"Пожнешь бурю" - читать интересную книгу автора (Марш Эллен Таннер)

Глава 3

– Ну-ка давай поднимайся!

Слова доносились до Мереуин словно издалека, и она не желала приходить в сознание, предпочитая небытие, так долго державшее ее в плену.

– Давай, девка!

Кто-то грубо тряс ее и нетерпеливо кричал, а она пыталась отгородиться от этого крика, надеялась ускользнуть, зарывшись в сладостную мягкость подушки. Кто это встал над ней, Алекс или Малькольм, недовольно гадала она, и что им от нее надо поздней ночью?

– Ну, вставай, просыпайся!

Рука еще сильнее затрясла ее, и она вдруг осознала, что прижимается лицом не к гладкому, пахнущему чистотой атласному белью своей постели в Кернлахе, а к чему-то жесткому, вроде соломы. От нее шел такой затхлый запах, что девушка сморщила маленький носик, чихнула и сразу проснулась.

– Вовремя, бездельница ты этакая, – проговорил сверху незнакомый и недружелюбный голос.

Мереуин быстро перевернулась, села и тут же схватилась руками за голову, накрытая волной слабости и дурноты.

Пульсирующая боль усилилась, когда она открыла глаза и увидела стоящего перед ней бородатого незнакомца с фонарем в руках и сердито насупленными густыми бровями. Колеблющийся свет освещал лишь небольшое пространство, не позволяя определить размеры странного пещерообразного помещения, где она находилась, но девушка слышала стоны, боязливое перешептывание и незнакомый звук поскрипывающей оснастки.

– Где я? – неуверенно произнесла она, напрягая голос. – Опять в тюрьме?

– Может, и так, – последовал отрывистый, сопровождаемый смешком ответ. – Давай-ка вставай, капитан не любит, когда его заставляют ждать.

– Капитан? – Мереуин была ошарашена, как никогда в жизни, перед глазами все закружилось, и она почувствовала себя совсем плохо.

– Точно так, капитан. Пошли!

Волосатая рука вцепилась в плечо и поставила ее на ноги. Мереуин споткнулась и упала на мощную грудь. Мужчина захохотал, дыхнув ей в лицо гнилью. Она с отвращением отшатнулась и встала, уставившись на него, сжав маленькие кулачки.

– Оставьте меня в покое!

Бородатый матрос оскалил зубы в плотоядной ухмылке и оценивающе оглядел ее, поднеся фонарь так близко к лицу девушки, что она ощутила исходящий от него жар.

– Огневая девчонка! Может, сам капитан на тебя, польстится? Ну, пошли, вперед!

Мереуин осталась на месте, обхватив руками плечи и дрожа всем телом. Кто этот бородач с гнилыми зубами, чего, ему надо и куда, ради всего святого, привел ее Эдмунд Ансворт? Здравый смысл подсказывал ей, что она не в тюрьме и, кроме того, не на твердой земле. Теперь, когда головокружение прекратилось, она поняла, что все вокруг продолжает покачиваться, а стоящий перед ней омерзительный тип, от которого несло так, словно он много недель не мылся, упоминает о капитане. Значит, она на корабле! Боже милостивый, если так, куда ее везут?

– Ты идешь или нет? – грубо бросил матрос, потеряв, наконец, терпение. Не дожидаясь ответа, цапнул огромной рукой худенькое плечико, поволок ее к трапу и вытолкнул в люк так бесцеремонно, словно швырял в овин мешок овса.

Через секунду Мереуин очутилась на палубе, щурясь от яркого дневного света, наполовину ослепнув от солнца, отражавшегося в глубоких зеленых водах, которые простирались вокруг, услышала высоко над головой похлопывание натянутого крепким бризом холста и почувствовала в воздухе привкус соли. Палуба под ногами чуть накренилась, она пошатнулась, охваченная слабостью, и не сопротивлялась, пока матрос волок ее по надраенной палубе, а потом по узкому коридору, который упирался в закрытую дверь.

– Я доставил девчонку, – объявил он, стукнув костяшками волосатых пальцев в крепкую деревянную створку.

– Давай сюда, – донесся с другой стороны небрежный ответ.

Мереуин, получив толчок в спину, оказалась в неожиданно просторной каюте. За столом, установленным между иллюминаторами в полированных деревянных рамах, сидел мужчина в батистовой рубашке с открытым воротом и разглядывал ее прищуренными глазами орехового цвета. У него были коротко остриженные темные волосы, тонкие губы блестели от жира, и он утер их льняной салфеткой.

Мереуин обо всем забыла, впившись глазами в огромное блюдо, стоявшее на столе перед капитаном. На блюде лежала жирная жареная курица, обложенная овощами и издающая соблазнительнейший аромат. Все прочее отошло на задний план, она ощущала лишь гложущий голод, смутно припоминая, что ничего не ела с того дня, когда приехала в Глазго. Когда это было? Два дня назад? Три? Или больше?

– Желаете что-нибудь съесть, мисс Макэйлис?

Она вздрогнула при этом вопросе, взглянув на мужчину широко раскрытыми синими глазами:

– Вы меня знаете?

Тонкие губы разошлись в самодовольной улыбке:

– Да, в некотором роде. – И мужчина сурово бросил торчащему в дверях бородатому матросу: – Это все, Барроуз.

Мереуин даже не слышала, как за что-то пробурчавшим матросом захлопнулась дверь, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями и побороть чувство голода, которое нарастало, заглушая все мысли.

– Что я здесь делаю? – спросила Мереуин, заставляя себя отвести взгляд от дымящегося блюда.

– Все в свое время, – последовал беспечный ответ. – Сначала вам надо подкрепиться.

Затаив дыхание, она ждала, пока он отламывал ножку, отрезал добрый кусок грудки и наливал в чистый бокал вино из стоявшей под рукой бутылки.

– Сядьте, – приказал мужчина, протягивая ей тарелку и указывая на огромный сундук напротив койки, куда она, ничего не ответив, уселась, уже впившись крепкими зубками в кусок сочного мяса.

Хотя Мереуин изо всех сил старалась не набрасываться на еду, как голодная волчица, но ничего не могла с собой поделать, и капитан Кинкейд усмехался про себя, наблюдая за изголодавшейся девушкой, с одобрением рассматривая порозовевшие щеки и большие синие глаза, в глубине которых отражался льющийся из иллюминаторов за его спиной солнечный свет, зажигая в их глубине золотые искры. Густые черные ресницы делали их еще больше.

Да, цена, в самом деле, должна быть достойной, подумал капитан Кинкейд, не в силах сдержать свою радость, и решил присмотреть, чтобы девушку хорошо кормили, иначе она может потерять товарный вид.

– Еще вина? – любезно предложил он, видя, что бокал опустел.

– Нет, спасибо, – ответила она с мягким горским акцентом.

Теперь, когда из ее глаз ушло страдальческое выражение смертельно голодного человека, он заметил в них подозрительность и нарастающее опасение.

Кинкейд отломил себе другую ножку и предложил ей пирожок, который она также отвергла.

– Наелись, я вижу, – заметил он, кладя пирожок обратно на блюдо. – Теперь можно и поговорить.

– Я хотела бы знать, где нахожусь, кто вы такой и куда вы меня везете, – немедленно начала Мереуин, пытаясь говорить спокойно, хотя губы ее дрожали.

– Прошу вас, прошу вас, мисс Макэйлис, – взмолился он, воздев руки, – не все сразу. Я Льюис Кинкейд, капитан «Горянки», а направляемся мы в Уилмингтон, в Северную Каролину.

– Вы хотите сказать, в колонии? – прошептала девушка, и румянец, появившийся на ее щеках от выпитого вина, слинял до белизны.

– Разумеется, Вы разве знаете еще какую-нибудь Северную Каролину?

– Но я не понимаю, – запротестовала она, – и потемневшие раскосые глаза подсказали ему, какое смятение охватило ее душу. – Зачем вы везете меня туда? И кто вы такой?

– Я уже сказал, кто я такой, – с улыбкой напомнил он. – «Горянка» – торговое судно. Мы занимаемся экспортом из Нового Света товаров: сахара, патоки, табака, рома – всего, что можно найти и загрузить в наши трюмы. На обратном пути из Англии везем пассажиров, главным образом набранных по контракту работников. Вам известно, кто это такие?

– Не совсем, – в замешательстве пробормотала Мереуин, растирая ноющие виски. – Они, собственно, ничем не лучше рабов… Люди, имеющие долги или попавшие в тюрьму, которые не в состоянии обрести свободу иначе, как дав письменное согласие отработать какой-то срок на купившего их хозяина.

– Великолепное объяснение для того, кому это не совсем известно, – похвалил капитан Кинкейд, поднимая бокал, словно провозглашал тост в ее честь.

– А при чем тут я?

– Дорогая моя мисс Макэйлис, вы сами ответили на свой вопрос.

– Я н-не понимаю…

– Да бросьте, вы же такая умная девушка! Подумайте минутку.

Он улыбнулся, глядя в недоумевающие синие глаза, в которых постепенно появлялось понимание.

