"Город Эмбер: Побег" - читать интересную книгу автора (Дюпро Джин)

ГЛАВА 5 Улицы во мраке

Рассудок бабушки мутился с каждым днем. Придя домой после работы, Лина могла обнаружить, что старуха вывернула на пол все содержимое огромного буфета, стоявшего на кухне, и роется в грудах банок, жестянок и крышек. Или скинула с постели одеяла и белье и пытается перевернуть матрас своими слабыми руками.

— Это была очень важная вещь, — приговаривала она при этом. — Важная вещь потерялась.

— Но ты ведь даже не знаешь, что это такое, — выходила из себя Лина. — Как ты узнаешь это, даже если его найдешь?

Но бабушка не считала нужным задуматься над этим вопросом. Она просто отмахивалась от внучки и повторяла:

— Ничего страшного, ничего страшного, ничего страшного!

А потом снова принималась за поиски.

В последнее время миссис Эвелин Мердо больше времени проводила с бабушкой, чем у себя дома. Бабушке она говорила, что просто приходит к ней составить компанию.

— Да не хочу я, чтобы она «составляла мне компанию», — жаловалась старушка, но Лина говорила:

— Может быть, ей очень одиноко, бабушка. Пусть уж приходит, ладно?

Самой–то Лине очень нравилось, что миссис Мердо все время рядом: как будто у тебя снова есть мама. Конечно, характером энергичная соседка ничуть не была похожа на Линину маму — мечтательную, задумчивую женщину, все время витавшую мыслями где–то далеко–далеко. Зато напоминала ее своей заботливостью: настаивала, чтобы утром все члены семьи плотно позавтракали — обычно на завтрак была картошка с грибной подливкой и свекольный чай, — аккуратно выкладывала на каждой тарелке витаминные таблетки и следила, чтобы все их проглотили.

Когда миссис Мердо оставалась с бабушкой, обувь, всегда разбросанная по квартире, чинно стояла в шкафу, на мебели не было ни пылинки, а Поппи щеголяла в чистом платьице. Лина чувствовала себя совершенно спокойно, зная, что дом оставлен на миссис Мердо. Уж она–то знала, как вести хозяйство.

Каждый четверг у Лины — как и у всех сотрудников в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет — был дополнительный выходной. В один из таких четвергов она стояла в очереди на рынке на Гарн–сквер, рассчитывая купить пакет репы, чтобы потушить к ужину. Два человека позади нее беседовали вполголоса.

— Да мне просто нужно было немного краски, — говорил один, — чтобы покрасить входную дверь. Ее сто лет не красили, вся серая, облезлая, страшная. Я слышал, что в том магазине на Найт–стрит вроде есть краска. Я–то хотел голубую.

— Голубая — это красиво, — согласился собеседник.

— Ну, прихожу туда, — продолжал первый, — а продавец говорит: нет у нас краски, и никогда, говорит, не было. Сварливый такой, неприятный. Все, что у меня есть, говорит, — это несколько цветных карандашей.

Цветные карандаши! Лина уже много лет не видела в магазинах цветных карандашей. Когда–то у нее было целых четыре: два красных, синий и коричневый. Она рисовала ими, пока карандаши не превратились в огрызки, такие короткие, что в руке не удержать. А сейчас у нее был только один простой карандаш, да и тот с угрожающей скоростью укорачивался с каждым днем.

Лина ужасно хотела нарисовать свой воображаемый город цветными карандашами. Она чувствовала, что этот город должен быть очень ярким, красочным, хотя и не знала пока, какими цветами следует передать эту яркость. Но всегда оказывалось, что деньги нужны на что–нибудь более важное. Например, единственная бабушкина кофта была вся в дырах и, казалось, вот–вот расползется.

Но бабушка так редко выходит на улицу, уговаривала себя Лина. Она либо дома, либо в лавке. Так что новая кофта ей не очень нужна, правда же? А может быть, денег хватит и на кофту, и на пару карандашей?

