"Анатолий Гладилин. История одной компании" - читать интересную книгу автора

Я был один и тут же побежал за Ленькой. Он сидел дома и писал шпаргалки
к контрольной по физике. Я потребовал от него быстрых и решительных
действий. Я напомнил ему про знаменитый прорыв "Аскольда" и "Новика", когда
крейсеры, расшвыряв и протаранив японские миноносцы, вырвались из окружения.
Я умолял его, уговаривал, грозил. Но Ленька не хуже меня знал итоги
русско-японской войны. Осведомившись о количестве и тоннаже неприятеля, он
сказал, что "Новик" все равно затонул; "Аскольд" пришел в нейтральный порт,
а завтрашняя контрольная - последняя в четверти. Ленька был поклонником
"морского боя", но предпочитал вести его на бумаге, на уроках истории, а тут
еще время было позднее, и мы так и не развели пары. - На следующий вечер
эскадра Аллы проследовала в исключительно женском составе, и больше никаких
происшествий не было.
А потом я уехал в Ленинград, где и проучился целый год.
Правда, там была девочка, с которой мы несколько раз обменялись
записками, но уже в восьмом классе женщины перестали меня интересовать.
И в свободные вечера, прогуливаясь по линиям Васильевского острова, я
размышлял о судьбах мира, о неизвестных планетах в соседних галактиках, о
быстроте человеческой жизни и о том, что как это глупо, что человек вместо
того, чтобы стремиться к бессмертию, лучшие свои годы тратит на любовь -
пошлое, никчемное и неоригинальное занятие, - в то время как надо столько
успеть!
Увлекался я и серьезными книгами, вроде "Истории дипломатии",
"Наполеона", "Анти-Дюринга". Не скажу, чтобы я все понимал, но зато
проникался уважением к самому себе.
Помнится, однажды в букинистическом на Невском я спросил книгу Сенеки.
Что-то насчет ума. Я ее не купил, да и то, что я пролистал, показалось мне
очень сложным. Но взгляда продавщицы, которым она Меня обмерила (как в
ателье индпошива), когда протягивала книгу, мне не забыть.
И вообще я был тогда очень решительным и твердо знал, как надо жить.
Появилось даже смутное желание заняться философией, но только так, чтоб
стать по крайней мере Марксом (какой смысл прозябать просто доктором наук?
Ему, доктору, должно быть, стыдно, что он заурядный доктор, а не Маркс). И
еще я ходил в филармонию на Третью симфонию Бетховена и Шестую Чайковского,
самую оптимистическую, как говорили в музыкальных лекториях.
В восьмом классе я прочел больше книг, чем, наверно, за все последующие
годы, и вообще казался себе очень умным, и презрительно смотрел на
одноклассников, и готовил себя к интеллигентной профессии, вот только кем
стать не знал (правда, в течение двух вечеров я размышлял над проектом
отмены денег - гениальная экономическая реформа почему-то не получалась,
что-то не додумал).
Но к девятому классу я вновь вернулся в Москву, в свою старую квартиру,
к старым товарищам, и я увидел Аллу, - вот тут все полетело к черту, и все
гениальные реформы были забыты, и я стал просто обыкновенным школьником.

3

История - вещь крайне любопытная. Например, если через пару столетий
какой-нибудь шизик будет писать про нашу компанию (тему ему дадут для
докторской диссертации "Дружба в двадцатом веке", - через два столетия все
может произойти), то он, конечно, пользуясь архивными данными (рапорты