"Игорь Гергенредер. Птенчики в окопах ("Комбинации против Хода Истории", #5) (про гражд.войну)" - читать интересную книгу автора

Сколько раз и с каким трепетом я воображал себя и мою мать героями поэмы...
В доме у нас часто звучали выражения: "гражданский долг", "общественные
обязанности". Мать состояла в обществе трезвости и, по очереди с другими
дамами, работала подавальщицей в чайной для народа, где к яичнице
бесплатно предлагали на выбор молоко, квас, клюквенный морс, сбитень и
взвар.
После смерти отца у нас собрались его сестры, причитали: как же мать не
уследила - был состоятельный человек и всё порастратил... Мать сцепила
руки на груди, громко и нервно, не без напыщенности, произнесла:
- Он служил России!



Известие о войне с Германией пришибло нас. Из Германии тянулся наш род, мы
любили Германию, мы видели в ней страну вековой рыцарской славы, страну
знаменитых университетов. Германская живопись будила в нас горделивый
восторг. А как будоражила германская музыка!..
И вдруг Германия оказалась "заклятым, смертельным врагом России", русские
войска перешли её границу. Газеты стали называть германцев "дикими
гуннами".
В первый день войны мой старший брат Павел сказал:
- Меня могут призвать в армию - но я не могу стрелять в немцев!
Когда наши предки переселялись в Россию, русское правительство обещало им,
что ни они, ни их потомки в армию призываться не будут. Впоследствии это
условие отменили. Немцев не спрашивали, согласны они или нет, и поэтому мы
не считали себя обязанными драться против Германии. Тем более мы были
убеждены, что Россия могла не вступать в эту войну.
Павел поступил вот как: он пошёл в армию добровольцем, но попросил военное
начальство послать его на Кавказский фронт воевать с турками. Начальство
поняло его и просьбу удовлетворило.



Отречение императора обрадовало нас - мы считали его виновником войны с
Германией.
И вообще мы были республиканцами. Мой другой старший брат студент Владимир
(он с детства носил прозвище Вильгельм Телль) так здорово разъяснял свой
идеал - "свободу швейцарского образца"! Он обожал доказывать, что Россия
может прийти к благоденствию "только через самоуправление по-швейцарски".
О большевицком перевороте Владимир выразился: "Это вынужденное предприятие
германской разведки и дельно мыслящих русских реалистов" (конечно, он имел
в виду не учащихся реальных училищ).
После заключения Брестского мира домой вернулся Павка - в малиновых, с
двумя звёздочками, погонах подпоручика. Мы узнали от него, что большевики
- не такие уж друзья Германии и что от них "мерзковато разит фанатизмом
новой хлыстовщины". У Павки оказались какие-то друзья в Москве, от них он
получал вести, что там тайно создан антибольшевицкий Правый центр, который
видит освобождение России от красных в дружбе с Германией. Павел горячо
повторял, какое это "отрезвление, какое хорошее дело!" И "хорошо то, что
во главе - травленый волк Гурко*".