"Вернер Гильде. Непотопляемый "Тиликум" [B]" - читать интересную книгу автора

Из своего угла я увидел, как побагровело лицо матери, как отрешенно
уставился в окно отец. Мой сосед по парте Хайни Йенсен зашептал мне:
"Грязные ноги, грязные ноги". Ну вот теперь-то мне уж совсем ничего не
оставалось, кроме как молчать. Никакая сила в мире не заставила бы меня
произнести слово "бодден".
Ниссен явно тянул паузу. Наконец пастор Рухман не выдержал и
выразительно кашлянул. Оставить без внимания указующий сигнал своего
школьного начальства Ниссен не мог. Но и меня отпустить просто так,
безнаказанным за все мои грехи последнего школьного года, ему тоже не
хотелось. Поэтому он сказал:
- Да, Иоганнес, география определенно не твоя стихия. Впрочем, дальше
Хоэнфельде тебе ведь все равно никогда не выбраться.
Хоэнфельде было маленьким местечком близ Хорста. После урока я увидел,
как пастор Рухман подозвал к себе моего отца. Я побежал домой и разревелся
от стыда и злости. К великому моему удивлению, ни отец, ни мать за ужином
ни словом не обмолвились о школе. Ужинать-то я сел вовремя. Никакое горе
аппетита мне испортить было не в силах.
В следующее воскресенье вся семья, как обычно, отправилась в церковь.
Отец с матерью солидно шествовали впереди. Мы, дети, повизгивая и
толкаясь, плелись вслед за ними. Главное, чтобы все выглядело пристойно, а
то обернется на шум отец, и тогда уж порки не миновать.
Из соседнего двора тоже показалось семейство. Взрослые обменивались
приветствиями:
- Что, Трина, тоже в кирху?
- Да, Биллем. Ну и погодка нынче, а?
Говорить "доброе утро" или "добрый день" среди знакомых было не
принято. Всегда называли друг друга только по имени и добавляли несколько
общих замечаний. По дороге к кирхе взрослые шли только семейными парами.
На обратном пути образовывались три большие группы. Впереди всех, громко
болтая, шли женщины, торопившиеся поскорее добраться до своих кухонных
горшков. За ними - хозяева и батраки, которым тоже ко времени надо было
попасть домой кормить скотину. И наконец, час-другой спустя - мужчины,
заглянувшие после церкви в кабачок и принявшие там для души по паре кружек
пива и по стаканчику кюммеля [кюммель - тминная водка].
Последняя группа для нас, ребятишек, была самая интересная, потому что
разговоры в ней велись о последних деревенских новостях.
Однако всему свое время, а пока, строго в составе семейных кланов, мы
тянулись к кирхе. Уже на подходе к деревне мы слышали колокольный звон,
извещавший прихожан, что через десять минут начнется служба. Колокольни в
хорстской кирхе не было, поэтому колокол висел на здоровенной балке прямо
возле церковной двери. Звонить в колокол и было привилегией самых сильных
мальчишек.
Перед церковью мы разделялись. Мальчики садились на хорах справа,
девочки - слева. Отец и мать шли на место церковного старосты, под самой
кафедрой. Там же были места хорстской "знати". Личные места на скамьях
покупались или сдавались на время. Своих постоянных мест не было лишь у
бедняков да у батраков с батрачками. Они сидели в последнем ряду.
Взглянув с хор, любой нездешний мог сразу же получить полное
представление, кто есть кто в этой деревне. Нам же, мальчишкам, до
социальных градаций пока еще не было никакого дела. Мы разглядывали только