"Томас Гиффорд. Ассасины " - читать интересную книгу автора

сама с собой, не желая подчиняться. Господи, больше всего на свете ей в
такие минуты хотелось сдаться, рухнуть, упасть в его объятия, но она не
могла. Пока что. Пока что еще не время. Проклятие! Опять она плачет.
Вэл развернулась и зашагала к низкой гасиенде с плоской широкой крышей,
мимо плавательного бассейна и теннисного корта, пересекла выложенное плитами
патио и остановилась перед застекленной верандой с дверцей. Час тому назад
она занималась любовью вон там, в постели.
Кёртис был высоким крупным мужчиной с лицом, напоминающим морду
добродушного бульдога. Решительным, целеустремленным. Седые волосы коротко
подстрижены и тщательно причесаны, каждый волосок всегда на месте. На нем
была синяя пижама в тонкую белую полоску с вышитой на нагрудном кармане
монограммой "КЛ". Правая рука откинута и лежит на том самом месте, где
недавно лежала женщина. Словно он спал, убаюканный ее дыханием, глухим
биением ее сердца. Только теперь он лежал совсем неподвижно. Ей был знаком
запах его пота и туалетной воды "Гермес". Она вообще знала о нем так много,
больше, чем положено было знать. Впрочем, она никогда не была обычной
монахиней. Больше того, она была, как говорится, постоянной головной болью
монастыря, Церкви, Ордена. Она всегда знала, что правильно, а что нет; такой
уж уродилась на свет, и ничто не смогло изменить ее. Очень часто ее мысли не
совпадали с понятиями Церкви. Сестра Валентина шла своим путем. Стала
известной личностью, написала два бестселлера. Стала в глазах множества
людей настоящей героиней, и эта известность обеспечивала ей безопасность.
Она бросила Церкви вызов, дала ей понять, что институт этот слишком мал,
ничтожен, ограничен, порой даже подл, и Церковь отказалась от нее. Она
сумела стать незаменимым орнаментом, неотъемлемым украшением фасада
современной римской Церкви. И избавиться от нее они могли только одним
способом - вынести вперед ногами. Так, во всяком случае, ей казалось.
Но все это случилось давно, еще до того, как она занялась своими
исследованиями. Теперь же, с горечью подумала она, снова вытерев глаза и
громко высморкавшись, выяснилось, что все эти речи, известность,
популярность и прочее были лишь жалкой прелюдией. И никак не подготовили ее
к тому, что произошло год тому назад, не подготовили ко все нарастающему
страху. Она думала, что перевидала все. Думала, что умеет узнавать зло во
всех его формах и проявлениях и любовь - во многих. Но как же она
заблуждалась! Она ни черта не знала ни о зле, ни о любви. Но, видит Бог,
собиралась узнать, чего бы это ни стоило.
Полтора года тому назад Кёртис Локхарт признался ей в любви. Они в то
время находились в Риме, где она готовилась к написанию новой книги о роли
Церкви во Второй мировой войне. Его вызвали в Ватикан, смягчить последствия
скандала, разразившегося в связи с деятельностью банка Ватикана, руководству
которого приписывали массу преступлений, в том числе мошенничество,
вымогательства, растраты и присвоение чужого имущества, все, вплоть до
убийства. Локхарт был одним из немногих юристов, к услугам которых в самых
экстремальных обстоятельствах прибегала Церковь - в данном случае Папа
Каллистий IV. Большинство юристов просто не способны были справиться с
ограниченностью мышления и бескрайней жесткостью, царившими в этом придатке
Ватикана. Но Локхарт мог; он сделал карьеру в таких же жестких условиях,
умудрившись остаться при этом мягким, приятным и преданным человеком. Как
любил поговаривать сам Каллистий, Локхарт очень неплохо устроился под
сердцем Церкви, в ее лоне.