"Виталий Гладкий. Обреченный убивать" - читать интересную книгу автора

командировки... В общем - перестройка...
"А вот это уже зря. Тина Павловна. Ну зачем же мне, извините, лапшу на
уши вешать? Ведь лежит в моей папочке записка, которую мы нашли в бумагах
покойника в его рабочем кабинете: "Ген! Тебя разыскивал В.А. Срочно позвони
ему. Очень важное дело. Т.". И почерк, Тина Павловна, между прочим, ваш. Мы
ведь тоже не лыком шиты, не лаптем щи хлебаем. Кто такой В.А.? Ладно, с
записочкой повременим. Будем "качать" дальше..."
- Тина, если можно... - выразительно показал я глазами на бутылку
"Камю".
- Конечно, конечно! И кофе?
- И кофе, - не сопротивлялся я: урезать так урезать, как сказал
японский самурай, делая себе харакири. Увидел бы эту картинку Палыч...
Коньяк на Тину Павловну подействовал обнадеживающе. Для меня. Она
раскраснелась, стала раскованней, и во взгляде, в котором прежде
проскальзывало беспокойство, а временами и холодная настороженность,
появилось нечто, льстящее моему мужскому самолюбию.
- Тина, скажите, за день-два до смерти Геннадия Валерьяновича не
случилось что-либо неординарное, из ряда вон выходящее? Ну, например, некое
событие, возможно, неприятное известие...
Она ответила чересчур быстро:
- Нет, нет, что вы! Все было... как обычно...
Вот и не верь медикам, когда они говорят о вреде алкоголя. Тина
Павловна на миг совершенно потеряла над собой контроль, и выражение испуга,
даже, я бы сказал, ужаса, появилось на ее внезапно побледневшем лице.
Что за всем этим кроется? А ведь дата на записке - день, предшествующий
убийству... Кстати, нужно узнать, была ли у Лукашова дача...
Киллер
Это море, и эта орава людей, с утра до вечера галдящая и что-то жующая
на пляжах, и озверевшее солнце, от которого нет спасу даже в тени, в конце
концов сведут меня с ума. Я боюсь сорваться, из последних сил сдерживаю себя
в мелких конфликтах, порой случающихся в бесконечных очередях за жратвой.
Иногда мне хочется выхватить наган и стрелять, стрелять в эти потные,
самодовольные рожи отдыхающих, а последней пулей разнести вдребезги свою
башку, наполненную не мозгами, а, как мне кажется, горячей клокочущей
грязью. Вот была бы потеха...
Деньги... Их у меня много. Больше чем достаточно. Можно купить все, что
душа пожелает. Но что у нас купишь? И зачем, кому?
Одеваюсь я просто, мне особо "светиться" незачем, кутежи в ресторанах
не по моей части, потому как спиртного в рот не беру, а женщины... Они у нас
бесплатные. За исключением путан, но на этих крыс у меня душа не встанет, я
ими брезгую.
К спиртному у меня отвращение сызмала. Пьяные гульбища моей матери,
забулдыжного вида хмыри, от которых за версту перло сивухой и грязным
бельем, напрочь отшибли желание хотя бы попробовать этого зелья.
Видимо, из-за упрямого неприятия шабаша, годами не прекращавшегося в
нашей коммуналке, я и начал заниматься дзюдо. Учился я на удивление хорошо,
меня даже, как мастера спорта, приняли в институт физкультуры.
Все могло быть совершенно иначе в моей жизни, не случись стычки с
очередным "папашей" - ему вздумалось поучить меня уму-разуму. Я его так
отходил, что он месяц валялся в реанимации. Из института меня конечно же