслей
дело не шло. И вовсе не потому, что Христоню страшил длинный и тяжелый путь
через тайгу, - кто вырос не на городской брусчатке, а среди станичного
приволья, того не испугаешь нехоженными тропами и возможными опасностями - а
потому, что казак питал надежду на долю в добыче: война войной, а дома жонка
с малыми, да и хозяйство, поди, порушено, тут золотишко в самый раз пришлось
бы...
- Все! - бросив промывочный лоток, Деревянов распрямил натруженную
спину. - Перекур.
Не глядя в сторону Кукольникова, уселся на камень, достал табакерку,
задымил самокруткой, смачно сплевывая. Ротмистр примостился неподалеку; тоже
вытащил табакерку, но почему-то курить не стал - повертел ее в руках и сунул
обратно в карман; задумался, глядя на сегодняшнюю добычу - горсть золотого
песка на донышке старой офицерской фуражки. Молчали, тщательно скрывая мысли
под маской безразличия.
Наконец Деревянов докурил и, зачерпнув ладонями студеной воды, жадно
глотнул два раза, затем плеснул себе в лицо. Вытираясь рукавом, обратился к
ротмистру:
- Перекусить не мешало бы. Солнце вон уже где. Обед, Кукольников молча