"Виталий Гладкий. Обреченный убивать" - читать интересную книгу автора

- Гы... - придурковато осклабился Феклуха и в нерешительности
затоптался на месте.
Но, натолкнувшись на тяжелый взгляд В.А., отшатнулся в испуге и как-то
боком, заворожено глядя ему в глаза, потопал в спальню.
- Заткни менту пасть, - скомандовал В.А. второму бандиту.
Когда тот засовывал мне в рот кляп, я едва не потерял сознание от боли
в сломанной челюсти.
- Ты сам выбрал свой путь. - В.А. склонился надо мной. - Я чуть было не
совершил ошибку. Я думал, что ты все-таки внемлешь голосу рассудка и
оставишь это дело. А возможно, и согласишься работать на нас. Увы, увы... -
Голос его стал неприятным, скрипучим. - Я обязан принять меры
предосторожности, несмотря на то, что ты вызываешь во мне симпатию...
За дверью спальни, где находился Феклуха, послышался какой-то шум,
затем сдавленный крик или стон. В.А. недовольно поморщился. Дверь
отворилась, и в гостиную зашел Феклуха, облизывая окровавленный палец.
- Курва... - заматерился он. - Грызанула, мать ее... Все, шеф, кранты.
Преставилась. Аппетитный был бабец, гы-гы...
- Помолчи! - резко оборвал его В.А. - Принеси канистру с бензином. Она
в багажнике машины, - повернулся он ко второму своему подручному - тот стоял
с безучастным видом, прислонившись к стене, и поигрывал уже знакомым мне
автоматом "узи".
- Бу сделано... - буркнул тот и, не торопясь, вразвалку, пошел к
выходу.
- А ты тащи сюда газеты, журналы, книги... любые бумаги... все, что
найдешь, - обратился В.А. к Феклухе. - Да поживей! Мы сейчас обольем комнаты
бензином, - снова нагнулся он надо мной, - подожжем, и все превратится в
пепел. И ты тоже. А уже сегодня утром у меня будет не только эта вшивая
записка, но и все остальные бумаги по делу Лукашова. Вот так.
Он смотрел на меня со злобным торжеством, упиваясь моей беспомощностью.
Нет, шалишь, сволочь мафиозная! Тебе не удастся взять меня на испуг,
унизить перед смертью!
Превозмогая дикую боль в сломанной челюсти, я сделал веселые глаза и
попытался улыбнуться, насколько это было возможно с кляпом во рту. Господи,
прошу тебя об одном - пусть он догадается, пусть знает, что я смеюсь над
ним!
Киллер
Эта ночь выпила всю мою душу без остатка. Видения, вместе с взвихренной
теменью залетавшие в открытое окно салона "Жигулей", сводили меня с ума. Мое
проклятое прошлое протянуло свои тонкие детские ручонки с железными пальцами
и время от времени до физической боли сжимало мне горло.
Я снова и снова вспоминал, как одноклассники собирали поношенную
одежонку, а классная по прозвищу Штучка-Дрючка в торжественной обстановке,
со слезой на глазах, вручала ее мне, при этом проникновенно болтая о
"счастливом, обеспеченном детстве". Эти обноски я никогда не надевал,
отдавал матери, а она тут же меняла их на самогон.
Я вспоминал, как в одиннадцать лет сбежал от нее и попросился в детский
дом. Я назвался чужим именем, но меня никто и не искал...
Вспоминал кухню детского дома, грязную, неухоженную, провонявшую
протухшим мясом и кислыми щами, куда я пробирался тайком, чтобы погрызть
предназначенные для собак кости, кухню, отменно кормившую директора,