"Виталий Гладкий. Месть обреченного" - читать интересную книгу автора

Жили мы с Ольгой в перестроенной под жилье бане, сложенной из окоренных
сосновых бревен. Несмотря на крохотные размеры, мне нравилось наше жилище.
Нам вполне хватало двух комнатушек, одна из которых служила и кухней, и
столовой, и спальней сына Андрейки.
Больше всего меня привлекал тонкий, еле уловимый запах живицы,
источаемый стенами, особенно когда в плите зажигался огонь и язычки
разгорающегося пламени время от времени выталкивали через неплотно прикрытую
печную дверку ароматный дым.
В такие минуты я садился на низенькую скамейку и, глядя на огненный
танец над поленьями, жадно дышал и не мог надышаться горячим, кружившим
голову воздухом полной свободы и умиротворения.
Баню переоборудовал я.
Судя по моим успехам, во мне пропадал талант строителя - я с такой
любовью и прилежанием тесал, строгал и пилил, что сам диву давался. Даже
печь отремонтировал, несмотря на то, что до этого никогда не держал в руках
мастерок.
Впрочем, на это были и иные, очень веские причины - мне вовсе не
хотелось привлекать к своей семье излишнего внимания посторонних людей. Кто
знает, какой длинный язык у печника, которого хотела пригласить Евдокия
Ивановна...
Евдокия Ивановна после отказа поселиться вместе с ней в доме некоторое
время дулась, но затем смирилась, и вечерами приходила чаевничать, с видимым
удовольствием обихаживая Андрейку, который не слезал с ее коленей.
Наверное, ей, как и мне, нравился живой огонь - дом Евдокии Ивановны
отапливался газом, - и она, сидя возле плиты, прямо лучилась от блаженства.
Но если днем из-за многочисленных хозяйских хлопот я как-то оттаивал,
забывался, то по вечерам, а еще больше длинными ночами я начинал ощущать
бесконечное одиночество.
И это при том, что рядом были и Ольгушка, и сынишка.
Временами они казались мне чужими, непонятными, будто я свалился на
Луну и попал в общество инопланетян.
Терзаемый бессонницей, я бесшумно вставал и, усевшись в углу на стул,
откуда была видна постель Андрейки - раскладушка на кухне, часами сидел в
полной неподвижности, глядя на безмятежные лица спящих жены и сына,
освещенные неверным, колеблющимся светом уличного фонаря, проникающим через
дочиста вымытые стекла крохотных окон.
Трудно сказать, что я чувствовал в эти бесконечно медленные, временами
застывающие, как капли воска на оплывающей свече, минуты. Я просто
растворялся в бесконечности, которая уносила меня в немыслимые дали.
Я сидел, словно каменный истукан, едва дыша и не меняя позы, пока не
начинал брезжить рассвет, и первый уличный шум не разрушал призрачный
хрустальный колпак одиночества, отгораживающий меня от остального мира.
Иногда меня посещали видения, особенно в зимние ночи, когда за стенами
выла и бесилась вьюга. Это были очень неприятные моменты...
Мой хрустальный "колпак" вдруг мутнел, деформировался, и в
образовавшиеся щели начинала вползать черная вязкая масса.
Она постепенно заволакивала стены, и когда сквозь грязные разводы я уже
не мог видеть лиц жены и сына, раздавался чей-то злобный хохот, после чего
эта черная патока вспыхивала, и вереницы призраков с беззвучными криками
начинали роиться среди языков адского пламени.