– Но ведь вы, разумеется, не хотите сказать, что я… что вы собираетесь продать меня в колонии! Как… я не подписывала никаких контрактов!

– Еще подумайте, мисс Макэйлис.

– Не подписывала, – повторила Мереуин, и страх уступил место гневу. – Вы совершили чудовищную ошибку, сэр, и я требую немедленно доставить меня назад в Глазго!

На капитана Кинкейда эта вспышка, похоже, не произвела впечатления.

– Вы уверены, что в недавнем прошлом ничего не подписывали?

Мереуин лихорадочно принялась вспоминать жуткие часы, проведенные в мерзкой тюремной камере, хотя воспоминания были не совсем четкими.

– Ну конечно же, нет, – раздраженно сказала она. – Кроме бумаг мистера Аксворта… документов об освобождении… он сказал, это простая формальность… – Она вдруг замолчала, юное личико стало пепельно-серым. – В-вы обманули меня!

Капитан Кинкейд одобрительно улыбнулся:

– Рад, что вы додумались самостоятельно.

– Но… – начала было Мереуин, потом закрыла глаза, надеясь, что все исчезнет и она очнется от жуткого кошмара. Однако, когда скова их открыла, увидела просторную каюту капитана Кинкейда, где пол чуть покачивался под ногами, как от головокружения, так и от движения судна.

– Потрясение скоро пройдет, – сообщил капитан как нечто само собой разумеющееся. – Не бойтесь, мисс Макэйлис. Заверяю, что с вами будут хорошо обращаться.

– Вы неописуемое чудовище! – обрушилась на него Мереуин, словно внутри нее кто-то внезапно спустил курок. – Я еще увижу, как вас повесят в Глазго вместе со всеми приспешниками! Вы расплатитесь и за это, и за прочие преступления! Не сомневаюсь, вы их немало совершили за свою блестящую карьеру работорговца!

Капитан сидел совершенно неподвижно, пока она говорила, его тонкие губы были плотно сжаты, желтые глаза прищурены, на лице застыло неприятное выражение.

– Лучше бы вам подумать, прежде чем так со мной разговаривать, мисс Макэйлис. В данный момент вы в моей власти, и я волен поступить с вами, как пожелаю.

– Рассчитываете запугать меня? – отважно выкрикнула Мереуин. Щеки ее полыхали лихорадочным румянцем. – Как только прибудем в Уилмингтон, я обращусь к властям, расскажу, кто я такая и что вы со мной сделали, и тогда, сэр, тогда…

– И тогда вас продадут с торгов, как обыкновенную породистую свинью, – ласковым голосом заключил капитан Кинкейд, оборвав ее гневную тираду. – Такова судьба всех завербованных по контракту после прибытия на место. Никто не поверит вашей истории, мисс Макэйлис. До тех пор, пока в моих руках вот это. – Он поднял сложенные бумаги, в которых она признала подписанные в тюрьме документы, и плавно помахал ими в воздухе. Девушка не сводила с них глаз, пока они проплывали туда-сюда перед ее бледным лицом, капитан улыбнулся и положил документы на стол.

– Я скажу, что меня обманом вынудили их подписать, – слабо проговорила Мереуин.

Он беззаботно развел руками:

– Очень жаль, моя дорогая, но, поставив на этих бумагах подпись, вы пропали, совсем пропали!

Слова его прозвучали в ушах Мереуин похоронным звоном, и она вступила в борьбу с усиливающимся отчаянием, которое угрожало ее одолеть.

– Когда придем в гавань, вы получите свой экземпляр, – добавил капитан как ни в чем не бывало, допивая вино из бокала. – Другой останется у меня, и я передам его вашему новому владельцу.

Пухлые губы Мереуин задрожали. Она никогда никому не будет принадлежать, никогда! Прежде чем «Горянка» придет в гавань Уилмингтона, она должна завладеть этими бумагами, чего бы это ни стоило!

– Все в порядке, капитан?

Оглянувшись, Мереуин увидела Барроуза, который заглядывал в приоткрытую дверь, с любопытством глядя на нее из-под кустистых бровей.

– В полнейшем, – . спокойно ответил капитан Кинкейд, – и теперь, раз уж ты здесь, можешь проводить мисс Макэйлис обратно в ее апартаменты. – От улыбки Кинкейда девушка содрогнулась. – Мы еще побеседуем, моя дорогая.

Барроуз, едва дождавшись, пока люк полностью откроется, пихнул туда свою юную пленницу, которая неуклюже рухнула на дно трюма. Мереуин на четвереньках заползла на солому в самый темный угол, закрыла лицо руками и дала волю жгучим слезам, жалобно всхлипывая от страха перед тем, что сулило ей будущее. Она оказалась в руках сумасшедшего и знала, что без удостоверяющих личность документов не имеет ни малейшего шанса вновь обрести свободу.

В последующие дни пассажирам «Горянки» разрешили некоторое время проводить на палубе, если позволяла погода. Хотя в начале весны в Северной Атлантике обычно бушевали штормы, «Горянка» на удивление редко попадала в полосу непогоды. Ведущий в трюм люк частенько открывался, и находившиеся внизу люди получали возможность глотнуть свежего воздуха.

Мереуин поражалась количеству несчастных, появлявшихся из темноты трюма, испытывая немалое сострадание к изможденным существам в отрепьях, с исхудавшими лицами, с пустыми, лишенными надежды глазами. Многие из них разговаривали с сильным акцентом, присущим уроженцам Шотландской низменности, но несколько раз она улавливала знакомую и любимую картавость горской речи и даже гэльскую речь.[14] Однако, когда девушка пробовала заговорить с этими людьми, ее встречало либо каменное молчание, либо, хуже того, откровенный страх.

Скоро она отказалась от всяких попыток контакта и проводила благословенные часы под холодным солнцем, кружа по палубе, чтобы размять затекшее тело, боясь ослабеть, поскольку знала, как только «Горянка» придет в колонии, для борьбы с похитителями ей понадобятся все силы. Мысль завладеть подписанным ею контрактом и уничтожить его никогда не покидала Мереуин, она твердо решила, что увидит, как отвратительный капитан со своей воровской шайкой предстанет перед судом.

Она не сомневалась, что оказалась всего лишь одной из множества страдальцев, которых везут в колонии против их воли, и бессильная ярость закипала в ее сердце при мысли о богатстве, нажитом Льюисом Кинкейдом на людском горе.

Вскоре жестокий шторм надолго загнал пассажиров в трюм. Не имея возможности следить за чередованием дней и ночей в своей неизменно сумрачной тюрьме, Мереуин страстно жаждала выбраться наверх. В тесном, темном помещении с застоявшимся вонючим воздухом постоянно звучали, стоны, больных, и сама она была измучена ужасной качкой.

Множество крыс постоянно шныряло в соломе в поисках еды, и Мереуин приходилось не только приноравливаться к броскам качавшегося на гигантских волнах судна, но и следить за наглыми и противными тварями, которые могли лишить ее скудных запасов – черствых пресных лепешек. Она экономила еду на тот на случай, если шторм надолго удержит их внизу и надо будет утолять голод.

Ветер выл, налетая на крепкий корпус судна, гром грохотал над головой с невероятной силой. Мереуин, пнув ногой мерзкое мохнатое существо, почувствовала, что силы ее на исходе, и решимость все вытерпеть сменилась полным отчаянием. Сидя на сырой, кишащей крысами соломе, слушая стоны и крики товарищей по несчастью, она с трудом верила, что жила когда-то в таком милом и прекрасном месте, как замок Кернлах. Даже суровое лицо Александра и мальчишеская физиономия Малькольма затуманились в ее памяти, и девушка поняла, что начинает испытывать желание пойти ко дну вместе с «Горянкой», положив тем самым конец этому адскому существованию.

Внезапно разозлившись, Мереуин спросила себя – что за бред? В конце концов, она Макэйлис, а у бесстрашного клана Макэйлисов есть гэльский девиз, звучащий в переводе, примерно так; «Не сдавайся даже мертвый». Стало быть, твердила она себе, изо всех сил пытаясь не падать духом, желание погибнуть вместе с «Горянкой» есть трусость, и потому не имеет оправдания. Она обязана, по меньшей мере, объяснить Александру и Малькольму, что с ней стряслось, и намерена любой ценой пережить это плавание.

Постепенно устрашающие скачки кочующего по воле волн судна начали стихать, Мереуин села попрямее и внимательно прислушалась. Больше не слышалось ни воя ветра за бортом, ни тяжелых ударов волн о корпус. В темноте трюма раздавалось тихое перешептывание пассажиров, в котором уже не было страха, все чувствовали, что шторм миновал.

Улыбка облегчения появилась на измученном личике Мереуин, хоть никто ее и не видел. На самом деле ей вовсе и не хотелось утонуть, говорила она себе, грызя черствую лепешку. О, нет! Ей хочется снова увидеть Алекса, Малькольма, Энни и даже свою кобылу… каждую комнату Кернлаха, который она так нежно любит.

– Клянусь тебе, Алекс, – шептала Мереуин, сворачиваясь в клубочек, чтобы согреться и заснуть, – я вернусь домой, но не раньше, чем Кинкейд и его шайка заплатят за все, что сделали со мной!

