5 Наблюдательный полицейский

— Вот эта комната, — сказал Джем Конноли, — в ней ничего не изменилось. Никогда не угадаешь, что потребуется вам — гениям из Скотланд-Ярда. Мы живем в постоянном страхе и трепете перед вами.

— Так и следует, — невозмутимо согласился Роджер. Своей деловитостью и довольно тяжеловесным юмором Конноли ему здорово помог. Он был человеком неподходящей наружности для старшего полицейского офицера, хотя бы благодаря своему невысокому росту. Сорок лет назад его с большим трудом приняли в полицию именно по этой причине. Годы согнули и плечи, и спину, так что теперь Конноли положительно был низеньким. Роджер был на целую голову выше, в нем было более шести футов. Массивный и быстрый. Солнечный луч, проникающий через открытую дверь дома на пустоши, играл на его светлых волнистых волосах.

Снаружи находилось несколько участковых работников. Основное было уже сделано, измерения, фотографии, проверка отпечатков пальцев, поиски улик. Снаружи дом представлял уродливое сооружение позднего викторианского стиля с красными кирпичными стенами и остроконечной башенкой с высокой черепичной крышей, которая сильно смахивала на колокольню. Внутри холл и комнаты были вполне пропорциональными и, хотя меблировка явно обветшала, общее впечатление было импозантным.

Конноли провел Веста в комнату напротив, не слишком большую, однако больше любой комнаты в доме самого Веста в Челси. Сейчас размеры комнаты едва ли привлекали внимание, потому что в глаза бросилось хаотическое состояние. Весь пол был усеян обрывками бумаги, в камине виднелась груда сожженных документов, — черные, ломкие, блестящие, причем сразу же можно было сказать, что в основном это газеты. Большой книжный шкаф красного дерева, стоявший по одной стене, был раскрыт нараспашку. С нижних полок его были вытащены почти все бумаги, так что внутри практически ничего не осталось. Две или три большие книги валялись на полу, а все страницы из них были повыдерганы.

— Можно не сомневаться, — сказал Конноли, — что что-то он искал.

— Кто он ?

— Красавчик, не станешь же ты меня уверять, что это дело рук женщины?

— Мне просто хотелось уточнить, — сухо ответил Роджер, — какие-нибудь фотографии готовы, Джем?

— Сейчас прислали с нарочным.

— Прекрасно.

Чартворд был позабыт, впрочем, как и все остальное, помимо предстоящего расследования. Налицо было почти идеальное преступление с точки зрения его показательности: развороченная комната, порванные книги, сожженные бумаги, раскрытые шкафы и выдвинутые ящики, а на полу, как раз перед бюро, около стула скрюченная фигура женщины. Роджер занялся ею.

— Значит, она крупная?

— Пять футов, девять дюймов, более пяти пудов.

— Как она себя чувствует?

— Все еще без сознания.

— Шансы?

— Она ничего не говорит. Около нее дежурит муж.

— Где он был вчера вечером?

— Уезжал на собрание. Они одни из самых активных общественных деятелей в Лигейте. Между нами, Красавчик, — Конноли заговорил с жаром, — мне нравится эта пара и, пожалуй, я даже предпочитаю старого доктора Китта его супруге. Но чуть-чуть! Она вечно кричит о том, что полиция преследует водителей, но у нее в одном мизинце больше настоящей человеческой доброты, чем у большинства людей во всем их существе. Верно, она поднимает много напрасного шума по пустякам, но одновременно творит добро. Она является организатором почти всех молодежных мероприятий местного клуба, домов для престарелых, посещения больных… Одним словом, мисс Китт и общественное благосостояние — синонимы в нашей местности, и поэтому никто не обращает внимания, когда она поднимает вопль об ограничениях, или, как она выражается, «ущемлениях прав мотористов». Правда, это у нее своего рода пунктик, — усмехнулся Конноли, плутовато подмигнув, — но это не самое страшное. Сама она водит развалюху-«Остина» и вечно оставляет его там, где это строго воспрещается.

