"Нодар Джин. Учитель (Евангелие от Иосифа)" - читать интересную книгу автора

языки, а потом, в Москве, историю.
Был не только талантлив, но и сообразителен: стал чекистом. Работал
поначалу в Центре и считался там лучшим из молодых работников. А с 43-го - в
оккупированном Тегеране. Там, по заданию Центра, сдружился с молодым, но
слабоумным шахом Мохаммедом-Реза, которого обхаживали и американцы.
Я услышал фамилию Паписмедова, когда в том же году, в ноябре, съездил в
Иран на конференцию с тогдашними союзниками.
Фамилию знал раньше. В детстве. Был у нас с мамой сосед Давид
Паписмедашвили. Мелкий торговец. Любил меня, как сына.
И жалел за то, что мой отец, во-первых, много пил, во-вторых, не умел
этого делать, в-третьих, пил не вино, а главное - умер не естественной
смертью. То есть - не от водки. А в драке.
Давид иногда подбрасывал мне деньги, чтобы я не отвлекался от учебы. От
бога - ибо меня готовили в священники. Я тоже к нему привязался.
А он к тому же за Кеке, за мамой, волочился, хотя и женатый был. Я даже
где-то читал, будто Давид и был моим отцом. За исключением Святого Духа -
кого только мне в папы не прочили!
А про Давида я вычитал это после того, как принимал его в Кремле в
24-м. У Кеке я бы никогда не спросил, а у него - если бы прочел раньше -
спросил бы. Прямодушный был мужик: грузинские евреи не похожи на российских.
Они из другого колена. Тоже потерявшегося, но - совсем иначе.
Мы с Давидом тогда у меня пили. Я - вино, а он - водку, хотя жалел отца
именно за это. Еще мы с ним смеялись и вспоминали старое. Я, кстати,
наказывал ему забыть о торговле, потому что это обман. Он спорил: мелкая
торговля не обман. А я ему: мелкая - мелкий обман. Вот обмен не обман. И он
обрадовался, потому что по-грузински торговать - это "обмениваться",
"брать-давать".
Но дело не в этом: с той поры я о нем не слышал...
А о Есике Паписмедове услышал в Тегеране, когда Лаврентий решал - как
заманить Рузвельта? Чтобы, ограничивая мои передвижения по городу, не я
поселился у американцев, как те настаивали, а наоборот - они в нашем
посольстве. И дело не в том, объяснил Лаврентий, что для гостей он уже
"благоустроил" тайными микрофонами даже сортиры. Дело, мол, в психологии: в
этом мире ты либо хозяин, либо, увы, гость.
Вдобавок Лаврентий не доверял меня американцам, хотя по отношению к ним
у него предрассудков нету. Презирает он их не больше, чем остальных.
Я предложил сказать Рузвельту, что тоже, подобно ему, боюсь и не хочу
воевать, и что, поселившись в его посольстве, могу потребовать политическое
убежище. А это, дескать, конфуз. Лаврентий рассудил, что для введения этой
шутки в американский мозг нужен нейрохирург.
А что ты предлагаешь, спросил я, - серьезное?!
Не обязательно, ответил он. Есть предложение заявить Рузвельту, будто
Сталин согласен гостить у него, если тот гарантирует мою безопасность не
только на территории посольства, но и на пути к этой территории. А на этом
пути, по разведданным шаха, немцы, мол, подготовили на меня покушение. В
худшем случае меня убьют, в лучшем - похитят.
Лаврентий предлагал завершить послание Рузвельту риторическим вопросом:
а что Сталину делать в лучшем случае, то есть в немецком плену?! Тем более -
в такой ответственный момент! И разве, мол, не хватит немцам того, что они
выловили его сына?