Вечером она взяла с собой Поппи и отправилась на Найт–стрит. Поппи уже очень хорошо умела ездить на спине у старшей сестры: обхватив ножками Лину вокруг талии, она цепко держалась за ее шею своими маленькими сильными пальчиками.

На Бадлоу–стрит им пришлось протискиваться сквозь длинную очередь в прачечную.

Вся улица была завалена узлами грязной одежды, прачки длинными шестами ворочали белье в стиральных машинах. Когда–то барабаны стиральных машин вращало электричество, но в городе давно уже не осталось ни одной исправной машины.

Лина свернула на Хафтер–стрит. Четыре фонаря по–прежнему не работали, и группа ремонтных рабочих в полумраке чинила провалившуюся крышу одного из домов. С лесов ее окликнула Орли Гордон, и Лина помахала подружке рукой. Они пробрались мимо женщины, раскинувшей на земле клубки веревки и ниток на продажу, обогнали человека, толкавшего тяжелую тачку с морковью и свеклой в бакалейную лавку. На углу горстка маленьких детей играла с лоскутным мячом, набитым тряпьем. На улицах было полно народу. Лина шла быстро, прокладывая себе путь в толпе, а Поппи в полном восторге лепетала у нее за спиной.

Но зрелище, открывшееся Лине, когда она вышла на Оттервилл–стрит, заставило ее резко замедлить шаг. На ступенях ратуши стоял человек. Он что–то кричал, и вокруг уже собралась толпа. Лина подошла поближе, и, когда она увидела, кто это, сердце ее замерло: на ступенях стоял Сэдж Мэррол. Выпучив глаза, он беспорядочно молотил руками по воздуху и высоким, срывающимся голосом кричал:

— Я ходил в Неведомые области. Там нет ничего! Ни–че–го! Совсем ничего! Думаете, кто–нибудь придет оттуда и спасет нас? Ха! Там только тьма, а во тьме — чудовища, без донные черные дыры и крысы размером с дом. Там только камни, острые как ножи! Тьма лишит вас дыхания! Нет там для нас ни какой надежды! Ни–ка–кой!

Он вдруг замолчал и рухнул на колени. Зеваки переглядывались и качали головами.

— Свихнулся! — услышала Лина голоса в толпе.

— Да, совсем обезумел!

Внезапно Сэдж вскочил на ноги и вновь начал истерически кричать. Зрители попятились, кое–кто поспешил прочь. Но несколько человек, напротив, стали осторожно подходить к Сэджу, что–то приговаривая и успокаивая его. Потом, бережно поддерживая под руки, его повели вниз по ступеням, а он продолжал громко кричать.

— Кто дядя? — спросила Поппи своим звон ким писклявым голоском.

Лина отвернулась от жалкого зрелища.

— Пойдем, Поппи. Дядя бедненький, ему плохо. Давай не будем на него глазеть.

Они пошли дальше в сторону Найт–стрит, миновали Грингейт–сквер. Человек со свалявшимися, как войлок, волосами сидел на земле скрестив ноги и играл на флейте, сделанной из водопроводной трубы. Пятеро или шестеро Верных стояли вокруг флейтиста, хлопали в ладоши и пели:

Он придет! Он придет! Скоро, скоро Он придет!

«Кто придет?» — мелькнуло в голове у Лины, но она не стала останавливаться и спрашивать.

Еще два квартала — и они на месте. У магазина не было никакой вывески. А ведь полагается, чтобы обязательно была, подумала Лина.

Витрина была темной, и сначала девочке показалось, что лавка закрыта. Но когда она толкнула дверь, дверь открылась и звякнул колокольчик, висевший у косяка. Из темноты магазина появился черноволосый человек и оскалил в улыбке большие зубы.

— Слушаю вас, — сказал он.

Лина сразу же узнала его. Это он передал ей послание для мэра в первый день ее работы. Как его — Хупер? Нет, Лупер, вот как.

— Не бывает ли у вас в продаже карандашей? — спросила Лина.

