"Василий Семенович Гигевич. Полтергейст" - читать интересную книгу автора

открывавшем белизну незагоревших ног. Женщина была в мягких домашних
тапочках, удобных для чистой хаты, а не для двора, где грязь и песок.
Стремглав слетев с высоких бетонных ступеней веранды, она по асфальтовой
дорожке бросилась к невысокой, в рост человека, металлической калитке,
которая вела на улицу. Взявшись за щеколду, она вдруг сообразила, что в
таком виде появляться на людях нельзя. Женщина остановилась, беспокойно и
испуганно оглянулась назад, на хату.
Хата как хата. Таких много и в старой части Березова, и в новой: на
высоком бетонном фундаменте, бревенчатая, одноэтажная, под шифером, обшитая
досками, выкрашенная, как повелось, в два цвета: снизу, до окон, в красный,
выше - в желто-золотистый. Большая веранда. Да и хата не маленькая: семь на
восемь. Заезжие купцы за нее тысяч двадцать пять дали бы с ходу. Были и
другие постройки: теплый хлев, поветь, баня. Хата стояла на высоком берегу
реки Березы. Прямо со двора видны зеленый заливной луг, лес, синеющий за
рекой. Небольшой, соток пять, огород при смекалистом хозяине мог бы давать
неплохой приварок. Можно и теплицу смастерить.
Что еще нужно человеку? Живи да радуйся...
Слегка успокоившись, женщина отошла от калитки и стала медленно ходить
по дорожке, бросая настороженный взгляд на хату, словно из нее мог
выскочить тот, кто напугал ее до смерти. Женщина как будто хотела что-то
предпринять и вместе с тем - боялась...
Так оно и было на самом деле.
...Уже когда прошла дрожь в теле, когда отдышалась, побродив по двору,
только тогда отважилась Люба Круговая зайти в хату.
Тяжело вздохнула, словно в преисподнюю отправляясь, набрала в грудь
воздуха, сжала губы и шагнула к бетонным ступенькам, которые вели к белым
дверям веранды. Через веранду шла относительно смело - мимо белого
кухонного стола, за которым Люба с Юзиком обедали летом, завтракали и
ужинали, мимо белой газовой плиты, приютившейся у перегородки, за которой
стоял котел парового отопления. Приоткрыла дверь хаты и, не переступая
порога, настороженным взглядом окинула все, что с молодых лет, как вышла
замуж, собственным трудом наживала: круглый полированный стол посреди
комнаты, диван у стены, телевизор на тумбочке, горка с хрустальными рюмками
и вазами - лет десять назад, когда был хрусталь в моде, Юзик принес их со
стеклозавода. На окне белые синтетические шторы, на стенах - обои в
цветочки.
Обстановка как надо, как у всех добрых людей. Пока Люба находилась во
дворе, здесь ничего не изменилось, не сломалось, не разбилось. Только
сейчас она решилась выдохнуть тот воздух, что набрала в грудь, поднимаясь
по бетонным ступенькам.
Перевела дух. Подошла к белой двери, ведущей в чистую половину хаты -
в зал... Открыла. Как на что-то греховное и запретное, взглянула туда. Все
было прежним, привычным - нетронутым и чистым, словно в музее. Яркие ковры
- один на полу, два на стенах. Прежде там висели бумажные коврики,
продававшиеся на березовском базаре - белые лебеди, плавающие посреди
голубого озера, а на берегу возвышался волшебный замок... Чудные все-таки
были те ковры, ничего не скажешь. Но прошла на них мода, и березовцы, все
до одного, обзавелись новыми: тяжеленными, одному не поднять,
синтетическими, с чужими затейливыми узорами... Нынче их везде полно, а вот
лет пятнадцать назад, когда на них, как и на хрусталь, сделалась мода и