Проснувшись, она почувствовала себя отдохнувшей и из приглушенных разговоров вокруг поняла, что и прочие пассажиры оправились наконец от морской болезни. Заслышав уже знакомый скрип откидывающегося деревянного люка, Мереуин с надеждой подняла глаза. Грубый голос разрешил обитателям трюма подняться наверх.

Выйдя на палубу, она едва поверила своим глазам, так тихи были синие воды после недавно бушевавшей бури. По лазурному небу плыли пухлые белые облачка, теплый бриз игриво перебирал золотые завитки у нее на висках. Девушка подняла лицо к солнцу, надеясь впитать живительную силу его лучей. Усталости как не бывало, молодое тело трепетало от жажды жизни. Мереуин начала, как обычно, быстро ходить по палубе в раздувающемся от ветра красно-коричневом платье.

– Мисс Макэйлис?

Она вопросительно оглянулась на боцмана, который был уже хорошо знаком большинству пассажиров судна. Он был моложе других членов команды «Горянки» и, на взгляд Мереуин, более вежливым и образованным. Среднего роста молодой человек имел приятные черты лица и спокойные, несуетливые манеры, выдававшие натуру сильную и честную.

Наблюдая за его работой на палубе, когда он посылал матросов на реи регулировать такелаж и паруса, Мереуин часто гадала, осведомлен ли он о преступной деятельности капитана Кинкейда. Временами ей казалось, что он человек честный и будет потрясен, узнав правду, но она не осмеливалась подойти к нему с этим вопросом, все же сомневаясь в своих предположениях и опасаясь усугубить свое положение попыткой завоевать его доверие.

Боцман редко заговаривал с ней, однако кивал при случае, а однажды даже дружелюбно улыбнулся.

– Мистер Уилсон? – Мереуин подняла вопросительный взгляд раскосых синих глаз на его чисто выбритое лицо.

– Вас просит капитан Кинкейд. Он у себя в каюте.

Мереуин судорожно сглотнула.

– Он… с-сказал, чего хочет?

Боцман удивился:

– Да нет, мисс. Наверное, решил дождаться вашего прихода, как вы считаете?

Пухлые губы девушки сжались.

– Наверное.

Карл Уилсон стоял и задумчиво глядел на нее сверху вниз, гадая о причине вспыхнувшего в необычайно синих глазах, страха и беспомощной покорности. Хотя он взял за правило не интересоваться ни одним пассажиром, Мереуин. Макэйлис привлекла его внимание с первой минуты своего появления на палубе. Перепачканная и явно испуганная, она, тем не менее, поразила его своим гордым и непокорным видом, а надменно вздернутая золотая головка напомнила ему женщин под вуалями, которых он часто видел в Лондоне, проезжающих мимо в дорогих экипажах.

Особенно понравилось Уилсону, как она отшвырнула руку этого идиота матроса Барроуза, исчезая в ведущем к каюте капитана коридоре, и отряхнула бархатный рукав, словно Барроуз замарал его своим прикосновением. С тех пор боцман присматривался к девушке всякий раз, как она выходила на свежий воздух, прохаживаясь взад-вперед по верхней палубе с решительным выражением на нежном личике, явно не замечая никого вокруг.

Хотя ее красно-коричневое бархатное платье было покрыто пятнами и измято, он видел, что сшито оно прекрасно, и догадывался, что какой-то период своей жизни она прожила в богатстве, потом попала в беду – может быть, после смерти родителей – и была вынуждена закабалить себя. Просто жалость и стыд охватывают, как об этом подумаешь, частенько говаривал он себе, но что тут поделаешь?

– Мистер Уилсон?

Он очнулся от своих мыслей, сокрушенно признав, что забыл обо всем, любуясь раскосыми синими глазами, в глубине которых сверкали золотые искорки, вздернутым носиком и полураскрытыми мягкими алыми губами.

– А? Вы что-то сказали, мисс?

– Я спрашиваю, капитан желает видеть меня прямо сейчас? – повторила Мереуин со снисходительной улыбкой, пытаясь скрыть нетерпение. Она уже дважды задала этот вопрос, а он только глядел на нее, как баран на колоду мясника. Что это с ним такое?

Боцман густо покраснел под ее пытливым взглядом.

– А… о… да, конечно, мисс Макэйлис. Он вас ждет.

Она вежливо поблагодарила и отвернулась, тут же позабыв о нем, поскольку ее начали терзать иные заботы. Чего теперь хочет от нее Кинкейд? С пересохшим ртом она тихо стукнула в дверь каюты и получила краткое разрешение войти.

Капитан Кинкейд сидел за уставленным аппетитными блюдами столом, перед ним вновь стоял роскошный обед, но на сей раз Мереуин удалось побороть усилившееся при виде еды чувство голода. Она все еще злилась, что не сумела совладать с собой при первом свидании с капитаном, и теперь со сдержанной победной улыбкой отклонила предложение пообедать с ним.

– Вы улыбаетесь, мисс Макэйлис, – заметил Кинкейд, внимательно изучая ее. – Почему?

– Вам не понять, – холодно ответила Мереуин. Он продолжал любезным тоном:

– Я смотрю, вам удалось после всего происшедшего за последнее время сохранить хорошее расположение духа. Остается надеяться, что вы так же перенесете и дальнейшее плавание.

Сердце Мереуин екнуло при этих словах.

– И долго еще оно будет длиться? – тревожно спросила она.

– Пять недель. – Капитан рассмеялся, увидев, как она потрясена, и принялся ловко снимать кожуру с мясистого лайма.[15] – Вы, конечно, не станете утверждать, будто время летит незаметно, – поддразнил он.

– Нелегко различать дни и ночи, когда тебя вынуждают жить в темноте, – хмуро заметила она.

– Приношу извинения за апартаменты, – проговорил капитан, изображая очередную улыбку, настолько самодовольную, что ей страшно захотелось влепить ему пощечину – но хоть я и решил позаботиться о том, чтобы вы прекрасно выглядели, делить с вами свою каюту не собираюсь. Ах, кстати, это напомнило мне о вопросе, который я хотел вам задать. Вы уверены, что до сих пор сохранили девственность?

Щеки Мереуин полыхнули румянцем, капитан захохотал, а его желтые глаза выразили искреннее наслаждение.

– Великолепно. Это позволит поднять на вас цену.

– Какое значение имеет моя… моя… – Мереуин задохнулась.

Капитан, все еще занятый чисткой фрукта, пожал плечами:

– Это имеет значение для того, кто вас купит.

Ее настиг взгляд наглых глаз, и устрашенная намеком девушка отвернулась, чтобы не видеть появившегося в них выражения жестокого веселья. Неужто правда, что тот, кто ее купит, может попробовать… потребовать… Она прижала ладони к горящим щекам и страдальчески застонала.

– Ох, да не переживайте вы так, – спокойно посоветовал ей Кинкейд. – Я ни на секунду не поверил, будто вы проститутка, как отрекомендовал вас Эдмунд. Совсем, не тот тип, и поверьте, – глаза его сверкнули, – я достаточно опытен, чтобы отличить один тип от другого. Только ведь все равно вы едва не ограбили джентльмена, так откуда мне было знать наверняка?

Мереуин, не понимая, смотрела на него лихорадочно блестевшими синими глазами.

– Вам прекрасно известно, о ком я толкую, – нетерпеливо продолжал капитан Кинкейд, кладя в рот ломтик лайма и морщась от брызнувшего на губы кислого сока. – Об Уильяме Роулингсе. Вы пытались украсть у него перстень.

– Откуда вы обо мне столько знаете? – шепотом спросила Мереуин и попятилась к двери.

– Я знаю все о каждом заключенном подавляющего большинства шотландских тюрем и даже некоторых английских, включая Нью-гейт. Умный бизнесмен ведет дела в обширном географическом пространстве.

– Вы чудовище, – выдохнула Мереуин, борясь с поднимающимся в душе ужасом.

– Вы мне уже говорили об этом, – невозмутимо ответил Кинкейд. Разговор вдруг надоел ему, и он неожиданно заявил: – Я хочу, чтоб вы стали моим коком.

– Что?

– Я сказал, вы станете коком на «Горянке».

– Да вы с ума сошли! – закричала она, вполне в этом уверенная.

Он покачал коротко стриженной темноволосой головой:

– О, уверяю вас, вовсе нет. Я потерял своего кока в шторм вчера ночью. Его смыло за борт. Какая жалость, он готовил превосходнейшее консоме!

– Среди членов команды есть, разумеется, и другие, способные…

Он нетерпеливо отмахнулся:

– Конечно, вы не будете готовить еду на всех. Только для офицеров и для меня самого. Ничто не доставит мне такого наслаждения, как обед, приготовленный вот этими ручками.

От его тона у Мереуин свело желудок.

– Я не смогу…

– Безусловно, сможете и согласитесь. Я хочу, чтобы вы больше времени проводили наверху, и таким образом решу все проблемы. Вы похудели и побледнели с тех пор, как мы покинули Глазго.

– Не соглашусь! – упрямо крикнула Мереуин. – Вы не можете заставить меня работать, как… как простую рабыню!