Что–то не похоже, что бывают. Полки магазина были совершенно пусты, если не считать нескольких пачек исписанной бумаги. Поппи, которой надоело сидеть на спине, завозилась и, кажется, собралась захныкать.

— Иногда бывают, — сказал Лупер. Поппи действительно захныкала.

— Ладно–ладно, — сказала Лина. — Давай–ка слезай.

Она ссадила малышку на пол, и та сразу же отправилась исследовать лавку, ковыляя на своих неуверенных ножках.

— Я бы хотела взглянуть, — сказала Лина. — Покажите мне цветные карандаши. Если они у вас есть, конечно.

— Несколько штук имеется, — хмыкнул Лупер. — Но это довольно дорогое удовольствие. — Он снова ухмыльнулся, еще раз продемонстрировав свои торчащие во все стороны зубы.

— Можно посмотреть?

Лупер удалился в заднюю комнату и вскоре вернулся, держа в руках маленькую коробку. Он поставил ее на прилавок и откинул крышку. Лина наклонилась, чтобы взглянуть поближе.

В коробке лежала по меньшей мере дюжина карандашей — красный, зеленый, синий, фиолетовый, желтый, оранжевый… Их еще ни разу не точили, и на одном конце у каждого был ластик. Сердце Лины сильно забилось.

— Сколько они стоят? — спросила она.

— Боюсь, для тебя дороговато, — высокомерно сказал продавец.

— А я боюсь, что в самый раз, — парировала Лина. — Я, между прочим, уже работаю.

— Ладно–ладно, — примирительно сказал Лупер. — Не надо обижаться. — Он взял из коробки желтый карандаш и повертел его. — Любой карандаш — пять долларов.

Пять баксов?! Да за семь можно было купить шерстяную кофту — пусть старую и всю в заплатах, но все еще теплую.

— Это слишком дорого! — сказала Лина. Продавец пожал плечами и закрыл коробку.

— Подождите, — поспешно сказала Лина. — Может быть… — Она лихорадочно думала. — Дайте мне еще раз на них взглянуть.

Продавец снова открыл коробку, и Лина склонилась над карандашами. Она взяла из коробки один. Он был ярко–синий, и в центре его плоского кончика виднелась темная точка грифеля. Розовый ластик держался в сияющей металлической муфте. Как же это красиво! «Я куплю только один, — уговаривала себя Лина. — А потом скоплю еще немного денег и тогда уже куплю бабушке кофту. В следующем месяце, обещаю».

— Ну, решай, — сказал Лупер. — У меня есть и другие клиенты, которые этим делом интересуются. Ты берешь?

— Хорошо, я возьму один. Нет, погодите… Чувство, которое испытывала сейчас Лина, было похоже на голод. Она хорошо знала это чувство — когда рука, словно независимо от твоей воли, тянется к кусочку пищи. Слишком сильное чувство, противостоять ему было невозможно.

— Я покупаю два, — сказала Лина, и в глазах у нее померкло от ужаса: да что же это она вытворяет? Ей показалось, что она сейчас грохнется в обморок.

— Какие? — нетерпеливо спросил продавец.

В маленькой коробочке карандашей сосредоточилось больше красок, чем во всем городе. Цвета Эмбера были скудны и однообразны — серые здания, серые улицы, черное небо; одежда горожан в результате долгого ношения выцвела до грязно–зеленого, ржаво–красного и серо–голубого. Но эти карандаши… Их цвет был таким же ярким и чистым, как цвет листвы и цветов в оранжерее.

Рука Лины замерла над коробкой.

— Я возьму голубой, — сказала она, — и… желтый. Нет, погодите…

Продавец вздохнул.

— Голубой и зеленый, — выпалила Лина. — Я покупаю голубой и зеленый.

Она взяла из коробки два карандаша, затем достала из кармана куртки деньги и протянула их продавцу. Карандаши теперь были ее собственностью, и Лина ощутила неистовую, дерзкую радость. Она отвернулась от прилавка и только тут заметила, что малышки нигде нет.

