"Пожнешь бурю" - читать интересную книгу автора (Марш Эллен Таннер)

Глава 10

Церковь в Равенслее была пристроена прямо к дому. Величественному, сооружению, сложенному «в елочку» из кирпичей, приобретши, с годами теплый розоватый оттенок. Над карнизами башен, меж оконными переплетами пышно разросся плющ, и даже прекрасный витраж – дар архиепископа Кентерберийского прадедушке Иена Вильерса – отчасти прятался в беспорядочной вязи зелени.

Однако в крошечной церкви царил идеальный порядок: выложенный сланцем пол был отполирован до блеска, молитвенные скамьи, покрытые затейливой резьбой, натерты воском. Алтарь украшал древний, явно очень ценный бархатный расшитый покров с изображением библейских сцен, и проникавшие через оконные витражи лучи заходящего солнца заливали всю церковь фантастическим мерцающим светом, сливающимся с мягким сиянием свечей в начищенных медных подсвечниках.

Стоящая в нартексе[22] Мереуин почти не замечала всей этой красоты и едва сдерживала дрожь. Она тревожно вглядывалась в покуда закрытую дверь в арочном проеме позади алтаря, с минуты на минуту ожидая выхода священника, с которым недавно разговаривала, и лорда Монтегю. Она не видела маркиза со вчерашнего вечера и теперь мучилась подозрением, что он задумал унизить ее во время обряда – либо явится с большим опозданием, либо наденет самый неподходящий наряд, может, даже тот самый, в котором проделал весь путь из Лондона.

– Не волнуйтесь, детка. Свадьба будет красивая.

Почувствовав легкое прикосновение, Мереуин повернула голову и постаралась храбро улыбнуться стоящей с ней рядом маленькой седовласой женщине. Марта Симпсон, которая хлопотала вокруг нее все утро, со свойственной ей добротой развеяла большую часть страхов девушки, рассказывая самые невероятные истории о детских годах маркиза. Марти, как ее ласково называли все обитатели Равенслея, можно сказать, вырастила Иена и очень любила его.

– Говорила ли я вам, детка, что вы будете самой красивой невестой на моей памяти? – ободряюще продолжала Марти, глядя на дрожащие губы Мереуин. – Даже красивее леди Элинор, матушки маркиза, а та была ангелом, ниспосланным с небес. Ну-ка дайте мне поправить фату.

Подвенечное платье – чудо, сотворенное из белой парчи и изумительных кружев, – покоилось нынче утром на кровати, когда Мереуин проснулась. Рядом с платьем лежала фата, та самая, что скрывала сейчас прелестное личико невесты.

Марти сделала шаг назад, любуясь очаровательным созданием, которое вот-вот станет маркизой Монтегю. Впервые увидев вчера измученную девочку с огромными глазами, неуклюже вылезавшую из кареты, она усомнилась в верности выбора своего ненаглядного Иена, но за сегодняшнее утро, проведенное вместе с Мереуин, Марти убедилась, что и сама не сумела бы найти для него более подходящую жену.

– Вот увидите, обряд будет очень красивый, – еще раз заверила она, совершенно не уверенная, что Мереуин ее слышит.

Личико под прозрачной вуалью побелело, раскосые глаза испуганно распахнулись, в церкви появился маркиз.

– Ну, идите теперь, – шепнула она и вынуждена была дважды подтолкнуть невесту, прежде чем та повиновалась.

Мереуин никогда еще не видела Иена таким красивым. Темно-бордовый атласный камзол, прошитый золотыми нитями, прекрасно сидел на атлетической фигуре, золотые панталоны до колен, белый шейный платок, в котором сверкал кроваво-красный рубин в тяжелой золотой оправе, дополняли ансамбль. Темные ненапудренные волосы были заплетены в косу. Мереуин не могла не признать, что он выглядит гораздо изысканнее любого лондонского щеголя. Сердце ее так заколотилось, что она даже подумала, будто ждет момента, когда станет его женой, и выходит за него по любви.

Когда Мереуин встала рядом с ним, Иен повернул голову и улыбнулся нежной, восхищенной улыбкой, но, услышав звучный голос священника, посуровел, отвернулся и уже больше не смотрел на свою невесту.

Саму церемонию Мереуин плохо запомнила. Она стояла рядом с маркизом в почти пустой церкви, едва доставая ему до подбородка покрытой фатой головой, и ей казалось, что это сон, и она в любой момент может проснуться. Но вдруг сильная рука Иена почти до боли стиснула ее пальцы, напомнив о полнейшей реальности происходящего. Мереуин в смятении вскинула глаза и поняла, что жених и священник ожидают ответа: обещает ли она перед Богом почитать своего мужа и повиноваться ему? На какой-то безумный, искупительный миг ей захотелось ответить отказом, но тоненькие пальчики почувствовали усилившуюся хватку, она сообразила, что это глупо.