Кинкейд оскалил зубы в жуткой улыбке:

– Вам надо привыкать, дорогая мисс Макэйлис.

Она ничего не сказала, только отвернулась. Капитан встал и направился к ней в обход стола. Мереуин старалась устоять на месте, крепко стиснув зубы и решительно вздернув подбородок, но губы предательски тряслись, и она содрогнулась, когда капитан протянул руку и коснулся мягких золотых прядей, зашпиленных на затылке.

– Вам нечего опасаться меня, – сказал он. – Я не собираюсь сбивать цену на свой товар. Надеюсь заработать на вас много денег, моя дорогая.

Она вновь отвернулась, дрожа всем телом.

– Могу я рассчитывать на вашу помощь на камбузе, мисс Макэйлис?

Она молчала, и капитан, грубо взяв девушку за подбородок, заставил ее повернуть голову, впившись жестоким взглядом в широко распахнутые, наполненные страхом глаза.

– Мисс Макэйлис? – угрожающе повторил Кинкейд.

– Да, – с трудом выдавила Мереуин.

– Превосходно.

Капитан отпустил ее и, подойдя к двери, прокричал что-то в коридор. Мереуин отошла на безопасное расстояние, борясь с подступившей к горлу тошнотой.

Постепенно успокаиваясь, она начала видеть определенную выгоду в полученном предложении. Во-первых, она будет проводить больше времени за пределами провонявшего рвотой трюма, а во-вторых, окажется рядом с продуктовыми запасами… У девушки потекли слюнки при мысли о вкусной еде, которую можно съесть сразу или запасти на будущее; очень заманчивая перспектива после ее скудного рациона на протяжении нескольких последних недель.

– Отведи мисс Макэйлис на камбуз.

Мереуин обернулась и увидела перед собой ухмыляющуюся бородатую физиономию матроса Барроуза. Она безмолвно застонала от ненависти к гнусному типу с бычьей шеей, который неизменно оказывался поблизости, когда она выходила на палубу, таскался за ней с полуприкрытыми глазами и слюнявыми губами. От такого кого угодно стошнит!

Следуя за шаркающим по коридору Барроузом, Мереуин пыталась подавить охватившее все ее существо невероятное волнение. Теперь, когда ей придется готовить для капитана, наверняка удастся проводить больше времени в его каюте и со временем отыскать свой контракт.

Она едва слышала скучные разъяснения Барроуза по поводу расписания капитанских трапез и ничего не разглядела на самом камбузе, заметив только, что он оборудован не хуже подвальных кухонь Кернлаха. Мереуин лихорадочно перебирала в уме все возможные места, где скорее всего могли храниться бумаги. С губ ее не сходила радостная улыбка, пока она усиленно кивала, соглашаясь со всем, что бубнил бородатый матрос, и совершенно не замечала взгляда налитых кровью глаз, не отрывавшегося от выреза красно-коричневого платья, обрисовывающего крепкие, налитые груди.

Сегодня же, взволнованно думала девушка, надо начать поиски, и, если все пойдет хорошо, к моменту прибытия в Уилмингтон она завладеет бумагами. Без них капитан Кинкейд не сможет опровергнуть ее заявления о похищении и шантаже.

– Мисс Макэйлис, я должен сделать комплимент вашему супу.

Эти слова принадлежали боцману Уилсону, мужественное лицо которого вспыхнуло, когда Мереуин ответила признательной улыбкой.

– Благодарю вас, мистер Уилсон. Сказать по правде, я сама удивляюсь. Дома я редко готовила.

– А где ваш дом? – полюбопытствовал первый помощник капитана, вступая в беседу.

Нынешним вечером первый помощник и боцман были гостями капитана Кинкейда и составляли компанию коренастому, плотному человеку за столом, покрытым элегантной льняной скатертью. Все трое только что покончили с супом, который Мереуин приготовила по такому случаю, и, хотя это был ее первый опыт, результат изумил и даже обрадовал девушку.

Убирая со стола суповые чашки, она замерла от неожиданного вопроса первого помощника. Мереуин вовсе не желала сообщать что-либо о своем доме и о себе. Пускай Льюис Кинкейд по-прежнему верит, что она шлюха или воровка, ибо Мереуин планировала в нужный момент воспользоваться своим настоящим именем как оружием против него.

– В Глазго, мистер Эймс, – поспешно ответила она. – Семья моя была столь многочисленной, что нам всегда кто-то готовил еду.

Слава Богу, первый помощник вроде бы не собирался продолжать эту тему, и разговор между тремя мужчинами перешел к навигационным проблемам, в которых Мереуин ничего не смыслила. Убирая со стола, она незаметно обшаривала глазами каюту, выискивая возможные тайники.

В каюте капитана Кинкейда кроме стола, за которым он ел, были только шкаф, стоявший напротив койки, и большой сундук. В шкафу, как было известно Мереуин по прошлому визиту, хранились бутылки с бренди, а в нижнем отделении – кое-что из одежды. Шкаф был заперт, несомненно, в целях охраны изысканных спиртных напитков от членов команды, и девушка гадала, не там ли спрятаны документы.

Мереуин сгорала от нетерпения заглянуть туда, волнение нарастало с каждым часом, а капитан никак не проявлял намерения отпустить офицеров и подняться наверх. Не говоря ни слова, она подала остальные блюда и вернулась на камбуз, где принялась помогать застенчивому юнге мыть тарелки, хоть это и не входило в ее обязанности.

Девушке нравился кудрявый четырнадцатилетний парнишка. Несмотря на свой юный возраст, Дэвид Браун уже служил на борту мощно вооруженного британского фрегата, вынесшего в ходе Семилетней воины множество стычек с французами. В 1756 году Дэвид, восьми лет от роду, участвовал в нескольких крупных морских сражениях, рассказы о которых заставляли Мереуин содрогаться от страха. В последнем бою он потерял несколько пальцев на правой руке, прищемленных пушкой, но с легкостью пережил крушение мечты стать когда-нибудь морским капитаном.

– Я и правда не возражаю, мисс Мереуин, пускай всю жизнь буду юнгой, – не раз заявлял он, когда они трудились бок о бок за большим деревянным столом. – Покуда я в море, вижу разные интересные места, я счастлив.

– Тебе повезло, Дэвид, – с грустью ответила Мереуин. – Не каждый может утверждать, что счастлив, занимаясь своим делом.

– Ой, да в колониях все будет прекрасно, – поспешно заверил юнга, не желая видеть печаль на ее лице, поскольку успел сильно привязаться к золотоволосой неулыбчивой девушке, которую капитан взял на место Мартина Барнса.

Дэвид презирал вечно дымившего трубкой, сыпавшего проклятия старого кока. Хоть Мартин Барнс был великолепным поваром, его частенько одолевали приступы дурного настроения, и паренек быстро научился увертываться от пинков и затрещин. Кроме того, Мартин проявлял явную симпатию к мальчикам, что вызывало у имевшего весьма смутное представление о подобных вещах юнги стойкое омерзение. Каждое плавание он проводил в постоянном страхе перед домогательствами лысого старика.

– По-моему, они уже все съели, – заметил он, насухо вытирая полотенцем последний котел и вешая его на крюк рядом с другими, – Пойду за тарелками.

– Очень мило с твоей стороны, – с улыбкой сказала Мереуин, забирая у него большой деревянный поднос, – только я вовсе не против сходить сама.

Дэвид взглянул на нее и нахмурился:

– Да тяжело ведь будет, они нынче втроем обедают.

– Я справлюсь, – поспешила заверить его Мереуин и выскочила за дверь.

С колотящимся сердцем девушка подошла к капитанской каюте, но ее постигло жестокое разочарование, так как капитан в одиночестве сидел за столом перед наполовину опустошенным бокалом вина.

– А где же мистер Уилсон и мистер Эймс? – поинтересовалась она, изображая вежливое любопытство.

– Наверху, – нехотя ответил капитан Кинкейд. – Вечно торопятся улизнуть, как только наедятся. – Он неодобрительно покачал головой. – Некоторые люди, совершенно не умеют наслаждаться хорошей едой.

– Благодарю вас, – проговорила, пряча глаза, Мереуин, понимая, что он намеревался ее похвалить, и надеясь, что ее слова прозвучали вполне любезно. Как же она ненавидит этого недомерка, этого самодовольного карлика! Когда-нибудь….

Она заставляла себя сохранять спокойствие, тянула время, покуда он осушал бокал и потягивался, с удовольствием рыгая. Судя по затуманившимся припухшим глазам, Кинкейд выпил больше обычного, но вроде бы не обращал на нее никакого внимания, и Мереуин почувствовала немалое облегчение, поскольку хорошо знала, что способен сотворить с человеком алкоголь. Несмотря на заявление капитана не трогать ее, она нисколько не верила ни ему, ни его гнусной и похотливой команде, и передвигалась с большой осторожностью, составляя на поднос фарфор.

Капитан Кинкейд резко отодвинул кресло, встал и потянулся за брошенным на сундук камзолом. Мереуин с надеждой и страхом следила, как он нетвердой походкой направляется к двери.

