"Виталий Гладкий. Невидимая угроза" - читать интересную книгу автора

документы городского паспортного стола и получить список имен горожан на
букву "И".
А мне что-то давно не приходилось встречать своих тезок - с тех пор,
как ушла в мир иной мама Ильза, моя любимая воспитательница детдома, я
перестал посещать Прибалтику.
После смерти мамы Ильзы я по живому вырезал из памяти все воспоминания
о моем приютском детстве, в том числе и местность, где находился дом
призрения сирот. Эти годы я считал выброшенными из жизни. Иногда мне
казалось, что их прожил не я, а кто-то другой, мне незнакомый. А может, я
все это видел в кино...
Предположим, что меня вычислят и сдадут ментам. Свидетелей моего
пребывания в квартире Светкиной "подруги" нет, сильно наследить я не мог, а
значит серьезных фактов, подтверждающих, что имярек Арсеньев имеет
какое-либо (пусть и косвенное) отношение к убийству Заварзина, следствию
наскрести не удастся.
Я немного расслабился и даже сделал попытку улыбнуться. Говорят,
веселая мимика здорово поднимает настроение.
Улыбнулся - и тут же захлопнул коробочку, щелкнув зубами. Черт побери!
Сумка!!!
Глядя вперед ничего не видящими глазами, я бесцельно пошарил руками по
скамейке, - словно сумка могла там оказаться по мановению невидимой
волшебной палочки, которая называется Желание. Увы, мои надежды были
тщетны - в наш век добрых чудес не бывает.
Следующей моей реакцией была дикая злость на самого себя. Осел! Какой
осел! Оставить на месте преступления улику размером с чемодан - это и впрямь
нужно быть полным кретином.
Можно, конечно, сослаться на форс-мажорные обстоятельства. Но это
слабое оправдание подходит простому обывателю, а не Иво Арсеньеву, которого
долгие годы звали Ястребом, опытному специалисту по нестандартным и весьма
опасным ситуациям.
То, что я сейчас не в форме, это и ежу понятно.
Я полжизни ходил по улицам городов (как дома, так и за бугром) словно
по минному полю, считая, что все вокруг мои враги и что нужно быть готовым в
любой момент отразить нападение - не важно с какой стороны, хоть с
преисподней.
Нас так учили; правильно учили - ведь человеку в душу или мозги не
заглянешь. Хочешь сохранить собственную жизнь - бди, бди и еще раз бди. Днем
и ночью, в кабаке и в постели с женщиной, на природе, когда вокруг ни души,
и в рыночной толчее. Расслабился - считай, что пропал.
Естественно, жизнь на гражданке внесла свои коррективы. Существенные
коррективы. Временами в городе становилось опасней, чем на передовой. Когда
проходил дележ территорий и собственности, стрельба на улицах шла почти
каждый день.
Но служба - это одно, а вольная жизнь - другое. Даже если она и не
имеет ничего общего со спокойствием и умиротворением. Из души уходит главная
заноза - постоянная напряженность, которая закручивает нервы в тугой жгут. И
вернуть себя в прежнее состояние очень трудно. К хорошему привыкаешь
быстро...
Сумка... Что в ней было? Шаровары, майка, спортивные тапочки, носки,
полотенце, мыло и мочалка. Кажется, все. Нет, не все. По дороге я купил