"Игорь Гетманский. Игра и кара (Сб. "Игра и кара")" - читать интересную книгу автора

напротив подтолкнул его. Он сомнамбулически встал и залпом выпил всю воду.
И тут же очнулся и увидел, как демоны беззвучно растворились в воздухе.
Человек в светлом плаще поднялся и, остановившись в дверях, сказал:
- Час пробил. Прощайте.
Калмык рухнул в кресло. Он вытащил из пачки сигарету, прикурил и
нервно затянулся. Немного успокоившись, потянулся к дверце бара за спиной.
Но час пробил.
Неудержимый позыв рвоты погнал его в туалет.
Калмык стоял над унитазом, исторгая из себя черную слизь, и сквозь
желтую пелену страха чутко прислушивался к себе, ожидая развязки.

***

Калмык не умер - остался жив.
На следующее утро он проснулся со странным ощущением внутренней
пустоты - как будто из его груди и живота изъяли нечто. Нечто такое, что
незаметно жило в нем, органично слитное с телом и духом., беспокойное,
сильное и жестокое, и не давало ему покоя, и подзуживало, и толкало на
поступки, угодные только этому нечто. Калмык мгновенно воспроизвел в
памяти события последних суток, лицо человека в светлом плаще, рожи
демонов и снова настороженно прислушался к себе. Ему показалось, что
внутри него сейчас находится чистый лист, девственно чистый. И даже не
лист, а некий незаполненный анкетный бланк. И бланк этот требует
немедленного заполнения. В противном случае Калмык никуда не сможет
двигаться, ничего не сможет сказать, потому что просто не будет знать,
куда ему идти и что ему говорить.
Калмык судорожно вздохнул и осторожно сел на постели. Он уже понял,
как будет заполнять внутреннюю анкету: из головы. Только вот что из нее,
из башки своей бедовой, брать, пока не определился. Он все прекрасно
помнил о себе, о своей жизни, о мире, о своем отношении к людям. А еще он
помнил слова человека в светлом плаще: "Как Калмык или как Владимир
Михайлович - это уже не в моей власти..."
Калмык заколебался. Может, действительно стать Владимиром
Михайловичем? Скучновато ему будет жить в такой ипостаси, зато клоуны,
если надумают вернуться, никогда его уже не достанут... Да. Но что он
знает о жизни, которой никогда не жил? Правила да законы, да клятву
пионерскую, глупую, в детстве оскомину набившую, катехизис этот долбаный...
В общем, заключил для себя Калмык, ни шиша он не знает. Ничего. Ни
хрена. Внезапно он обозлился на человека в светлом плаще.
- Во, блин, гадина... - удрученно вырвалось у него, он услышал свой
голос и вдруг обрадовался. Он, не имея сейчас никаких точек опоры внуутри,
никаких мировоззренческих маячков, вдруг выдал оценку! И он узнал сам
себя: это была оценка Калмыка! Он почувствовал, что первая строчка в
анкете заполнена. Калмык оживился. К чертовой матери Владимира
Михайловича! Откуда он знает, каким должен быть этот прекраснодушный
болван! Не знает он Владимира Михайловича, не знает и знать не хочет. Зато
отлично помнит Калмыка, самого себя то есть. Значит, Калмык и будет
заполнять анкету, Калмыку и карты в руки, Калмык и будет небо коптить, раз
уж выжил в такой переделке!
Он заставил себя успокоиться, прикрыл глаза и начал заполнять