– Капитан, – окликнула она неестественно звонким голосом, а когда он обернулся, проговорила как можно спокойнее; – Вы ничего больше не желаете?

На тонких губах появилась на удивление красивая улыбка.

– Это все, мисс Макэйлис, Я иду к штурвалу.

– Хорошо, сэр, – вежливо ответила девушка, надеясь, что Кинкейд не заметил ее волнения.

Как только дверь за ним закрылась, она мигом оказалась у шкафа и схватилась за медные запоры чуть подрагивающими тонкими пальчиками.

Мереуин с трудом поверила своему счастью, когда резная дверца после легкого толчка отворилась. Отодвинув бутылки в сторону, она торопливо пошарила в глубине, потом полезла в ящики для белья, и осталась с пустыми руками! Жестоко разочарованная, повернулась, тщательно оглядывая каюту, не имея понятия, где теперь надо искать, отчаянно боясь, что до возвращения капитана не успеет все посмотреть.

Глаза ее наткнулись на огромный сундук, она упала рядом с ним на колени, изо всех сил навалилась на тяжелую крышку и обнаружила, что не может ее поднять. Крышку надежно держал небольшой медный замок, и Мереуин чуть не расплакалась, сообразив, что ключа нет. Бумаги должны быть там, лихорадочно твердила она себе и, не теряя времени, сосредоточилась на поисках ключа: открыла каждый ящик, обыскала каждый карман плащей и панталон, которые висели в маленькой гардеробной, заглянула даже под простыни на койке, но ничего не нашла. Только что не рыдая от расстройства, заставила себя прекратить обыск, заключив, что капитан носит ключ при себе.

Мереуин вернулась к своей работе, поспешно собрав фарфор на поднос. Что теперь делать? Как заполучить ключ, если он постоянно у капитана? «Горянка» придет в Уилмингтон очень скоро, и, если не завладеть документами к тому времени, как тогда быть, неизвестно. Ситуация явно требовала отчаянных действий, но она даже не представляла, каких именно и как их осуществить.

На протяжении следующих нескольких дней Мереуин продолжала пристально следить за капитаном и не сводила глаз с его карманов, надеясь углядеть лежащую там связку ключей. Больше того, она несколько раз подкарауливала Кинкейда в коридоре, чтобы застать его в тот момент, когда он будет вытаскивать ключи из камзола, но ни разу не получила ни малейшего намека на то, что он действительно носит их с собой.

Надежды таяли, сменяясь отчаянием, она стала нервной, начала худеть, под большими глазами залегли темные круги. Мысль о ключах неотступно терзала ее, и Мереуин не могла сдержать раздражения даже с Дэвидом Брауном, который старался сносить ее замечания с терпеливой улыбкой, тщетно мечтая, чтобы мрачное настроение девушки переменилось к лучшему.

– Ох, мисс Мереуин, что это с вами? – в отчаянии сказал он как-то днем, когда она злобно отчитала его за разбитую тарелку, а потом на глазах изумленного паренька разразилась слезами, рухнув за стол и уронив голову на исхудавшие руки.

– Я так несчастна, Дэвид, – сдавленным голосом призналась девушка, отказываясь смотреть ему в глаза.

Он беспомощно топтался рядом, желая утешить ее, но не решаясь притронуться к содрогавшимся от рыданий узеньким плечикам.

– Я ведь не нарочно разбил, – оправдывался Дэвид. На сей раз он был вознагражден дрожащей улыбкой.

Синие глаза Мереуин были полны слез, и она вытерла их тыльной стороной ладони.

– О, Дэвид, какое мне дело до этой тарелки!

– Тогда почему вы плачете? – обеспокоенно допытывался он.

Она взглянула на веснушчатую физиономию с широко открытыми встревоженными глазами, и ей захотелось протянуть руку, и погладить кудрявые волосы, ибо Мереуин знала, что Дэвид всегда горячо откликается на любые, проявления симпатии. Она глубоко вздохнула, еще раз улыбнулась и приняла протянутый им носовой платок.

– Он чистый, – заверил Дэвид.

– Ты так мил, Дэвид, – проговорила она, и мальчик, покраснев, отвернулся, пока девушка вытирала глаза. – Прости, что я на тебя накричала. Это я во всем виновата. Я… я в последнее время неважно себя чувствую.

Он печально кивнул: – Хотел бы я чем-нибудь помочь вам, мисс.

– И я тоже хотела бы этого. Только дело касается нас с капитаном. У него есть одна вещь, которая принадлежит мне, и я не могу получить ее обратно.

Лицо Дэвида выразило изумление и любопытство.

– Он у вас что-то украл?

Мереуин кивнула, стыдясь, что потеряла контроль над собой.

– Так, ерунда. А плачу я потому, что это заперто у него в сундуке, и я не имею понятия, где он держит ключ.

– Да тут нет никакого секрета! – к огромному ее удивлению, с готовностью воскликнул Дэвид. – Он держит его в бортовом журнале.

Мереуин замерла, не сводя с него больших темно-синих глаз.

– В бортовом журнале? – шепотом повторила она.

– Ну да! В такой большой книжке у него в каюте.

– Ты его видел раньше? Ты точно знаешь? – Она вдруг почувствовала слабость и вынуждена была уцепиться за край стола.

– Ну конечно же, он там, – твердо ответил Дэвид, рассеивая все ее сомнения. – Я сам видел.

Мереуин на секунду закрыла глаза, стараясь совладать с охватившей ее бурной радостью. Нельзя допустить, чтобы Дэвид заметил, какое впечатление произвели на нее его слова. Подавив желание обнять мальчика и покрыть поцелуями веснушчатую физиономию, она просто вымолвила сдавленным голосом:

– Спасибо тебе, Дэвид.

Он ухмыльнулся без тени смущения:

– Не надо меня благодарить! Мне не так уж нравится капитан, и особенно не нравится, что он что-то у вас забрал. – Голос мальчика упал до шепота: – Вы ему не доложите, что я это сказал?

Мереуин рассмеялась и, в конце концов, запечатлела на обеих пухлых щеках горячие поцелуи, не в состоянии сдержать ликования.

– Разумеется, нет! Мы сохраним это в тайне, а заодно и тот факт, что ты рассказал мне, где хранятся ключи.

Дэвид восторженно заулыбался при мысли, что у него есть общая тайна с девушкой, которая так замечательно относилась к нему с той минуты, как ему приказали помогать ей на камбузе.

– И я никому не скажу! – поклялся он.

После этого бортовой журнал и сундук почти целиком занимали мысли Мереуин. Она бродила по палубе, не замечая никого из пассажиров и членов команды, с замкнутым, отрешенным выражением лица. Большинство ее товарищей по несчастью смирились с судьбой и к завершению плавания начали заводить друзей. Выходя на палубу, они собирались по двое, по трое, тихонько переговаривались, но Мереуин не обращала на них внимания и отказывалась присоединяться к какой-либо группе, хотя сама же пыталась в свое время найти хоть в ком-нибудь понимание и поддержку.

Ничто не казалось ей более важным, чем поиски контракта, и, прислуживая в каюте капитана, она с трудом заставляла себя не смотреть на сундук. По ночам он преследовал ее в сновидениях, пока она не призналась себе, что наверняка сойдет с ума в ожидании возможности заглянуть внутрь.

Однажды, закончив работу, Мереуин подошла к поручням и, облокотившись на них, устремила пристальный взгляд синих глаз к горизонту. «Горянка» шла на всех парусах, воспользовавшись попутным ветром, нос судна покачивался на волнах, воды сверкали, отражая лучи солнца. Натянутый высоко над головой парус купался в золотом сиянии, и Мереуин впервые почувствовала, что реагирует на окружающее, и красота природы согревает ей сердце. Она снова могла думать о жизни и ее нескончаемой прелести.

Скоро судно причалит к берегам Северной Каролины, и она освободится от кошмара, так долго державшего ее мертвой хваткой, ибо не собирается ступать на берег без контракта в руках. Да, сегодня она даже счастлива и сознает, что не чувствовала себя такой счастливой с того самого дня, когда отправилась в Глазго на поиски достопочтенного маркиза Монтегю.

Лорд Монтегю! Сердечко Мереуин сжалось. Сказать по правде, она ни единого раза не вспомнила о нем за эти долгие недели, хотя постоянно думала об Александре, о Малькольме и о Кернлахе. Смутный образ мужчины, которого она никогда не видела и который был косвенной причиной ее похищения, почему-то теперь не страшил ее так, как прежде. О да, думала Мереуин с хищной улыбкой на губах и с такой ненавистью в потемневших глазах, от которой братья ее в ужасе содрогнулись бы, расправившись с капитаном Кинкейдом, она примется за маркиза Монтегю. После всего что она пережила, это будет детской игрой!

Повернувшись, она взглянула на ют, увидела, что вахтенный сменился, и сообразила, что час поздний. Солнце садилось, близился вечер, и девушка ждала, когда золотой свет станет багровым, а потом исчезнет.

Следующее утро выдалось хлопотливым. Мереуин занималась приготовлением яиц, которые Дэвид притащил из кладовой на верхней палубе. Повеселевший паренек несколько минут назад понес капитану кофе. Кинкейд каждое утро наслаждался кружкой крепкого черного кофе.

