"Рудольф Гесс. Комендант Освенцима. Автобиографические записки " - читать интересную книгу автора

Обычно заложники находились в лагере уже долгое время. О том, что они
заложники, не знали ни сами эти заключенные, ни лагерное руководство.
Внезапно приходила телеграмма с приказом начальника зипо и СД или РФСС:
следующих заключенных расстрелять или повесить как заложников. Об исполнении
следовало доложить в течение нескольких часов. Упомянутых доставляли с
рабочих мест или вызывали и брали под стражу. Заключенные, сидевшие давно,
уже обо всем знали или, по крайней мере, догадывались. Взятым под стражу
объявляли об экзекуции. Изначально, в 1940/1941 их расстреливала
исполнительная команда части. В позднее время вешали или по отдельности
убивали выстрелом в затылок из мелкокалиберного ружья; лежачих больных
ликвидировали с помощью смертельных инъекций. Военно-полевой суд Катовице
обычно прибывал в Освенцим каждые четыре-шесть недель и заседал в помещении
камерного типа. Большинство уже сидевших или доставленных незадолго перед
тем подсудимых приводили к председателю и через переводчика допрашивали,
либо выслушивали их признания. Заключенные, которых я при этом видел, вели
себя свободно, открыто и уверенно. Особенно мужественно выступали некоторые
женщины. В большинстве случаев выносился смертный приговор, который
немедленно исполняли. Подсудимые, как и заложники, с достоинством шли на
смерть. Они были уверены в том, что умирают за Отечество. В их глазах я
нередко видел фанатизм, который напоминал мне об исследователях Библии и их
смерти. Однако уголовники, приговоренные военно-полевым судом, - грабители,
бандиты и т. д. - умирали не так. Либо тупо, ошеломленные приговором, либо
со стонами, с воем, с мольбой о пощаде. И здесь те же картины, те же
явления, что и в Заксенхаузене: идейные умирали храбро и достойно,
асоциальные умирали тупо или сопротивляясь.
Хотя общие условия содержания в Освенциме действительно были более чем
неблагоприятными, ни один политический заключенный не отбывал в другой
лагерь с охотой. Как только им становилось известно о предстоявшем переводе,
они пускались на все, лишь бы избежать этого. В 1943, когда пришел приказ о
переводе всех поляков в лагеря рейха, я был потрясен количеством ходатайств
с предприятий об их оставлении в Освенциме как незаменимых работников. Никто
не хотел покидать Польшу. Заменять их пришлось принудительно, согласно
процентному соотношению. Ни разу не слышал о том, чтобы хотя бы один
польский заключенный сам попросил перевести его в другой лагерь. Я так и не
смог понять причину такой привязанности к Освенциму. Среди польских
заключенных было три больших политических группировки, приверженцы которых
яростно враждовали с противниками. Сильнейшими из них были
национал-шовинисты. Между собой они ссорились из-за влиятельных должностей.
Как только один из них занимал в лагере важное место, он тащил за собой
приверженцев своей группы и жестоко вытеснял из сферы своего влияния
приверженцев другой группы. Это случалось часто и тут не обходилось без
коварных интриг. Позволю себе даже сказать, что многие случаи смертельного
исхода при заболеваниях тифом, сыпным тифом или др. следует отнести на счет
этой борьбы за власть. Я часто слышал от врачей, что именно в больнице
постоянно велись схватки за преобладание. То же самое относится и к
трудоиспользованию. Ведь больница и область трудоиспользования были в жизни
заключенных важнейшими местами распределения власти. Кто там удерживался,
тот царствовал. Царствование было, и не такое уж скудное. Там уже можно было
собрать своих друзей с важных должностей, а недружественных заключенных
удалить или даже устранить. Все это в Освенциме было возможно.