"Игорь Гергенредер. Гримаска под пиковую точку (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

* * *


Они сидели на лавке, он обнимал её.
- У тебя есть вино?
- Там, в кувшине...
Он взял с полки кувшин; по очереди пили из него терпкое домашнее вино.
- Мы нашли друг друга. Сливаясь, мы образуем новую неповторимую
индивидуальность. Я ликую в этом и от этого. - Он повторяет: - Да, именно
это слово - "ликую"! И именно - " в этом"! И - "от этого"! Мы, одно целое,
будем подниматься и подниматься в насла... в познании...
Он поит её вином из горлышка кувшина, пьёт сам.
- Было ли подобное? В романе одного классика есть пара: в разгар
наслаждений оба принимались цинично смеяться над моралью. И тем достигали
особой прелести, возвышая себя... Но это - вне искусства.
А у них, шепчет он, будет несравнимо иначе. Ведь они образуют
художественную индивидуальность... Поцелуи... он умело ласкает её... Сделаем
так. Я буду сзади - мы будем вместе. Я буду медленно любить, ты - рисовать.
Да-да-да-а!.. Ты окончишь рисунок перед нашим... электромгновением...
- Сумасшедший!
- Неужели, - почти кричит он, - ты не видишь, что именно это сказала бы
каждая - каждая! - бабёнка?!
От него исходит вяжущая наэлектризованность. Он взял лист ватмана,
приколол кнопками к лавке. Помогает улечься на лавку ничком, на левый локоть
она обопрётся, в правую руку - грифель. Легонько целует её спину,
пристраивается - трепетно-осторожно нашёл то, что нужно... плавные движения.
- Представь моего Петрония, - говорит он при этом. - Его естество -
собачьи глаза. Глаза Ажана. Нарисуй человека-сенбернара, это и будет
Петроний. А доктор Иониди - человек-рюмка. Нарисуй отечные веки и вместо
туловища - стакан! вот и весь доктор. Это вопль естества. Успей - чтобы он
прозвучал до нашего пика...
Он делает своё дело, она сжимает пальцами грифель. Её ягодицы ощущают
мелкую дрожь его тела. Дрожь эта - злая. Она улавливает в его дыхании едва
различимый сип. Это - злость. Он - над нею, позади - упивается, а она видит
его выходящим из воды: высокая фигура и над сильными плечами - плебейски
карликовая голова, облепленная прядками, как тиной; гладкая, явно знакомая с
кремами кожа... его ванная - шампуни, лаванда и перекись водорода: он же
высветляет ею редеющие волосы, чтобы не так просвечивала кожа. Когда на этой
головке не останется волос, до чего мизерной будет она на таком туловище.
Человек-удавчик.
- Ну... н-ну... успей... - шепчет он уже страстно, сипит и вздрагивает.
Она водит грифелем.
- Человек-сенбернар... человек-рюмка... вопль естества... - его
захватил темп, он выдыхает прерывисто: - Последний штрих - и будет... та
самая гримаска... под пиковую точку...
Сделав, тяжело лёг грудью на её правую лопатку. Смотрит на лист.
Быстро, сдавленно говорит что-то. Она съёжилась. Ругательства. Скверные,
мерзкие... Скакнул в сторону - обернулся, почему-то пригнувшись. Бледное
лицо, глаза - белые, тусклые бляшки. Кое-как натянул одежду. Отброшенная
пинком дверь. И - внезапное облегчение.