Мереуин ловко разбивала скорлупки и выливала яйца на раскаленную сковородку. Помешивая яичницу деревянной ложкой, она слабо, задумчиво улыбнулась, а в усталых глазах появилась тоска. То-то ахнет Энни, когда ее юная подопечная, возвратившись в Кернлах, продемонстрирует свое кулинарное искусство! Но улыбка быстро угасла при мысли о том, как она изменится после долгого и сурового испытания, и Александр, Энни и Малькольм нисколько не обрадуются, увидев ее такой.

– Может, я еще не очень изменилась, – шепнула она себе, перекладывая яичницу на блюдо, хотя в глубине души знала, что по возвращении все уже будет не таким как прежде. – Чепуха! – громко заявила Мереуин, и в раскосых глазах сверкнуло нечто напоминающее прежнюю отвагу. – Я попросту раскисла.

– Вы что-то сказали? – Она с виноватой улыбкой оглянулась на вошедшего Дэвида.

– Так, болтаю сама с собой, точно глухая старушка, – призналась девушка и нахмурилась, увидев у паренька на подносе дымящийся кофе. – Капитан не пожелал пить кофе?

Дэвид передернул плечами.

– Он пьян, мисс.

Мереуин, хмурясь, смотрела, как он ставит поднос на стол.

– Пьян?

– Угу. Это бывает с ним каждый раз.

– А откуда ты знаешь, что он пьян? Он что, сам сказал?

– Капитан спит как убитый, – отвечал умудренный опытом Дэвид. – Я потряс его несколько раз, чтобы удостовериться.

– И он не пошевелился? – затаив дыхание, уточнила Мереуин, и сердечко ее часто забилось.

– Нет. И еще проспит какое-то время. – Дэвид с голодной ухмылкой кивнул на яичницу. – Надо бы нам это съесть, пока не остыло. А потом вы еще приготовите.

Мереуин неопределенно кивнула:

– Да, Дэвид, съешь, если хочешь. Мне кое-что надо сделать.

– Что? – полюбопытствовал паренек, усаживаясь за стол.

– Да так, ничего особенного, – ответила Мереуин, развязывая на тоненькой талии фартук. Она вовсе не желала вовлекать его в свой безумный план.

Девушка направилась к капитанской каюте, смело постучала, нервно оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что коридор пуст. Не получив ответа, отворила дверь, скользнула внутрь, обнаружила, что ставни закрыты и в помещении царит полумрак. С койки в углу доносился звучный храп, и она различила под покрывалами распростертое тело Кинкейда.

С колотящимся сердцем Мереуин тихо прикрыла за собой дверь. Бесшумно прокралась к шкафу и распахнула дверцу. Сердце подпрыгнуло к самому горлу, когда дверца скрипнула. Она бросила быстрый взгляд на неподвижное тело на койке и облегченно вздохнула, увидев, что оно не шевелится.

Громкий храп не стихал. Мереуин вытащила тяжелую, переплетенную в кожу книгу из нижнего ящика, положила на стол и откинула обложку. Там, в центре первой страницы, лежал маленький медный ключик.

Она схватила его трясущимися пальцами, бросилась к сундуку и вставила ключ в замочную скважину. Через нескончаемую минуту замок с легким щелчком открылся, она отложила его в сторонку и медленно подняла тяжелую крышку. Внутри оказалась куча всяких вещей, в основном типично мужских: оправленная в серебро щетка для волос, бритвенные принадлежности, несколько тонких батистовых рубашек с кружевами на рукавах и даже кусок дорогого шелка, из которого Кинкейд, очевидно, намеревался что-нибудь, для себя сшить, решила Мереуин, бесцеремонно швыряя материю на пол.

Под шелком лежала небольшая кожаная сумка. Она вытащила ее, нервно затеребила пальцами маленькую застежку. Сумка открылась, внутри оказалось множество документов. Перебирая их, она сразу заметила, что все бумаги похожи на те, что подписала она, и, несомненно, принадлежат другим пассажирам. Девушка отбрасывала листы в сторону, разыскивая один, со своей подписью. Наконец она нашла документ и с чувством облегчения прижала его к груди.

– А, отыскали!

Испуганный крик сорвался с ее губ, она резко обернулась и увидела стоящего перед ней Льюиса Кинкейда. Зловещая улыбка кривила его тонкие губы, и выглядел он абсолютно трезвым.

– В-вы обманули меня, – прошептала Мереуин, поднимая на него полный отвращения взгляд синих глаз.

– У меня не было выбора, – спокойно пояснил он. – Я подозревал, что вы что-то задумали. Вы демонстрировали необычайное любопытство, когда приносили еду. Я только не знал, за чем вы охотитесь. Вскоре мне пришло в голову, что вам нужен контракт, но я хотел убедиться.

Он наклонился, выхватил бумагу из ее онемевших пальцев и положил обратно в кожаную сумку.

– Бедная крошка лишилась иллюзий! – пробормотал Кинкейд, с сожалением покачивая головой. – Разве вам не понятно, что и без этих бумаг вы все равно моя пленница?

– Это неправда! – крикнула Мереуин тоненьким напряженным голоском.

Он схватил девушку за руку, грубо поднял с пола, и они встали лицом к лицу, причем капитан оказался всего на дюйм-другой выше нее.

– Боюсь, вам придется пожалеть о содеянном, мисс Макэйлис, – сказал капитан таким тоном, что по спине у нее побежали мурашки. – По-моему, стоит рискнуть и немного попортить эту чертовски соблазнительную внешность.

– Что вы хотите сказать? – Страх лишил Мереуин способности соображать, и она затряслась всем телом, глядя в прищуренные желтые глаза.

– Я намерен наказать вас за этот поступок. – Кинкейд отошел от нее, пересек каюту и поднял ставни, впустив внутрь солнечный свет. – Но чтобы продемонстрировать доступное мне милосердие, предоставляю вам возможность самой избрать наказание.

– Я н-не понимаю… – Худенькое личико Мереуин побелело, глаза лихорадочно блестели. – Пожалуйста…

Кинкейд обогнул стол, не отрывая взгляд от ее лица, по пути задержался, чтобы пнуть все еще открытый сундук.

– Кто-то вам рассказал, где находится ключ, – спокойно продолжал он, но сердце Мереуин заколотилось еще сильнее от этого тона. – Я с радостью приостановлю экзекуцию, если вы скажете мне, кто это.

– Никогда! – без промедления выкрикнула она, и капитан развел руками.

– Очень хорошо, как пожелаете. Я все равно кое-кого подозреваю и весьма скоро выясню точно.

Он опустился в кресло, заложил руки за голову и уставился на нее с той же приятной улыбкой.

– Даже вам, мисс Макэйлис, придется признать, что я не могу допустить, чтобы мои пассажиры совершали подобные преступления, и я намерен использовать вас как пример на случай, если еще кто-нибудь попытается проделать то же самое. Ай как стыдно! А ведь до сих пор путешествие было таким мирным! – Кинкейд махнул рукой, безжалостно отметая ее протесты. – Вот наказания, из которых вы должны выбрать, моя дорогая, – либо вы проведете остаток пути запертой в каком-нибудь грузовом отсеке, а я уверяю вас, там очень-очень темно и очень-очень тесно, либо, будете привязаны к мачте и получите двадцать ударов, либо можете провести со мной ночь.

Мереуин глядела на него, побледнев еще больше, губы ее беззвучно шевелились, груди под красно-коричневым бархатом тяжко вздымались.

– Вы сумасшедший!

– Неужели? А я думал, вы вспомните о моем обещании сохранить вашу чистоту незапятнанной. – Губы его разошлись в усмешке, обнажив мелкие, неровные зубы. – Я сдержу свое слово, моя дорогая. Вы покинете судно девственницей, даже если предпочтете провести со мной ночь.

Он рассмеялся, неимоверно наслаждаясь испуганным выражением ее лица.

– Да-да, в самом деле, это вполне возможно, мисс Макэйлис. Существует немало способов, которые позволят вам доставить мне удовольствие… и мне вам также… не подвергая риску ваше бесценное целомудрие.

Мереуин в ужасе прижала руки к щекам. Она совершенно не понимала, о чем он толкует, однако подозревала, что способы эти отвратительны.

– Я лучше умру! – выкрикнула она.

– Ну-ну, все не так страшно! Впрочем, поскольку вы явно не расположены принять мое предложение, я полагаю, мы остановимся на двадцати ударах. – Глаза его сверкнули. – Матросы и пассажиры получат, по-моему, огромное удовольствие, поскольку смогут при сем присутствовать.

– Вы не посмеете! – в панике выкрикнула Мереуин.

Улыбка Кинкейда исчезла, осталась гримаса, невероятно жестокая и страшная.

– Значит, вы меня очень плохо знаете, моя дорогая, еже ли так думаете.

– Капитан, сэр! – неожиданно для обоих раздался голос из-за двери.

– Войди, – нетерпеливо бросил Кинкейд, взглядом приказав Мереуин хранить молчание.