— Поппи, — позвала она громко, и сердце ее упало. — Вы не видели мою сестренку? Она вышла на улицу? Куда она пошла?

Лупер равнодушно пожал плечами:

— Не обратил внимания.

Лина вылетела из лавки и посмотрела налево, потом направо. На улице было много людей, были и дети, но Поппи не было. Она схватила за рукав проходившую мимо старую женщину:

— Вы не видели маленькую девочку, совсем малышку, одну? В зеленой курточке с капюшоном?

Старуха тупо посмотрела на нее и покачала головой.

— Поппи! — позвала Лина. — Поппи! — Ее голос сорвался на крик.

Не мог же маленький ребенок уйти далеко, подумала она. Может быть, она отправилась к Грингейт–сквер, где всегда много народу? Лина пустилась бежать.

И тут огни фонарей моргнули, потом зажглись снова, неуверенно замерцали… И на город обрушилась тьма. Лине показалось, что перед ней внезапно выросла стена. Она споткнулась, с трудом удержалась на ногах и замерла на месте. Она абсолютно ничего не видела.

На улице раздалось несколько тревожных возгласов, а потом наступила полная тишина. Лина вытянула вперед руки. Что это перед ней? Стена? Улица? Ледяной ужас проник в ее сердце. «Надо просто постоять немного на месте», — сказала она себе. Огни через несколько секунд снова зажгутся, они всегда зажигаются. Лина представила себе, как Поппи тихо плачет где–то во мраке, и почувствовала, как у нее слабеют ноги. «Я должна найти ее».

Лина осторожно шагнула вперед. Никакого препятствия перед ней не оказалось, и она сделала еще шаг. Пальцы ее правой руки уперлись во что–то твердое. Она повернулась чуть левее, ведя рукой вдоль стены дома, сделала еще один осторожный шаг, ощупывая пространство перед собой, и внезапно ее рука снова провалилась в пустоту. Что это, Дэдлок–стрит? Или она уже миновала Дэдлок–стрит? Лина попыталась вызвать в воображении план города, но не смогла: темнота, казалось, затопила не только улицы, но и ее рассудок.

Лина ждала, замерев на месте. Сердце ее бешено колотилось. Фонари, зажгитесь снова, молила она. Пожалуйста, зажгитесь. Она хотела крикнуть Поппи, чтобы та не пугалась, чтобы стояла на месте, что старшая сестра скоро за ней придет, но темнота так давила на нее, что Лина не владела голосом. Да что там, она и дышать–то едва могла. Ей хотелось сорвать тьму со своих глаз, словно это были руки какого–то злого шутника.

Лина услышала какие–то тихие звуки — шорохи, шепот. Сколько времени прошло? Самое длинное отключение в истории города продолжалось три минуты четырнадцать секунд. Но сейчас явно прошло больше времени.

Все бы ничего, если бы она была одна. Но потерялась Поппи, и потерялась — вот за что казнила себя Лина, — потому что ее сестра забыла обо всем на свете, увидев пару цветных карандашей! Она тешила свою алчность, и вот теперь из–за нее потерялся ребенок. Она заставила себя сделать еще один шаг вперед, и тут ее пронзила ужасная мысль: «А вдруг я иду не в ту сторону?» Лина вся задрожала и почувствовала, как к горлу подступают слезы. Ноги больше не держали ее, она тяжело опустилась на землю и уткнулась лицом в колени. Ее душа превратилась в сплошной ком смятения и страха.

Прошла, казалось, целая вечность. Поблизости кто–то громко застонал. Хлопнула дверь. То слева, то справа слышались шаги. А что, если свет вообще никогда не загорится снова? Лина обхватила колени руками и затрясла головой, чтобы отогнать эту мысль. Свет, вернись, молила она беззвучно, свет, вернись!

И вдруг он вернулся.

