"Александр Гейман. Чудо-моргушник в Некитае (отрывки из романа)" - читать интересную книгу автора

Императрица отвечала не оборачиваясь:
- В левом подлокотнике защелка, нажмите ее.
Граф, кое-как уворачиваясь от щипков, ухитрился отыскать
рычажок и нажать его. Наручники сдвинулись, и граф вытащил
руку.
- Ну, я тебе покажу, паршивец! - в сердцах произнес он и
хотел схватить негодного принца.
Но тот сделал графу нос и нырнул куда-то за занавеску.
- Граф, подойдите ко мне! - позвала меж тем государыня.
Потирая пораненное запястье и почесывая слегка укушенный
зад, граф приблизился к ней.
- Взгляните-ка в окно! - предложила императрица.
- Наверняка вам в своем Париже не доводилось видеть такого.
Что верно, то верно - толпу, подобной той, что гудела под
окнами дворца, во Франции встретить было мудрено. Численно это
скопище не было таким уж огромным - пожалуй, Бастилию брало
еще большее количество головорезов. Но даже среди них не было
столько полностью обнаженных - собственно, в некитайской толпе
таких было большинство. Они о чем-то громко кричали, вздымали
руки, чего-то, казалось, требовали, потрясали факелами и
плакатами - и все это красиво освещалось яркими фонарями и
светом из окон дворца, равно как и немыслимо крупными звездами
некитайского неба. Божественное зрелище! - залюбовались все
придворные, надзирающие из окон.
- Кто эти голые мужчины, сударыня? - сухо спросил граф -
он дулся, что императрица приковала его руку.
- Это дигамбары, к которым примкнули отдельные
шветамбары,- отвечала императрица, задумчиво глядя вниз.
- А кто они? Что им нужно здесь? - удивлялся граф.
- По всему, они хотят видеть нашего всесовершеннейшего
правителя, божественный светоч Некитая,- моего царственного
супруга,- молвила в ответ государыня. - Сейчас мы все увидим.
Женское чутье не обмануло императрицу - скоро показалась
процессия, возглавляемая императором - и между прочим, граф с
удивлением заметил, что между всех трется и аббат Крюшон с
каким-то свитком в руке.
- Хм,- протянул граф,- а что же Крюшон-то здесь делает?
А аббат Крюшон был просто-напросто в полной прострации,
узнав о том, как в Ватикане расценили его деятельность
миссионера. Столько трудов, невзгод, лишений, пламенных
проповедей, честолюбивых надежд - и вот!.. Кровью обливалось
сердце аббата, как пеобанный слонялся он по двору с папской
энцикликой под мышкой. То он хотел сбросить с себя сутану и
свой сан и примкнуть к дигамбарам, забыть все, слиться с этой
веселой шумящей толпой, обрести недоступную европейцам
мудрость Востока, стать сияющим вестником Шамбалы... То аббат
страстно алкал искупить свою вину перед святым престолом и
пострадать за истинную веру - например, неделю есть лягушачью
икру... То он попросту торчал от всего происходящего, не
понимая толком, что происходит вокруг, где он, кто он...