Роджер принялся за осмотр бюро.

На нем стояла фотография молодой женщины со свежим привлекательным личиком, веселыми глазами и умным, слегка насмешливым, изгибом губ. На такое лицо против воли посмотришь во второй раз.

— Кто такая?

— Племянница мисс Китт, ее единственная близкая родственница. Эйкерс, Джун Эйкерс.

— Странно, что этот тип не разбил портрет, — заметил Роджер, — на каком собрании был доктор Китт?

— В местном городском зале. Понимаете, сейчас идет кампания протеста против сноса ряда старых зданий по другую сторону вересковой пустоши. Они в антисанитарном состоянии, не у места, но хозяева и жильцы подняли вой. Доктор Китт был председателем на собрании, которое продолжалось с восьми часов до одиннадцати. После этого он отправился с некотороми друзьями выпить по чашке кофе. Его жену нашли около десяти тридцати.

— Каким образом?

— Я натаскиваю своих полицейских.

Роджер подмигнул. Разговаривая, он одновременно внимательно все разглядывал. Книги из бюро, некоторые из них раскрытые, не были тронуты, но около самой стены лежала груда старых газет, напоминая детские шалаши из сучьев. Похоже, что громила собирался уничтожить их все, но остановился на полпути. Некоторые газеты были разорваны на мелкие клочки. Кстати, те большие книги, от которых остались одни переплеты, тоже когда-то состояли из газетных вырезок.

«…и данный полицейский, по имени Пай, почувствовал запах гари и решил, что ему нужно войти и проверить, — продолжал Конноли, — объяснил, что подумал, будто загорелась сажа в трубе, но тут на него упало несколько кусочков обгорелой бумаги, когда он проезжал мимо на велосипеде, поэтому-то он и захотел лично удостовериться. Он заглянул в окно, занавески были сдвинуты неплотно, и он увидел ее…»

— Имеются ли данные, через сколько времени это было после того, как на нее напали?

— Да, пожалуй, — сказал Конноли, — советник Виллербай готов присягнуть, что он разговаривал с ней по телефону минут двадцать, от девяти пяти до 9.25. Они вроде бы поспорили о каких-то делах совета и их беседа так затянулась, что он пропустил начало передачи вечерних известий. Он — болельщик новостей для дома, да и свои часы ежедневно вечером проверяет по большому Бену.

Учитывая, что спорный вопрос касался проекта новых правил стоянки частных машин и, зная пристрастие миссис Китт к водителям, можно понять, почему так затянулся их телефонный разговор.

Да и у советника тоже характер не ангельский, они оба горячились. Но Виллербай живет на другом краю пустоши и его пятеро детей и супруга могут показать под присягой, что он вечером никуда не выходил.

— В чем заключались споры?

— Все нужды Лигейта с успехом разрешили бы человек двадцать пять солидных филантропов, причем это вполне реально. Миссис Китт была против траты муниципальных денег. По правде сказать, Красавчик, миссис Китт тут совершенно права. Впрочем, она вообще редко ошибается.

— Вижу, что ты вправду ее любишь? — с улыбкой сказал Роджер.

— Если только она умрет, Лигейтская полиция будет переживать, как если бы погиб один из ее собственных сотрудников, можешь поверить мне на слово.

Роджер снова ухмыльнулся.

— Ясно, Джем Конноли. Ты не знаешь, ничего не украли?

— Около двадцати фунтов из шкатулки на бюро, — Конноли указал на ящичек из зеленого материала, валяющийся подле камина, — она была взломана.

— Отпечатки?

— Ничего не найдено.

— Как он попал в дом?

— Не уверен, может быть, через окно над портиком. А может быть, она и сама его впустила.

— Не знаете, больше ничего не пропало, — драгоценности, что-нибудь в этом роде?