Лина вскочила на ноги. Улицу снова было видно как на ладони, люди кругом озирались, разинув рты: одни плакали от пережитого потрясения, другие, наоборот, облегченно улыбались. Потом все разом заторопились, спеша добраться домой, пока темнота не опустилась на город снова.

Лина побежала в сторону Грингейт–сквер, останавливая каждого встречного.

— Вы не видели здесь маленькую девочку, совсем одну? Прямо перед тем, как свет по гас? — спрашивала она. — Девочку в зеленой курточке с капюшоном?

Но прохожие только отмахивались от нее.

На углу площади по–прежнему стояли Верные. Они говорили наперебой и возбужденно размахивали руками. Лина спросила их о Поппи. Они разом умолкли и удивленно уставились на нее.

— Как же это мы могли кого–нибудь видеть, если света не было? — сварливо сказала Намми Проггс, старая горбунья, спина которой была согнута до такой степени, что ей приходилось выворачивать голову вбок, чтобы взглянуть вверх.

— Да нет, — нетерпеливо объяснила Лина, — она куда–то ушла еще до того, как свет выключили. Куда–то убежала. Может, она где–то здесь?

— Что ж ты за ребенком не уследила? — язвительно спросила Намми Проггс.

— За детьми смотреть надо! — подхватила еще одна женщина.

Но тут вмешался флейтист:

— Постойте–ка: малышка в зеленой курточке? Она вроде здесь, в лавке.

Он крикнул в открытую дверь магазина:

— Эй, это у вас там ребенка нашли?

И из магазина вышел человек, держа за руку Поппи.

Лина бросилась к ней и подхватила на руки. Малышка громко заплакала.

— Все в порядке, — сказала Лина, сжимая ее в объятиях, — не плачь, миленькая. Ты просто потерялась на минутку, но теперь все в порядке. Я тебя нашла, не плачь.

Она подняла глаза, чтобы поблагодарить спасителя Поппи, и увидела Дуна. Он ничуть не изменился, только волосы его были растрепаны больше, чем раньше. На нем была его вечная коричневая куртка.

— Она так гордо шествовала по улице совершенно одна, — сказал Дун без улыбки. — Никто не знал, чья она, я и отвел ее в лавку своего отца.

— Она моя, — сказала Лина. — Это моя сестра. Я так испугалась, когда потеряла ее. Я боялась, что она упадет и ушибется, или ее кто–нибудь толкнет, или… Я так тебе благодарна за то, что ты спас ее.

— Да не за что, — произнес Дун, насупившись и не поднимая глаз.

Поппи мгновенно успокоилась, вновь пришла в прекрасное расположение духа и сидела у Лины на руках, радостно улыбаясь и засунув в рот большой палец.

— А что твоя работа? — спросила Лина. — Как там у вас в Трубах?

Дун пожал плечами:

— Нормально. В целом интересно.

Лина ждала продолжения, но Дун явно не собирался что–либо рассказывать.

— Ну что ж, спасибо еще раз, — сказала она и посадила Поппи себе за спину.

— Тебе повезло, что Дун Харроу был рядом, — брюзжала Намми Проггс. — Он добрый мальчик. Что бы ни сломалось у меня дома, он–то уж всегда починит. — Она ковыляла за Линой и грозила ей пальцем. — А ты все–таки получше присматривай за ребенком!

— И не оставляй ее одну, — сказал флейтист.

— Знаю, знаю, — виновато ответила Лина, — все вы правы.

Вернувшись домой, Лина уложила малышку спать в их общей спальне. Бабушка дремала в кресле посреди гостиной и вообще не заметила, что свет выключали. Лина подробно описала ей аварию, но не стала рассказывать, как потеряла и нашла Поппи.

Когда Поппи и бабушка заснули, Лина достала из кармана два цветных карандаша. Они показались ей совсем не такими красивыми, как в магазине. Держа их в руках, она вспомнила то непреодолимое желание, которое испытала в лавке, и это воспоминание было смешано со страхом, печалью и чувством вины.