"Герман Гессе. Паломничество в страну Востока" - читать интересную книгу автора

друзей, делить с ними их торжества и духовные упражнения,
приглашать их к участию в наших, слушать их рассказы о своих
деяниях и замыслах, благословлять их на прощание и при этом
неотступно помнить: они следуют своим путем, как мы следуем
нашим, у каждого из них в сердце своя греза, свое желание, своя
тайная игра, и все же они движутся, образуя вместе с нами
струение единого потока, они тайными нитями связаны с нами, они
несут в в своих сердцах то же благоговение, ту же веру, что и
мы, они давали тот же обет, что и мы! Я встречал волшебника
Юпа, надеявшегося отыскать блаженство своей жизни в Кашмире, я
встречал Коллофино, заклинателя табачного дыма, который
цитировал излюбленные места из приключений Симплициссимуса, я
встречал Людовика Жестокого, чьей мечтой было разводить маслины
и владеть рабами в Святой Земле, он проходил, держа в своей
руке руку Ансельма, вышедшего на поиски голубого ириса своих
детских лет. Я встречал и любил Нинон, по прозванию Иноземка,
темно глядели ее глаза из-под темных волос, она ревновала меня
к Фатмэ, принцессе моего сновидения, но весьма возможно, что
она-то и была Фатмэ, сама этого не зная. Так, как мы шли
теперь, в свое время шли паломники, монахи и крестоносцы, чтобы
освобождать Гроб Господень или учиться арабской магии, это был
путь паломничества испанских рыцарей и немецких ученых,
ирландских монахов и французских поэтов.
Поскольку я по профессии являл собою всего лишь скрипача и
рассказчика сказок, в мои обязанности входило заботиться о
музыке для нашей группы паломников, и я испытал на собственном
опыте, как великое время поднимает маленького индивида выше его
будничных возможностей и удесятеряет его силы. Я не только
играл на скрипке и руководил хоровым пением, я также собирал
старинные песни и хоралы, сочинял шестиголосные и
восьмиголосные мадригалы и мотеты и разучивал их с певцами. Но
не об этом я намерен рассказывать.
Многие между моими собратьями и старейшинами были весьма
мною любимы. Но едва ли хоть один из них занимает с тех пор мою
память так сильно, как Лео, человек, на которого я тогда по
видимости обращал мало внимания. Лео был одним из наших слуг
(разумеется, таких же добровольцев, как мы сами), он помогал в
дороге нести поклажу и часто нес личную службу при особе
глашатая. Этот скромный человек имел в себе так много
приветливости, ненавязчивого обаяния, что все мы его любили.
Работу свою он делал весело, все больше напевая или
насвистывая, попадался на глаза исключительно тогда, когда в
нем нуждались, как приличествует идеальному слуге. Всех зверей
к нему тянуло, почти всегда с нами была какая-нибудь собака,
увязавшаяся за нашим воинством из-за него; он умел также
приручать диких птиц и приманивать бабочек. Что влекло его к
стране Востока, так это желание выучиться понимать птичий язык
по Соломонову Ключу. По контрасту с некоторыми фигурами нашего
Братства, при всей высоте своих достоинств и верности своему
обету все же являвшими в себе нечто нарочитое, нечто