"Брюс Стерлинг, Уильям Гибсон. Красная звезда, орбита зимы" - читать интересную книгу автора

Королев почувствовал теперь, что не вынесет одиночества. Издалека до него
донеслись искаженные металлическим эхом гневные выкрики.

Дрожа, старик закрыл глаза и стал ждать, что кто-нибудь придет и
поможет ему.

Он попросил военного психиатра Бычкова помочь ему одеться в старый
мундир с привинченной над левым нагрудным карманом звездой ордена
Циолковского. Форменные ботинки из тяжелого черного нейлона с подошвами на
присосках отказались налезать на искореженные артритом ноги, поэтому он
остался босиком.

Укол Бычкова в течение часа привел полковника в чувство, депрессия
постепенно сменилась яростным гневом. Теперь Королев ждал в музее Ефремова,
который должен был явиться по его вызову. Его дом обитатели станции
называли "Музеем Советских Достижений в Космосе". И по мере того как,
уступая место застарелому, как и сама станция, безразличию, стихала ярость,
он все более чувствовал себя всего лишь еще одним экспонатом.

Полковник мрачно смотрел на портреты великих провидцев космоса,
заключенные в золотые рамы, на лица Циолковского, Рынина, Туполева. Под
ними, в несколько менее богатых рамах, красовались Жюль Верн, Годдар,
О'Нил.

В минуты глубочайшей подавленности он иногда считал, что замечает в их
взглядах, особенно в глазах двух американцев, некую общую странность. Было
ли это заурядным безумием, как иногда думал он в приступе цинизма? Или ему
удалось уловить едва заметное проявление какой-то жуткой, неуправляемой
силы, в которой он частенько подозревал движущую силу эволюции человеческой
расы?

Однажды, лишь один-единственный раз, Королев видел это выражение и в
своих собственных глазах - в тот день, когда он ступил на землю Каньона
Копрат. Марсианское солнце, превратившее в зеркало лицевой щиток шлема,
вдруг показало ему отражение двух совершенно чужих немигающих глаз -
бесстрашных и полных отчаянной решимости. Тихий затаенный шок от
увиденного, как он осознавал теперь, был самым запомнившимся, самым
трансцедентальным мгновением его жизни.

Поверх всех портретов, масляных и мертвенных, висела картина,
изображавшая высадку на Марс. Краски неизменно напоминали полковнику о
борще и мясной подливе. Марсианский ландшафт был низведен здесь до китча
советского социалистического реализма. Рядом с посадочным модулем художник
со всей глубоко искренней вульгарностью официального стиля поместил фигуру
в скафандре.

Чувствуя себя опозоренным, полковник ожидал прибытия Ефремова,
кагэбэшника, политрука "Космограда".

Когда Ефремов наконец появился в "Салюте", Королев заметил, что у него