"А.И.Герцен. Елена " - читать интересную книгу автора

- Где же он? - перебила Елена и бросилась к трюмо поправлять волосы.
Князь встал, накинул на Елену шаль и, отворив дверь, сказал громким
голосом: "Иван Сергеевич, пожалуйте сюда". Иван Сергеевич взошел.
- Смотри, смотри невесту, - говорил молодой человек, толкая товарища. -
Что за поэзия в ее взоре, что за небесное выражение в лице! И эта пышная
легкая ткань, едва касаясь ее гибкого стана, делает из нее что-то
воздушное, неземное, отталкивающее всякую нечистую мысль.
- C'est l'Helene de Menelas [Это Елена Менелая (франц.)], - отвечал тот
громко тогдашним языком.
- Боже, какой ангел достается князю!
- Ведь у него, матушка Ирина Васильевна, в Москве-то на даче живет
немка ли, тальянка ли, - говорила старая старуха в нарядном чепце, с
лицом, похожим на кофейник, своей соседке, которой лицо даже и на кофейник
не было похоже, и говорила так громко, что князь, бледный как полотно,
обратился к шаферу и, сам не зная, что говорит, сказал: "Мне дурно".
- Немудрено, такое множество набилось в церковь, духота страшная, -
отвечал шафер, лейб-гвардии Преображенского полка капитан, весь облитый
золотом, тем решительным тоном, которым светский человек объясняет
душевные волнения, а школьный ученый - явления природы, не понимая их
внутреннего смысла.
В знакомом нам будуаре, на том же диване, где пламенная Елена сгорала в
объятиях князя, лежала она в обмороке. Цвет лица ее был не бледен, а был
как мрамор; изредка, минут через двадцать, захлебывалась она, так сказать,
воздухом и потом опять оставалась бездыханна, как труп. У головы ее сидел
знаменитый Фрез в напудренном парике, в шелковых чулках и башмаках с
бриллиантовыми пряжками. В его глазах было больше, нежели мы ждем в глазах
доктора. Он смотрел на нее беспрерывно, замечая малейшие изменения, иногда
подносил к ее носу склянку нашатырного спирта, но, не видя никакого
действия, пожимал плечами. Иван Сергеевич, исполняя, как от души честный
человек, поручение князя, стоял тут же, то щупая, не простыл ли
сельтерский кувшин, завернутый в салфетку и приложенный к ее ногам, чтоб
согреть их, то прикладывая к ее голове полотенце, обмоченное в уксус и
холодную воду. Грудь Елены была раскрыта, и горничная терла ее фланелью.
Какое-то гробовое молчание царило в горнице, только издали доносился
иногда слабый плач ребенка да однозвучный голос убаюкивавшей его няньки.
Это было зимою, но день был ясен и тепел; солнце, усиленное снегом, ярко
проникало зеленую занавесь, и вода журча капала с капителей на каменный
балкон.
Наконец Фрез встал, вынул часы и сказал:
- Странно, очень странно; теперь второй час в исходе, а ей нисколько не
лучше, а я приехал часов в девять. А когда это началось?
- Вчера в четверть десятого, - отвечал Иван Сергеевич, - и продолжалось
всю ночь.
Фрез взял ее руку, которая лежала как какая-нибудь вещь, как
отрубленная ветвь, и, развязав повязку, сказал: "Посмотрите, четыре часа
лежали синапизмы, и даже ни малейшего следа, а ведь уж тут просто
химическое действие".
- Уж, знать, как сердце болит, так где помочь вашим латинским
снадобьям, - бормотала горничная.
- Regardez Fignorance du bas peuple [Вот невежество простонародья