"Виталий Гладкий. Проклятие магистра" - читать интересную книгу автора

начали вздрагивать. В комнате раздается плач: надрывный, мужской, больше
похожий на предсмертный вой волка-подранка, - хриплый и прерывистый.
Старик плачет без слез; сухие глаза округлились, руки судорожно
комкают, рвут некрепкую ткань рубахи, нижняя челюсть отвисла, обнажив
желтые, выщербленные зубы.
Над городом повисла темень - сырая, неподвижная. Кажется, что

В тот же час, на городской окраине возле парка, в одном из окон старого
дома теплится свет.
Комната, освещенная настольной лампой с желтым абажуром, - спальня. У
небольшого столика, на котором стоит ларец старинной работы с откинутой
крышкой, расположилась уже знакомая нам старуха в очках и теплом байковом
халате.
Пришептывая, она читает письма; старуха берет их наугад из стопки
бумаг, пожелтевших от времени.
Иногда она чему-то улыбается, кивает; от этого очки время от времени
сползают на кончик крупного крючковатого носа.
Старуха недовольно ворчит, водружая их обратно на переносицу, и со
вздохом сожаления откладывает очередной конверт, чтобы приняться за
следующее письмо или открытку.
В комнате душно, пахнет благовониями: перед иконами, в углу спальни,
висит зажженная лампадка, чадя и потрескивая взрывающимися капельками масла.
Комната просторная, но из-за огромной двуспальной кровати с пуховиками
и неуклюжего двустворчатого шкафа кажется узкой и неуютной.
За стеной скрипнули пружины дивана - кто-то ворочался, устраиваясь
поудобней. Там находится спальня внучка старухи.
Оторвавшись от чтения, старуха озабоченно прислушивается, повернув ухо
к двери. Ее лицо озаряется неожиданно светлой, доброй улыбкой, как-то не
вяжущейся с внешним обликом старухи - тяжелый, упрямый взгляд и выражение
жесткой непримиримости, которая проглядывала в глубоких морщинах у крыльев
носа.
Из спальни старуха выходит редко, в основном по утрам, когда стряпает.
Вернее, пытается стряпать: внучка не разрешает ей хозяйничать на кухне.
Старухе под сотню лет, она понимает, что кухарка из нее уже никакая,
что внучка права, но все равно на кухню ее тянет как магнитом.
Стряпней она занимается лишь тогда, когда внучка уходила из дому.
Обычно старуха готовила бутерброды и варила магазинные пельмени. На большее
она и не замахивалась.
Если к внучке приходили гости, старуха запиралась в своей комнате на
ключ. И сидела тихо, как мышь, чтобы не смущать их своим присутствием.
Она замкнута, очень обидчива, упряма и несговорчива. Ладила с нею
только внучка. Старуха была очень богомольна, соблюдала все церковные
праздники, но в церковь ходила редко.
Наконец пришла очередь и фотографий. Их немного, почти все давние,
блеклые, порыжевшие, - дореволюционные.
У старухи от умиления увлажнились глаза, она вытерла их полой халата.
Один из фотоснимков старуха рассматривает дольше, чем остальные.
На нем изображены двое молодых людей - широкоплечий парень в
старомодном сюртуке и в рубахе со стоячим воротничком, туго стянутым бантом,
и светловолосая девушка в длинном платье с рюшами. В руках у нее зонтик, на