– Да, – громко сказала Мереуин бросив на маркиза вызывающий взгляд темно-синих глаз, и получила в ответ насмешливую улыбку.

Иен выпустил ее руку, и она с удивлением разглядела на пальце прелестное золотое кольцо, Мереуин еще продолжала над этим раздумывать, когда почувствовала, что вуаль поднимается, открывая лицо, руки маркиза обнимают, ее, губы прижимаются к ее губам в крепком поцелуе, предупреждающем, что больше он не потерпит никакого непослушания.

Потом Мереуин очутилась в горячих объятиях Марты, глядящей на нее полными слез глазами.

– Да пошлет Господь счастья вашей милости, – сказала старушка.

– Это действительно было бы просто божественно, – сухо заметила Мереуин, – но я сильно сомневаюсь, что обрету его здесь.

Маркиз метнул на нее грозный взгляда отошел к священнику и двум слугам, которые выступали свидетелями и теперь топтались поблизости, не зная, что от них еще требуется.

– Поднимитесь наверх, и отдохните, – посоветовала Марта, глядя на бледное лицо Мереуин. – По-моему для одного дня чересчур много волнений!

Мереуин позволила отвести себя в покои для новобрачных, отделанные в Оранжево-розовых и золотых тонах, присела на подоконник, недоверчиво разглядывая золотое кольцо на своем, пальце. Стало быть, это все же случилось, думала она, не заметив; как Марта сняла с нее. Фату и тихо удалилась. Она стала женой Иена, но откуда такая странная бесчувственность? Ей следовало бы прийти в ярость, сопротивляться, а не вести себя как овца, которую ведут на заклание. Все было словно во сне, и Мереуин просто не понимала, что стала теперь маркизой Монтегю.

Раскосые глаза бессмысленно блуждали по расстилавшемуся за окном ландшафту. Солнце клонилось к закату, пробивающиеся в просветы между облаками лучи покрывали влажную землю сияющими золотыми пятнами. Река лениво несла свои воды вдоль северных границ имения, и Мереуин видела арочный каменный мост, по которому вчера днем проезжала в карете.

Она не могла не признать, что Равенслей красив, хотя и вдвое меньше Кернлаха. Комнаты просторные, с высокими потолками, обставленные не роскошной, но красивой и удобной мебелью. В иных обстоятельствах она смогла бы полюбить поместье, но сознание, что это наследственный дом Вильерсов, пытавшихся уничтожить ее семью, было мучительным.

– А теперь ты и сама Вильерс, – прошептала Мереуин, и, когда ненавистное имя сорвалось с ее губ, странное бесчувствие, вдруг сменилось взрывом ярости. Она сорвала с пальца кольцо и с проклятием швырнула его в стену. Удовлетворенная улыбка тронула ее губы, когда кольцо закатилось в холодный, камин и улеглось там, поблескивая в пламени свечей на каминной полке.

Мереуин бросилась к шкафу и принялась вытаскивать из ящиков свои вещи, старательно уложенные Марта всего несколько часов назад. Твердо сжав губы, она запихивала в дорожный баул белье, перчатки, туалетную воду – все, что попадалось под руку.

– Вы всегда так аккуратно укладываетесь?

Девушка резко обернулась. Маркиз стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив на груди сильные руки, и внимательно глядел на нее темными глазами.

– Никак не привыкну к вашей манере за мной подглядывать, – бросила Мереуин, продолжая свою лихорадочную деятельность.

– Ничего, привыкнете, у вас вся жизнь впереди, – напомнил он, входя в комнату.

– Вы ошибаетесь, милорд. Я уезжаю.

Маркиз вежливо отступил в сторону, позволяя ей пронестись к туалетному столику, с которого она одним движением сгребла все, что там стояло, и потащила к кровати.

– Разрешите помочь? – предложил он, когда она попыталась закрыть раздувшийся баул.

– Оставьте меня! – закричала Мереуин, глядя широко распахнутыми глазами, как он надвигается на нее, отрезая путь к спасительной двери.

– Почему вы уезжаете?

Этот простой вопрос смутил ее.

– Потому что не могу носить имя Вильерс, – сокрушенно сказала она, чувствуя, что сейчас это уже не имеет такого существенного значения, как минуту назад.