Девушка испуганно охнула, увидев бородатого идиота Барроуза, который вошел в каюту, таща за собой крепко связанного Дэвида Брауна. Паренек был очень бледен, на белом лице особенно отчетливо выступили веснушки, его карие глаза округлились при виде заплаканной Мереуин, стоящей в центре просторной каюты.

– А, ты доставил виновника, – одобрительно проговорил Кинкейд, когда могучий матрос впихнул мальчика внутрь, и тот свалился к ногам Мереуин. Она мигом наклонилась, помогая Дэвиду подняться, и обняла его за плечи одной рукой. Два юных лица смотрели на Кинкейда, который вдруг на секунду подумал, что оба они еще, в сущности, совсем дети. Он помрачнел от внезапной, вспышки жалости и коротким жестом отослал Барроуза, удалившегося без единого слова.

Капитан Кинкейд шагнул к ним, сцепив руки за спиной и горестно покачивая головой.

– Дэвид, Дэвид, – вздохнул он, – я в тебе разочаровался. Как же ты мог предать меня после всех наших совместных плаваний?

Глаза Дэвида буквально вылезли на лоб.

– Я, капитан? Что я такого сделал?

– Ну как же – рассказал мисс Макэйлис, где я храню ключ от сундука.

– Я думал только… – начал было Дэвид, но маленькая ладошка Мереуин быстро зажала ему рот.

– Молчи! – крикнула она, бросив на капитана полный ненависти взгляд. – Он ничего не знает!

– Ах, теперь уже слишком поздно, – мягко уведомил ее Кинкейд. – Я все время подозревал этого парня. Мне следовало бы догадаться, что вы подкупите его своим очарованием.

Дэвид высвободился из крепких объятий Мереуин и вытянулся перед коренастой фигурой.

– Я хотел ей помочь вернуть то, что вы у нее украли! – отважно выкрикнул он. – И не считаю, что поступил плохо!

Капитан Кинкейд снова вздохнул:

– Тут ты ошибаешься, парень. Тебе уже надо бы знать, что твой первый долг – служить своему капитану. Ты предал меня и будешь за это наказан.

– Вы не тронете его! – воскликнула Мереуин, и голос ее дрогнул, несмотря на все старания держаться спокойно. – Вы не можете его обвинять, это я его одурачила!

– Тем больше причин наказать мальчишку, – возразил Кинкейд ледяным тоном. – Я его научу, как верить проклятым девкам, и покажу остальным членам команды, что следует дважды подумать, прежде чем делать то же самое.

Мереуин сомневалась, что когда-нибудь видела столько жестокости в человеческом взгляде. Боже милостивый, лихорадочно думала она, он сумасшедший! Культурная речь, тщательный выговор, показная честность, любезное обращение с пассажирами – все предназначено для того, чтобы вводить в заблуждение нормальных людей, чтобы никто не заподозрил в нем извращенного и вероломного безумца.

– Вы не посмеете публично выпороть – Дэвида или меня, – пригрозила она со всей храбростью, на какую была способна, надеясь как-нибудь урезонить его. – В вашей команде есть люди вполне достойные, которые никогда этого не допустят!

– Ах, вы не правы, моя дорогая, – ответил он таким тоном, что все ее надежды разом исчезли. – Они провели со мной много времени и полностью доверяют моему слову. Если я им скажу, что вы оба совершили достойные порки проступки, они не усомнятся.

– Но мы не совершали таких проступков! – закричала Мереуин. – Ради Бога, сэр! Меня превратили в рабыню против моей воли, а Дэвид послушался своего доброго сердца и попытался помочь мне!

Капитан Кинкейд задумчиво поскреб подбородок, а молодые люди придвинулись друг к другу поближе, горячая рука Дэвида нащупала маленькую ручку Мереуин и крепко сжала.

Этот невинный жест распалил злость капитана, и он твердо объявил:

– Вас обоих выпорют. Тебя, Дэвид, надо научить хранить верность. Что касается вас, мисс Макэйлис, новому хозяину, на мой взгляд, больше придется по душе девушка сговорчивая и послушная, чем своевольная дикая кошка. Вы будете сильно удивлены, до чего замечательно порка излечивает от излишней дерзости!

Он шагнул к двери каюты и приготовился отворить, но она словно сама собой распахнулась, едва не сбив его с ног.

– Черт тебя побери, Барроуз, – рявкнул Кинкейд. – В чем дело?

Налитые кровью глаза матроса горели.

– Я думал, надо быть наготове, если вы меня кликнете, сэр, раз собираетесь разобраться с парнишкой. – Он жадным взглядом окинул Дэвида и Мереуин, обнажив в жуткой усмешке гнилые зубы.

– Так ты подслушивал под дверью, мерзавец! – воскликнул. Кинкейд, скорее удивленно, чем злобно. – Надо бы мне и тебя выпороть, чтобы научить кое-каким манерам.

– Не подслушивал, капитан, не подслушивал, – залепетал Барроуз, напомнив Мереуин пса, который ластится в страхе перед карающей дланью хозяина. Теряя от ужаса силы, она закрыла глаза, чтобы не видеть этих ненавистных ей людей.

– Подслушивал, разумеется, – настаивал Кинкейд ласковым тоном. – Ну ладно, это значения не имеет. Собери всю команду на верхней палубе, и пассажиров тоже. Я желаю преподать им хороший урок послушания, которого хватило бы до конца плавания, а может быть, и на все время, указанное в контракте.

– Нет! – закричала Мереуин, когда матрос, ухмыляясь, покинул каюту. – Они не позволят вам это сделать! И мистер Уилсон, и мистер Эймс кажутся людьми порядочными… Я знаю, они вас остановят!

Кинкейд улыбнулся:

– Ни в коем случае, мисс Макэйлис. Они без вопросов и без колебаний выполнят приказ капитана. Таков морской закон.

Пока их со связанными за спиной руками волокли на палубу, искаженное страхом личико Мереуин придвинулось, к лицу Дэвида.

– Я так виновата… – шепнула она.

Он попытался улыбнуться.

– Ни в чем вы не виноваты, мисс. Не переживайте. Меня уже пороли, и это не так уж страшно. Боль придет и уйдет.

Мереуин не нашла в его словах утешения и, когда ее; вытолкнули на яркий солнечный свет, задохнулась, увидев собравшихся полукругом у грот-мачты людей с любопытными и встревоженными лицами. Она не могла решить, что хуже – собственно порка или ужас публичного унижения. Мереуин шла рядом с Дэвидом, все еще не веря, что с ней может такое случиться. Кто-то должен остановить Кинкейда, вновь и вновь твердила она себе. Не могут же все оказаться скотами!

К ним спешил обеспокоенный, не верящий своим глазам Карл Уилсон, и сердечко Мереуин замерло при его восклицании:

– Капитан, этого быть не может! Барроуз сказал, будто вы собираетесь… выпороть женщину!

Голос Кинкейда заставил его остановиться на полпути.

– Стойте, мистер Уилсон, иначе вы присоединитесь к ним!

– Но, сэр…

Перекошенная физиономия коротышки ткнулась чуть ли не в самое лицо вспотевшего боцмана.

– Вы подвергаете сомнению мой приказ, Уилсон?

– Я не могу позволить вам этого, сэр!

Симпатичного молодого человека, кажется, раздирали мучительные сомнения. Хотя он не испытывал к капитану «Горянки» особой симпатии, но, прослужив под его началом много лет, знал, что суждения Кинкейда всегда обоснованны и разумны, счетные книги всегда в полном порядке, живой груз всегда честно оплачен. Ему и раньше приходилось присутствовать при экзекуциях на борту судна, но тогда речь шла о конфликтах между капитаном и непокорными членами команды, а не о прекрасной молодой женщине, чье нежное тело не выдержит удара кнута!

– Вы не можете мне этого позволить? – презрительным эхом отозвался капитан Кинкейд. – Это что – бунт, Уилсон?

– Нет, капитан, я…

– Так придержите язык! – Слова эти громом прогремели в застывшем воздухе. – Вы всегда нравились мне, Уилсон, – прошипел Кинкейд, – и я закрою глаза на сие прегрешение, но, если вы немедленно не прекратите, встанете вместе с мистером Брауном и мисс Макэйлис к грот-мачте.

– Но что она такого сделала? – спросил боцман, широко раскрыв глаза, и Мереуин невольно застонала, услышав, как решимость и храбрость в его голосе сменяются дрожью сомнения.

– Что они сделали?

Теперь капитан заговорил громко, чтобы слышала вся собравшаяся толпа – члены команды с угрюмыми физиономиями и перепуганные пассажиры.

– Мисс Макэйлис, – продолжал он, хватая девушку за руку и вытаскивая в центр круга, – обвиняется в воровстве. Проснувшись нынче утром в своей каюте, я обнаружил, что она роется в моем сундуке. Не сомневаюсь в ее намерении лишить меня выплаченных за нее денег, так как она сбежала бы в Уилмингтоне, захватив с собой контракт, удостоверяющий, что перевез ее я.

