"Юрий Герман. Операция "С Новым годом!" (Документальная повесть, про войну)" - читать интересную книгу автора

- Хорошо упитанный, - со вздохом отметил Локотков. - И в ранце у него -
ты обратила внимание, Шанина? - сало копченое, шнапс, курочка поджаренная,
огурчики в бумажке. Аккуратный народ.
Бингоф действительно был хорошо упитанный немец, в сорок втором летом
таких еще сохранилось большинство. И выглядел он, что называется, "справным"
солдатом: сапоги начищены до зеркального блеска, мундирчик подогнан по
фигуре, вся прочая амуниция - с иголочки. Такому бы орать "зиг хайль" и
палить из автомата в белый свет, а он вот оказался в плену и плачет
жалостно, растирая слезы по жирным веснушчатым щекам.
- Ладно, - сказал Иван Егорович, - надоело. Переведи ему, Шанина, что
или по делу говорить будем, или гуманность нашу на после победы оставим. Да
переведи с выражением, а то ты словно стоя спишь.
Инга скрутила себе козью ножку, заправила ее страшным черным табачищем,
выпустила из маленьких ноздрей курносого розового носика два султана кислого
дыма и заговорила на своем прекрасном, классическом немецком языке. Ее речь
была длинной и страшной, такой длинной и страшной, что немец успел вначале
испугаться почти что до полной потери сознания, но потом совершенно пришел в
себя и с предельной ясностью понял, что его жизнь зависит только от него
самого и от его полезности этим двум людям - девчонке с насупленным лобиком
и русскому Ивану, который смотрел в разбитое окошко полусгоревшей избы на
свои русские необозримые поля и леса.
- О да! - воскликнул он патетически, еще не дослушав Ингу. - Да, я буду
говорить все, я много знаю, я имею различные важные сведения...
На околице деревни, которую нынче взяли партизаны, ударили пулеметные
очереди, Иоганн Готлиб Бингоф на мгновение оживился, но тут же сообразил,
что такое освобождение из плена случается только в кино, и заторопился
предстать перед своими собеседниками столь им полезным, чтобы они, если
станут уходить под натиском превосходящих сил противника, не расстреляли
его, а увели живого и здорового с собой для их военной пользы и для его
жизнеспасения хоть на Урал, хоть в Сибирь.
Пулеметы трещать перестали, Инга докурила свою козью ножку, а Локотков
вынул карандаш и немецкий трофейный календарь и стал записывать то, что
рассказывал бывший фельдфебель имперской армии Иоганн Готлиб Бингоф, в
прошлом инструктор подрывного дела в разведывательно-диверсионных школах.
В этот прохладный сентябрьский день сорок второго года начальник
особого отдела партизанской бригады Локотков впервые узнал о немецких
шпионских школах, размещенных в Раквери, в Ассори, в Печках неподалеку от
Псковского озера, услышал имена их начальников и заместителей начальников,
узнал имя своего прямого противника - майора Краусса, узнал, что диверсанты
и разведчики забрасываются в Красную Армию из Пскова непременно через
разведшколу за номером 104, и понял, что именно начальники
разведывательно-диверсионных заведений знают то, что желает знать он,
старший лейтенант Локотков, и что хорошо бы вдруг совершить невиданно
дерзкую, неслыханную операцию: украсть такого начальничка и доставить в
Москву.
От самой мысли о покраже крупного и много знающего эсэсовца Локоткову
стало жарко, он даже обругал себя за подобные нелепые мечтания, но, несмотря
на всю, казалось бы, нелепость мечтаний этого порядка, Иван Егорович не
нашел в себе сил вовсе избавиться от них ни сегодня, ни завтра, ни еще через
изрядное количество времени, беседуя с действительно много знающим