– Можете уехать, когда пожелаете, Мереуин, – спокойно проговорил Иен, – но от правды вам не убежать. Вы сегодня клялись перед Богом в неуклонном повиновении мне.

– Я, кроме того, клялась уважать вас и почитать, – сердито добавила она, думая о том, что он стоит слишком близко, – и эту клятву исполнять тоже не собираюсь!

Она вытянула руки, чтобы оттолкнуть маркиза, и тут же почувствовала его пальцы на своих запястьях. Приготовившись к боли, Мереуин не сразу поняла, как нежно прикасаются к ней его руки, а на лице написано не раздражение, не гнев, а нечто весьма смахивающее на печаль.

– Вы всегда будете на ножах со мной, Мереуин?

Тронутая его тоном, девушка старалась не смотреть в неотрывно устремленные на нее серые глаза. Собравшись с силами, она холодно заметила:

– Позвольте вам кое-что напомнить. Вы обещали превратить мою жизнь в ад на земле. Почему я должна быть мила с вами?

Иен безнадежно покачал темноволосой головой:

– Я вижу, прошлое будет вечно преследовать нас.

– А как же иначе?

Несмотря на резкость тона, смятение Мереуин нарастало. Неужели он пробует заключить мир и начать все сначала теперь, когда они муж и жена? Она желала бы в это поверить, но боялась. Раздираемая сомнениями, Мереуин смотрела на широкую спину Иена, который отошел к окну, задумчиво глядя в сгущающиеся сумерки.

– Я понимаю, вас мучают сомнения, – проговорил он, по-прежнему стоя к ней спиной. – Может, со временем они исчезнут.

Мереуин не успела ответить – в дверях неожиданно вырос лакей, объявляя, что обед подан.

– Пойдемте вниз? – Рука Иена повисла в воздухе. Мереуин, поколебавшись, вложила руку в его протянутую ладонь.

– Хорошо, милорд.

– Можете называть меня Иен. В конце концов, я ваш муж.

– Не стоит напоминать. Этого я никогда не забуду.

Чувственные губы сжались, но тон не изменился:

– И обещаете не убегать?

Мереуин вздохнула, желая поверить своему сердцу:

– Обещаю, милорд.

– Иен.

– Обещаю, Иен.

– Постойте минутку, – попросил он, бросив взгляд в камин. Наклонился, поднял обручальное кольцо и надел на ее тоненький пальчик. – Впредь вам надо быть осторожнее, – сказал маркиз, смягчая улыбкой строгость тона, – а то опять потеряете. Ему суждено оставаться при вас всю жизнь. Ну, пошли?

– Да, милорд, – прошептала Мереуин радуясь, что он не стал ее бранить.

– Иен.

– Иен, – эхом отозвалась она.

Большой зал со сводчатым потолком и гобеленами на стенах, освещался мягким дрожащим пламенем свечей. Один конец темного дубового обеденного стола был сервирован прекрасным тонким просвечивающимся фарфором и ярко начищенным серебром. Едва Мереуин села, как вошли два лакея с супницей и бутылкой шампанского в ведерке со льдом.

– Боюсь, за свадебным обедом мы будем только вдвоем, извинился маркиз и взглянул на нее блестящими темными глазами, и все равно превратим его в торжество.

Мереуин сморщила носик.

– К сожалению, настроение у меня совсем не торжественное.

– Неужели? – изобразил он удивление. – Какая жалость? А я думал, свадьба – счастливое событие.

– Нет, если она замышлялась в аду.

Рука лакея, ставившего перед Мереуин тарелку с копченой лососиной, дрогнула, но он умудрился скрыть потрясение под маской равнодушия. Мереуин не обратила на него никакого внимания. Темно-синие глаза были прикованы к маркизу, сидевшему напротив в своем великолепном свадебном наряде. Иен держался со сдержанной нежностью, что даже немного пугало Мереуин.

Как только подали главное блюдо, Йен жестом отослал лакеев и холодно произнес:

– Надеюсь, в будущем вы воздержитесь от подобных замечаний в присутствии слуг.

Вот такого маркиза Мереуин знала лучше и моментально вернулась к привычному язвительному тону:

– Я буду говорить, что хочу и когда хочу, в конце концов, я маркиза.

– Так и ведите себя, как маркиза. Черт побери, Мереуин, неужели вы думаете, будто мне хочется, чтобы слуги считали мою жену мегерой?

В низком голосе явственно звучала насмешка.

– Об этом вам следовало подумать прежде чем жениться на мне.

Иен начинал горячиться, но изо всех сил пытался сохранить, спокойствие.