Царила мертвая тишина. Ветер хлопал надутыми парусами, мачты поскрипывали, но никто не обращал на это внимания – все взоры были прикованы к бледной, дрожащей девушке, стоящей с опущенной головой. На лицах некоторых моряков можно было заметить проблески сочувствия, но пассажиры демонстрировали лишь враждебность, ибо слова капитана разбили их собственные отчаянные мечты.

– Я убежден, что мисс Макэйлис заслуживает наказания, которое научит ее мириться с судьбой, подобно всем вам!

В ответ прокатилось одобрительное бормотание, которое Мереуин слушала, не отрывая глаз от палубы, не веря в происходящее, желая сию же минуту рухнуть замертво, пока ее не заставили страдать еще больше.

– А как насчет вас? – спросил громкий голос Кинкейда, видимо, обращавшегося к команде. – У вас нет возражений?

– Выпороть девку! – долетел возбужденный крик, чей, Мереуин не сумела узнать.

– Точно, больно уж гордая шлюха, – торжествующе гаркнул Барроуз.

Голова Мереуин вскинулась, она открыла глаза, не доверяя ушам, которые слышали в доносившихся со всех сторон возбужденных голосах сладострастную жажду крови.

– Трусы! – внезапно выкрикнула она, бросая в толпу горящий ненавистью взгляд темно-синих глаз. – Ничтожества! Неужто вам нравится смотреть, как бьют невинную женщину?

– Сэр, она не выдержит двадцати ударов. – Спокойный голос принадлежал матросу Аскью, наблюдавшему за происходящим сверху, с места вахтенного, и догадавшемуся по всхлипываниям Дэвида о суровости предстоящего наказания.

Капитан Кинкейд задумчиво поглядел на худенькие плечики Мереуин.

– Возможно, вы правы, – недовольно признал он. – Уменьшим количество до десяти. – Он снова повернулся к команде. – Десять ударов плетью, ребята, что скажете?

Никто ничего не сказал, от презрительных слов Мереуин все помрачнели, но затеплившаяся в душе девушки надежда мигом угасла при виде приближающегося к ней могучего, по пояс голого Барроуза с толстой плетеной кожаной плетью в руке. Он угрожающе махнул ею и расхохотался, когда Мереуин отшатнулась.

– Тогда начнем, – нетерпеливо прокричал Кинкейд, – давайте сначала мальчишку! Я хочу, чтобы мисс Макэйлис поняла, чего стоит ее проступок другому!

Дэвида, белого как мел, потащили вперед, Мереуин кинулась было за ним, но матрос Берг, громогласно приветствовавший предстоящую ей порку, выставил здоровенную ногу, и она, споткнувшись, упала на палубу со связанными за спиной руками. Сильный мужчина, хохоча, поднял ее и поставил на ноги. Мереуин подняла бледное личико и увидела крепко привязанного к мачте Дэвида, сгорбившего плечи в ожидании первого жгучего удара, услышала его тяжелое дыхание.

– Мистеру Брауну тоже десять, – приказал капитан Кинкейд.

Плеть свистнула в воздухе, первый удар рассек холщовую рубаху на ребрах мальчика. После второго выступила кровь, и Мереуин застонала, когда алые пятна окрасили рубашку и кровь потекла по спине. Она виновата в его страданиях, с мукой подумала девушка, понимая, что мысль эта будет мучить ее гораздо дольше, чем боль, которую ей предстоит испытать.

– Стойте! Стойте! – кричала она, перекрывая крики Дэвида, голова его моталась из стороны в сторону.

Никто не слушал ее. Лихорадочно озираясь вокруг, Мереуин видела, что большинство пассажиров глядят во все глаза, а прежнее выражение враждебности на их лицах сменилось недоверчивым ужасом. Женщины закрывали лица руками, кое-кто вообще отвернулся, но команда наблюдала, не выражая никаких эмоций, поскольку матросы и раньше частенько бывали свидетелями подобных порок, а некоторые испытали это на собственной шкуре.

Теперь Мереуин поняла, что Кинкейд был прав. Ни один из них ей не поможет. Они будут повиноваться приказам капитана, даже если сочтут их не совсем справедливыми.

– Десять! Хватит, мистер Барроуз!

Ликующий голос Кинкейда проник в ее затуманенное сознание, и, подняв голову, Мереуин увидела, что Дэвид повис на веревках с окровавленной, в нескольких местах до мяса развороченной спиной. Тихий стон слетел с ее губ, и, когда мальчика отвязали, она метнулась вперед. На сей раз никто ее не остановил, и девушка рухнула на колени рядом с неподвижным телом, корчась в стягивающих ее путах, чтобы дотронуться до него.

– Дэвид! Дэвид! – рыдала она, пока два матроса ставили паренька на ноги.

Глаза его приоткрылись, он слабо улыбнулся, но Мереуин видела, что Дэвид не узнает ее.

– Уведите, – приказал капитан. – Держите в кандалах, пока не очнется, потом отпустите. Он запомнит этот урок. Мистер Барроуз, если желаете, можете привязать мисс Макэйлис.

Мереуин вступила в борьбу с цепкими руками, кусалась, пиналась, но, конечно, не могла одолеть могучего матроса. Оставалось только беспомощно всхлипывать, пока ей вздергивали руки и крепко привязывали кисти к деревянной мачте. Ухмыляющаяся физиономия капитана Кинкейда проплыла перед ее глазами, она почувствовала, как его руки вцепились в ворот платья, ткань треснула, обнажая молочно-белую спину. Девушка уронила голову, по впалым щекам текли слезы стыда.

– Готово, мистер Барроуз, начинайте!

– Один!

Моряка она едва слышала, а щелчок кожаной плети прозвучал в ушах ружейным выстрелом. Спину обожгло огнем. Никогда в жизни Мереуин не испытывала такой боли и закричала, хотя поклялась себе не проявлять слабости.

– Два!

Она снова вскрикнула, дернувшись всем телом, когда кожаная плеть оставила ярко-красный рубец на молочно-белой коже.

– Три!

– Посильнее, мистер Барроуз!

– Четыре!

– Жги крепче!

Мереуин не слышала ни криков зрителей, ни последовавшего, затем общего ропота. Экзекуция неожиданно прекратилась, члены команды начали карабкаться на мачты, капитан Кинкейд моментально забыл о лишившейся чувств девушке и быстро поднялся по трапу на верхнюю палубу с подзорной трубой в руке. Барроуз не мог отказать себе в удовольствии нанести еще один, последний удар, а потом тоже полез на рею.

Мереуин не ведала, сколько времени простояла она у отполированной деревянной мачты с крепко привязанными руками, ощущая лишь пожирающую ее боль, пока не почувствовала, что кожаные ремни, впившиеся в запястья, слегка ослабли.

– Я сейчас развяжу вас, мисс.

Ей показалось, что она узнает голос боцмана, а открыв глаза, приметила блеск лезвия ножа, разрезавшего стягивающие руки ремни. Мереуин рухнула на палубу, мгновенно потеряв сознание от невыносимой боли в исполосованной спине.

Бледный Карл Уилсон со вспотевшим лбом пытался нащупать пульс, страшно боясь, как бы девушка не умерла. С облегчением услышав биение пульса, бережно натянул на ее плечи бархатное платье, деликатно отводя взгляд от обнажившейся на миг упругой груди. Мереуин шевельнулась, но глаз не открыла, и боцман поспешил за водой, уверенный, что это поможет привести девушку в чувство.

Когда он бежал с полным ведром назад, на его плечо легла твердая рука, и чей-то низкий голос приказал:

– Дайте-ка мне.

Уилсон поперхнулся и поднял глаза. Он был так озабочен своим делом, что не заметил появления на борту «Горянки» новых действующих лиц с подошедшего к ней судна. Боцман выполнил приказание.

Мереуин раздраженно отталкивала руку, вытиравшую ей лицо мокрой тряпкой, боясь, что склонившийся над ней незнакомец, кто бы он ни был, намеревается ее утопить. Она то приходила в себя, то вновь теряла сознание, молясь, чтобы тьма победила и она укрылась в ней от терзающей смертельной боли.

– Мереуин, вы меня слышите?

Она старалась припомнить резкий голос, уверенная, что слышала его раньше. Открыла глаза, опять застонала и наконец, увидела чье-то расплывающееся лицо. На нее были устремлены серо-стальные глаза, и она сделала попытку сосредоточиться, переводя взгляд с их холодной глубины на длинный римский нос и полные, перекошенные от гнева губы.

– В-вы?.. – еле слышно прошептала девушка и сообразила, что красивое лицо придвинулось ближе, а его выражение смягчилось. Что это, сон или она в самом деле узнает в склонившемся над ней мужчине того, кто давным-давно так ужасно обошелся с ней в замке Монтегю?

Полные губы раздвинулись в насмешливой улыбке.

– Я вижу, вы меня узнали, – сказал низкий голос. – Похоже, я обречен заставать вас в самом что ни на есть невыгодном положении, мисс, или вы всегда предпочитаете выглядеть беспризорной бродяжкой?

– Б-будь ты проклят, с-сассенах чертов, – прошептала Мереуин, попыталась еще что-то сказать, беззвучно шевельнула мягкими губами, но глаза закатились, на прозрачную кожу опустились черные ресницы, и благословенная тьма поглотила ее.