"Уильям Гибсон. Мона Лиза Овердрайв" - читать интересную книгу автора

вестный.

ГЛАВА 3
МАЛИБУ

У дома был свой собственный запах. Так было всегда.
Это был запах времени, и соли, которой пропитан воздух, и энтропийной
природы любого большого дома, построенного слишком близко к кромке
прилива. Возможно, такой запах присущ всем местам, что недолго, но почасту
пустуют, домам, которые отпирают и запирают по мере того, как приезжают и
уезжают их неусидчивые хозяева. Воображение рисовало ей, как на хроме в
безлюдных комнатах в тишине расцветают пятна коррозии, как бледная плесень
понемногу затягивает углы. Будто принося дань этому нескончаемому
процессу, архитекторы сами распахнули дверь ржавчине. За годы водяная пыль
проела массивные стальные перила, и они стали хрупкими, как запястья.
Подобно своим соседям, дом притулился среди развалин прежнего поселения.
Прогулки по пляжу порой включали вылазки в область археологических
фантазий. Она воображала себе прошлое этого места: иные голоса, иные
здания. В этих прогулках ее неизменно сопровождал управляемый на
расстоянии бронированный вертолетик дорнье , поднимавшийся из своего
невидимого гнезда на крыше, стоило ей сойти с веранды. Вертолетик почти
aeggbswmn зависал в воздухе и был запрограммирован так, чтобы не
попадаться ей на глаза. Что-то тоскливое было в том, как он неотвязно и
неприкаянно следовал за ней, будто дорогой, но не оцененный по достоинству
рождественский подарок.
Она знала, что с дорнье через камеры за ней ведет наблюдение Хилтон
Свифт. Мало что из происходящего в доме и на пляже укрывалось от внимания
Сенснета . И это ее уединение вытребованные семь дней одиночества
протекало под непрерывным контролем.
За годы работы у нее выработался необычайный иммунитет на это всевидящее
око.

Ночами она иногда зажигала встроенные под навесом веранды прожектора,
освещая иероглифическое фиглярство гигантских песчаных блох. Саму веранду
она оставляла в темноте; гостиная за ее спиной будто уходила под воду.
Устроившись в кресле из неказистого белого пластика, она подолгу следила
за броуновским движением блох.
В свете прожекторов они отбрасывали крохотные, едва различимые тени:
рожки и пики на сером фоне песка.
Шум моря обволакивал ее целиком. Поздно ночью, когда она засыпала в
меньшей из двух гостевых спален, он влезал в ее сны. Единственное, во что
ему не дано было проникнуть, это в непрошеные, вторгающиеся исподтишка
воспоминания незнакомки...
Выбор спальни она сделала инстинктивно. Хозяйская спальня была
заминирована мелочами, на каждом шагу готовыми вызвать старую боль.
Врачам в клинике пришлось химическими клещами вырывать эту ее
зависимость из рецепторных центров мозга.

Готовила она сама, в белоснежной кухне: поджаривала в микроволновке
хлеб, разводила швейцарский суп из пакетиков в стальных, безупречно чистых