– Хорошо, если желаете, ведите себя, как дикарка. Однако прошу вас об одолжении – будьте полюбезнее с Марти. Она вас, похоже, уже обожает, а мне неприятно ее огорчать.

Мереуин заморгала, не в силах поверить, что маркиз Монтегю способен питать к кому-либо теплые чувства. Правда, маленькая седенькая старушка необыкновенно добра, однако до сих пор маркиз не думал ни о ком, кроме себя:

– Кажется, вы ее любите, – заметила она.

– Да. – В его тоне не было даже тени насмешки. – Она живет тут со дня свадьбы моих родителей и после смерти матери растила меня.

Иен сказал об этом без особого выражения, но Мереуин догадалась, что эта тема небезразлична для него. Девушке вдруг пришло в голову, как мало она знает о своем муже, и захотелось расспросить его о семье, но она так и не решилась, объяснив внезапно возникшую между ними близость необычностью момента. Можно себе представить, что бы он наговорил, прояви она интерес к истории семейства Вильерсов!

Мереуин хранила молчание до конца обеда, но чем упорнее она молчала, тем разговорчивее становился Иен. С непонятной для самой себя заинтересованностью она слушала рассказы о старинных гобеленах, об изображенных на них сюжетах, поражаясь его знанию истории, хотя скорее откусила бы себе язык, чем призналась в этом. Мереуин с неохотой признала, что род Вильерсов честен и отважен, всегда был предан своим государям и даже принял сторону Карла II, короля из династии Стюартов, в борьбе против «круглоголовых»[23] под предводительством Оливера Кромвеля.

– Как видите, не все Вильерсы противники якобитов, – с улыбкой заключил Иен, поблескивая серыми глазами, и потянулся налить ей шампанского. – Молчите, – добавил он, увидев, что Мереуин собралась открыть рот. – Политика и якобиты – горячая для нас с вами тема. Вы уже поняли, что мы, просидев весь обед, ни разу не поругались? Я бы хотел продолжать в том же духе.

Мереуин была слишком горда, чтобы признаться в удовольствии, полученном от такого обеда, и спрятала свои чувства под презрительной гримаской.

Иен не сдержал смеха:

– Клянусь, нет в мире другой такой упрямой и гордой девчонки, как вы. Почему попросту не признать, что вам хорошо нынче вечером в моей компании?

– Потому что это неправда, – парировала Мереуин, не совсем уверенно поднимаясь на ноги. Он насмешливо фыркнул, глядя в блеснувшие гневом темно-синие глаза.

– О, как это похоже на вас, забавляться моей неловкостью, милорд!

– Вы сами виноваты, раз перебрали шампанского! – поддразнил Иен.

– Вы невыносимы! – отрезала Мереуин и направилась к выходу, стараясь держаться как можно прямее. Иен, следя за неосознанно соблазнительным покачиванием округлых бедер, обнаружил, что не способен сердиться на нее, хотя и следовало бы. До сей поры все его попытки к примирению наталкивались на холодную отчужденность. И все же он не винил ее. Она имела полное право не доверять ему, а он не мог заставить себя честно признаться, что теперь, когда они женаты, намерен вести себя по-другому.

Да, забыть прошлое и сделать настоящее как можно прекраснее – вот как ему хотелось бы жить. Не желая терять времени, Иен взбежал по винтовой лестнице, вошел в спальню и увидел Мереуин, стоящую перед туалетным столиком и тщетно пытающуюся справиться с перламутровыми пуговками на подвенечном платье.

– Похоже, мне суждено вечно играть роль вашей горничной, – сказал Иен, любуясь ею.

– Мереуин обернулась, продемонстрировав ему вспыхнувшее от смущения; лицо:

– Ч-что вы имеете в виду?

– Вы, конечно же, не забыли тот день в Бостоне, когда я застал вас в расстегнутом на спине платье?

– Вы тогда не имели права входить ко мне в комнату, – возразила она, отодвигаясь подальше, – как, впрочем, и сейчас.

Одна его бровь удивленно приподнялась:

– Неужели? Позвольте напомнить вам, дорогая, что я ваш муж и имею определенные Права. Повернитесь.

Приказ прозвучал так неожиданно, что Мереуин машинально подставила ему спину.

– Не понимаю, почему вы не могли прислать мне Мэри, – проговорила она дрожащим голосом.

Сильные пальцы, слегка касались ее кожи, и она чувствовала теплое дыхание на затылке.

– Я давно уже отослал Мэри спать. Сейчас очень поздно, дорогая, или вы не поняли, что мы долго просидели за ужином?