— У нее не было ничего особо ценного. Практически они были бедняки. Постепенно им пришлось продавать фамильные вещи, чтобы не умереть с голоду. Однако, они до сих пор остаются крупнейшими подписчиками на все местные благотворительные мероприятия.

— Короче говоря, мотив неизвестен, — согласился Конноли. — Разумеется, меня тоже все это поразило. Я понимаю, что парень мог бы сделать подобный погром в комнате в поисках денег, но какого черта ему понадобилось сжигать газеты? Ума не приложу, а вы?

— Ничего не понимаю, — ответил Роджер. — Знаешь, Джем, поручика эти обгорелые бумаги нам. Я вызову ребят из Ярда, пусть они над ними поколдуют. Скажи, этим телефоном можно воспользоваться?

Когда Конноли сказал «да», Роджер набрал номер Белого дома 1212 и переговорил с Кортландом, который обещал прислать работника технического отдела и специалиста по бумаге.

— Благодарю, — сказал Роджер. Он еще раз обшарил комнату глазами, потом взял карандашный набросок положения упавшей женщины. Голова у него была наклонена к одному плечу, мысли полностью заняты разбираемой проблемой. — Где были самые серьезные увечья?

Конноли ответил очень медленно:

— Трудно сказать. Она зверски избита — задняя часть головы, виски, лоб и верхняя половина лица. Похоже, что парень впал в неистовство. Но есть еще один любопытный момент. Скажите, вы когда-нибудь строите гипотезы или ждете, чтобы вам все стало ясно?

— Если ее так жестоко избили, почему же она осталась жива? — спросил Роджер, потянувшись за медицинским свидетельством. — Ага, большинство увечий поверхностные, кровоподтеки, но ни одного повреждения черепа, кроме, кажется, одной трещины. Отчасти это объясняется орудием избиения, не так ли? Похоже на велосипедную цепь, верно?

— Правильно, — сказал Конноли, — у нее на щеках ясно видны следы отдельных звеньев. Он бил ее по голове, как настоящий дикарь, а когда она потеряла сознание, повел себя, как сумасшедший, и учинил весь этот развал.

— Избави меня бог от гаданий на кофейной гуще, но кто-то сильно не любил ее, потому что это не было сделано только из корыстных целей. Если, конечно, — добавил Роджер, заметив огонек в глазах Конноли, — какой-то хитрец не явился сюда для ограбления, а постарался придать делу вид личной мести.

Конноли промолчал.

— А что в отношении остальных помещений?

— Ничего не тронуто, — ответил Конноли, — но давай сходим, посмотрим.

Он пошел вперед. Двадцать минут были посвящены тщательному осмотру всего дома. Они остановились у слухового окна и разглядели следы изнутри и снаружи, где, как правильно говорил Конноли, виднелись царапины на кирпичах и пилястрах, поддерживающих навес. Они говорили о том, что кто-то влез наверх. Однако они не обнаружили ничего такого, что можно было бы назвать «вещественными доказательствами».

— У Киттов имеется пара приходящих работниц, одна из них — старая служанка, вторая — сравнительно новая, — продолжал Конноли, — я сам разговаривал с ними сегодня утром, но ничего путного не узнал. Нажимал на то, что миссис Китт должен кто-то ненавидеть, чтобы с ней так поступить, но они ответили то же самое, что и я: у миссис Китт нет ни одного врага в целом мире. Конечно, насколько это нам известно, — сухо добавил Конноли. — Что ж, придется охотиться на тайных врагов, Красавчик?

— Давай возвратимся в ту комнату, где на нее напали, — сказал Роджер. — Когда они отправились, он добавил: — Боюсь, Джем, у меня плохие новости для тебя.

— Ты не должен мне их говорить. Давай, займемся этими газетными вырезками, сложим то, что возможно. Поможем твоим Ярдовским ребятам восстановить золу в подзольнике и, даст бог, они сумеют обнаружить хоть какие-нибудь улики. Да, нам надо искать человека, который до глубины души ненавидит миссис Китт, а ведь это может быть человек, которого она помогла упрятать в тюрьму, не правда ли, Красавчик?

