"Виталий Гладкий. Обреченный убивать" - читать интересную книгу автора

шкатулке на немалую сумму, серьги с бриллиантами в ушах хозяйки...
Не успели? Ну уж, времени у них было вдоволь. А вот деньги
прикарманили... Вопреки приказу? Деньги не пахнут... Кто отдал приказ? И
что, что хотели они от вдовы Лукашова?!
- Тина, эти типы вас о чем-либо спрашивали?
- Нет, - ответила она не задумываясь.
Ее глаза смотрели на меня с такой кротостью, что я на этот раз ей
поверил. Не спрашивали... это значит, что о существовании тщательно
замаскированного сейфа-тайника, который был прикрыт массивным книжным
шкафом, им было известно давно.
Тогда выходит, что они ничего не нашли? И хотели "поспрашивать" Тину
Павловну на свой манер, но им помешали.
- Сергей Петрович! - вывел меня из задумчивости голос Ивана
Савельевича. - Ходь сюды...
- Я сейчас...
Мягко отстранив руку Тины Павловны, я подошел к следователю.
- Оцэ я тут кой-кого поспрашував... - зашептал он мне на ухо. -
Суседей... Так они видели, шо эти уехали на "Ладе" новой модели.
"Лада"! Уж не та ли, что я видел, когда возвращался от Тины Павловны? А
если так, значит... Значит, они вели за домом наблюдение! И мое посещение
вдовы Лукашова не осталось незамеченным. Вот почему они проникли в квартиру
почти сразу после моего ухода - боялись, что опоздают...
- Чи ты заснув? - теребил меня за рукав Иван Савельевич. - Ото я и
кажу, можэ воны и дачу... того...
Дача! Какой я осел! А ведь все так просто...
- Иван Савельевич! Ты тут сам... крутись, а я помчал.
- Куды? - вытаращился на меня следователь.
- На... На кудыкины горы... - едва не сорвался я, чтобы ответить
совершенно народной мудростью, но вовремя вспомнил о присутствии Тины
Павловны.
- Проснись! Да проснись, чтоб тебя! - едва растолкал я
сержанта-водителя, сладко посапывающего на разложенном сиденье. - Поехали,
ну! Жми на всю железку...
Впереди занималась утренняя заря, отделяя оранжевой полоской сонную
земную твердь от прозрачной черноты звездного неба.
Киллер
Если где-то есть земной рай, то я изведал его за эти две недели здесь,
в этом прокаленном насквозь бешеным южным солнцем аду.
До меня Ольга не знала мужчин. Каким неизъяснимым блаженством полнилось
все мое естество, когда я сжимал ее в объятиях! Она что-то робко лепетала, а
я целовал ее, целовал...
Во мне что-то сломалось, какой-то очень важный стержень, на который
была нанизана вся моя сущность. Почему я такой? Неужели мне на роду написано
быть убийцей, человеческим отбросом, способным из-за денег на все? Неужели я
настолько пропащий, что мне уже не узнать никогда простого человеческого
счастья - быть любимым и любить, стать мужем и отцом?
Эти проклятые вопросы доводили меня едва не до умопомрачения, по ночам
я стал мучиться бессонницей. И когда мне уж совсем становилось невмоготу, я
с неистовством приникал к губам Ольгушки, словно страждущий путник к
роднику, и упивался ее свежестью и безгрешной чистотой...