"Юрий Герман. Подполковник медицинской службы" - читать интересную книгу автора

Она всегда пугалась за своих раненых, и Александр Маркович сердился за это
на нее и часто говорил ей, что так нельзя, что она должна держать себя в
руках, что это, в конце концов, война.
- Чего же тут не понимать? Вторичное кровотечение!-- сказал он и пошел
мыть руки. Анжелика побежала перед ним готовить операционную.
К часу ночи он перевязал старшине бедренную артерию, и когда из
операционной его привезли в палату, Александр Маркович сел с ним рядом и
заговорил:
- Теперь все в полном порядке, старик. Еще немного, и вы пойдете
гулять. У вас железные легкие и блиндированное сердце. С вашим здоровьем
человек никогда не умирает. Верочка, приготовьте для этого летающего
Мафусаила кальций. И вам не стыдно, старик? Это, кажется, вы часа два тому
назад просили меня написать прощальное письмо на родину? Смотрите, ему
смешно!
Наконец, когда все затихло, Левин отправился по осклизлым каменным
ступеням вниз, в свою комнату, рядом с прачечной, отдыхать. Здесь круглые
сутки слышался шум воды, глухо и печально пели прачки, скрипел моечный
барабан, а если близко падала бомба, то обязательно лопались трубы и жилье
доктора заливало водою.
Он разулся, вздохнул и сел на койку. Кителя он не снимал: мало ли что
могло случиться со стрелком-радистом.

Дорогая Наталия Федоровна!
Так я к Вам и не приехал. Опять не вышло. И не то чтобы меня не пустили
-- наоборот, очень даже пускали и гнали, но по свойству своего характера --
не смог. Кстати, не помните ли Вы такого ученика Н. И., по фамилии Белых?
Это необыкновенно способный хирург, Н. И. очень его когда-то нахваливал и
водил к вам в дом, где вышеупомянутый Белых, краснея и стесняясь, съедал
огромное количество хлеба, стараясь поменьше мазать маслом. Вспоминаете?
Звали Вы его Петечкой, и нянька, покойница Анастасия Семеновна, всегда его
еще отдельно кормила в кухне гороховым супом, который он страшно любил. Так
вот этот Белых ехал к нам и попал под бомбежку. Подлецы фашисты и бомбили и
обстреливали состав. Белых вытаскивал из вагона какого-то раненого майора,
фашист сверху дал пулеметную очередь, и теперь у нашего Петечки прострелены
кисти обеих рук. Представляете, какое это ужасное несчастье для хирурга. Наш
начсанупр флота приказал круглосуточно дежурить возле него --страшимся мы
психической травмы. Э, да что писать...
Но дело есть дело: Белых, по всей вероятности (об этом был специальный
разговор), удастся эвакуировать в те районы, где командует наш Н. И. Пусть
Н. И. вспомнит своего ученика, отыщет его, и, так сказать, в общем, Вы
понимаете. Учтите еще, что этот сибиряк страшно самолюбив и именно поэтому
не потерпит никакого особого с собой обращения. Я ездил к нему. Он сказал:
"Живем-живем и привыкаем - все Н. И. да Н. И., а ведь Н. И. великий
хирург". Приятно Вам быть женой великого хирурга?
Ох, милая Наталия Федоровна, как быстро летит время. Пишу Вам и
вспоминаю Киев, Н. И., Вас и Виктора, когда он только что родился и у Вас
сделалась грудница. Помните, как мы все трое испугались и позвали фельдшера
Егора Ивановича Опанасенку, а потом я побежал в аптеку и на обратном пути
вывихнул себе ногу. И Ваш муж вместе с Опанасенкой вправили вывих, когда
меня приволокли какие-то добрые киевские дядьки.