— Если бы ты был несколькими годами моложе, ты мог бы пойти работать инспектором в Ярд. Справился бы! Ну, что-же, примемся за дело.

— На это уйдет порядочно времени.

— Мы можем попросить прислать парней из Ярда.

— Не стоит тебе заниматься такой черной работой, ты должен держать фасон, — насмешливо сказал Конноли. Он стоял и снова оглядывал картину погрома. Затем заметил, что мимо окна прошел молодой полицейский, и у него просветлело лицо. — Вот Пай с фотографиями. Наблюдательный малый. Мне будет интересно позднее узнать твое мнение о нем.

Роджер рассеянно протянул «э-э», согнувшись почти вдвое, чтобы прочесть что-то в газете. Очевидно, что там были напечатаны некоторые «шедевры» из выступлений мирового судьи миссис Китт. Видимо, она сама собирала газеты, вырезала из них статьи, а затем подбирала в книги. Один подзаголовок и привлек внимание Роджера. В этот момент, некстати для него, донесся голос Конноли:

— Могу поспорить, что ты не слышал ни одного слова?

— Прошу прощения, — сказал Роджер, поднимая газету. Она была порезана в нескольких местах, но эта статейка оказалась цела… — Ты веришь в совпадения, Джем, — несколько месяцев назад была сбита машиной женщина. Она умерла. Мы этого негодяя так и не поймали. Некая мисс Брэй. А вот слова миссис Китт по тому делу, где мисс Брэй выступала в качестве свидетельницы. Четыре года назад.

«Автомобилиста нельзя винить», — гласил заголовок. Суть дела сводилась к тому, что некто Бенджамин Фарилей Канлиф обвинялся в неосторожной езде. Лигейтский суд приговорил его к уплате штрафа. Несчастный случай произошел в Лигейте на Коннон-стрит рано утром, 17-го мая. Под машину попала миссис Эвелин Роули. В тяжелом состоянии она все еще находится в больнице.

Мистер Роули, старший фармацевт Лигейтского отделения фирмы Смартов, не предъявлял претензий.

Позднее миссис Китт, М.С, председательствующая на суде, сказала, что водителя нельзя винить. Во всем виновата одна несчастная женщина. Независимо от того, как бы нам ее ни было жалко, мы не можем сентиментальничать в отношении подобных фактов, говорила миссис Китт.

— В той шумихе, которая привела к суду, виновен, в основном, преподобный Питер Вейт. Миссис Роули в мае ждала ребенка. Вследствие несчастного случая он родился мертвым.

Мистер Артур Роули, муж, давал показания истеричным голосом, было ясно, что он не может оправиться от удара. Он рассказал, что его жена была счастлива в ожидании ребенка, никаких неприятностей у нее не было.

— Миссис Китт говорит без обиняков, — заметил Роджер. — Великолепно помню, что я сам говорил тебе только об этом, только что… А также о том… что Пай пришел сюда со всеми фотографиями и что тебе хотелось бы услышать мое мнение об этом парне.

— Ага, значит, ты умеешь не спать во сне?

— Только у меня никогда нет времени на сон, — засмеялся Роджер, — прежде чем повидаться с ним, скажи-ка мне, этого преподобного Вейта, не называют ли пастором Питером?

— Да, он когда-то был миссионером. В своих поступках он исходит из самых лучших намерений, но, как правило, доставляет кучу неприятностей. Мир полон чокнутых…

— Ему не по душе цифры дорожных катастроф и их жертв, — сухо сказал Роджер. — А что произошло с пострадавшей, с этой миссис Роули?

— Кошмарная история, — ответил Конноли. — Она была парализована, не могла ни говорить, ни двигаться. Живой мертвец. В конце концов умерла, примерно, через год после несчастного случая. Впрочем, это не имело влияния на решение суда. Она вышла из автобуса, не посмотрев, куда идет. Если бы ты спросил мое мнение, то пешеходы представляют не меньшую угрозу для дорожных катастроф, чем водители.

— Мы можем позднее поговорить на эту тему, а сейчас уж лучше пригласить Пая.

Конноли тут же повысил голос:

— Входите, констебль.

Полицейский констебль Пай был почти полицейским из учебника, у него не требовалось проверять необходимый рост, он был выше пяти футов восьми дюймов, высоченный, широкоплечий детина, отнюдь не толстый и не обрюзгший, с умными серыми глазами на продолговатом лице, с квадратной челюстью. Чувствовалось, что этот парень всегда начеку.

— У меня фотографии миссис Китт, сэр.

— Благодарю, — Конноли взял снимки. — Это старший инспектор Вест из Ярда.

— Горд познакомиться с вами, сэр.

У Пая был приятный голос и открытый взгляд.

— Рад вас видеть, Пай. Как я понял, вы первый обнаружили то, что здесь произошло?

— Да, сэр.

— Расскажите мне по порядку, хорошо?

Пай взглянул на старшего офицера.

— Да, сэр, но я уже…

— Повторение мне не повредит, — усмехнулся Конноли, — но постарайтесь не искажать фактов.

— Не имею такой привычки, — ответил Пай, явно обидевшись. Он с каким-то вызовом посмотрел Роджеру в глаза и у того мелькнуло в голове, что с таким видом выступают свидетели в муниципалитете. Но Пай толково рассказал про запах дыма и все свои действия, что он предпринял потом, не тратя лишних слов на «лирические отступления».

— Совершенно ясно, благодарю, — сказал Роджер. — Не забудьте, что мне нужна копия вашего донесения в письменном виде.

— Понятно, сэр.

— Прекрасно. У вас все?

— Ничего такого, что было бы связано непосредственно с данным делом, всего лишь незначительная деталь.

— Слушаю вас.

— Немного раньше, вечером, когда я объезжал на велосипеде свой участок, поскольку он очень большой, я заметил человека, который вышел из-за угла поблизости от дома миссис Китт. Он сел в машину, стоявшую недалеко, и уехал. Я не мог понять, зачем ему понадобилось оставлять машину за углом, ведь ее можно было поставить в любом месте. Не стану утверждать, что в тот момент мне это показалось подозрительным, но я обратил внимание на это. Потом, когда я подъехал к другой стороне здания, до меня донесся запах гари. Ветер дул в мою сторону. Однако, сперва я не стал ничего предпринимать и продолжал свой дозорный объезд. Но потом возвратился назад. На этот раз на меня упало несколько кусочков обгоревшей бумаги, и вот здесь я решил проверить дом.

— Какой марки была машина? — спросил Роджер.

— Темный «Остин-Изо», сэр, модель прошлого года.

— Уверены?

— Да, сэр.

— Регистрационный номер?

— Необычный, сэр. Л-573-ПР, — Пай ответил отрывисто и деловито. — Мне никогда до этого не приходилось видеть номера с буквенными индексами, разделенными таким образом. — По-видимому, из-за этого я так хорошо и запомнил этот номер. Я проверил, сэр, это новая серия.

— Да, мы тоже проверим этот номер, — сказал Роджер, делая пометку в блокноте, — и если бы все во время дозорных обходов держали глаза открытыми и тренировали память, как это делаете вы, нам жилось бы намного легче. Спасибо, Пай. Вы знали миссис Китт?

— Очень хорошо, сэр.

— Она вам нравилась?

— Поразительная леди, сэр. Если она умрет… — Пай резко замолчал. — Есть ли какое-нибудь известие о ее здоровье, сэр?

Роджер теперь был связан с двумя больницами. Через полчаса он позвонил в обе и получил один и тот же ответ: «Без перемен».

Но перемены к худшему были во взаимоотношениях между Чарльзом и Розмари Джексонами.