– То-то я 'удивлялась, почему это лакеи все время зевают.

Иен рассмеялся, взял ее за плечи и повернул к себе лицом. Она запрокинула, голову, чтобы взглянуть ему в глаза, и тут же пожалела об этом, ибо в их глубине горел огонь желания. Мереуин задрожала, вспомнив, что теперь она законная жена этого человека. Шампанское до сих пор действовало на нее, и девушка вдруг огорчилась, что так много выпила, а ведь именно сейчас необходимо иметь трезвую голову.

– Благодарю вас, – проговорила она со всем достоинством, на какое была способна, учитывая, что стоит перед ним в расстегнутом до пояса платье. – И спокойной ночи.

– Я должен принять это за приказ удалиться? – полюбопытствовал маркиз, и, если бы голова ее не была затуманена шампанским, Мереуин уловила бы появившуюся в его тоне твердость.

– Я устала, – сказала она безразлично, но темно-синие глаза оторвались от его горящего, взгляда и скользнули в сторонку. Иен по-прежнему крепко держал ее за плечи, сильная рука тронула подбородок, приподняла, и ей ничего не оставалось, как снова взглянуть на него:

– Мереуин – хрипло сказал Иен, – вы меня отсылаете? Именно в эту ночь?

Вопрос смутил ее, как и все его странное поведение в этот вечер. Он уже дважды пытался овладеть ею и действовал жестоко, не принимая в расчет ее чувства, подавляя ее волю силой своего желания, порожденного гневом и страстью. Боже милостивый, как же бороться с ним на сей раз, когда он разбивает ее оборону своим дьявольским очарованием? И все-таки он женился на ней против ее воли, намеревается соблазнить лаской и обязательно посмеется, когда она покорно склонится перед его нежностью.

– Да, я отсылаю вас именно в эту ночь, – бросилась в атаку Мереуин, – и желала бы отослать еще дальше, пронзив ваше черствое сердце дирком, если бы он у меня оказался!

Иен видел как нерешительность в золотой глубине ее глаз постепенно перерастает в злость, однако его ошеломил этот взрыв. Он покачал головой и с насмешливым сожалением поглядел на нее сверху вниз.

– Даже полученный титул не уничтожил сидящую в вас маленькую дикарку, правда?

– Ах вы, хам и разбойник! – завопила – Мереуин и бросилась на него стуча кулачки.

Он без труда остановил ее, стиснув тоненькие запястья, и протяжно проговорил:

– В самом деле, моя дорогая, эти сцены становятся утомительными. Не могли бы вы придумать другой способ причинить мне боль? – Небрежный тон никак не соответствовал угрюмому, решительному выражению красивого, мужественного лица, но Мереуин ничего не замечала. Глаза ее застилали слезы боли и обиды, так как она знала, что он говорит правду. Слишком часто их стычки заканчивались именно таким образом. Неужели так будет всю жизнь?

– Я этого не вынесу! – простонала она от ужаса перед подобной перспективой.

Пальцы, стискивавшие ее запястья, внезапно разжались, и Мереуин взглянула на него, не веря, что так легко отделалась. Иен увидел дрожащие на ресницах слезы и крепко стиснул зубы.

– Простите, Мереуин, я не хотел причинить вам боль.

– Лжец! Да вы все время только это и делаете! – Голосок предательски задрожал, и она отвернулась, не желая демонстрировать перед ним свое горе.

Последовало долгое молчание. Наконец он окликнул ее по имени. Подняв глаза, Мереуин увидела в его руках продолговатую деревянную шкатулку.

– Я забыл отдать это вам за обедом.

– Что это? – сдавленным голосом сказала она.

– Свадебный подарок.

Мереуин нерешительно приняла шкатулку, открыла медный замочек и охнула. Внутри, на бархатной подушке, лежал драгоценный гарнитур: ожерелье, кольцо, брошь, серьги из сапфиров и бриллиантов, переливающихся в пламени свечей.

– Тот самый, что я надевала на прием к Полингтонам! – выдохнула она.

– Эти драгоценности принадлежали моей матери, – сказал Иен. – Я хочу, чтобы теперь их носили вы.

Мереуин не могла подыскать подходящего ответа, потеряв дар речи от такой красоты, несомненно, достойной самой королевы.

– Вам, собственно, следовало бы надеть гарнитур на свадебную церемонию, – продолжал Иен, не сводя с нее глаз, – но в сложившихся обстоятельствах я не был уверен, что вы его примете.

– А почему вы решили, что я сейчас его приму?

– Потому что вы моя жена, Мереуин, и ни одна новобрачная из семейства Вильерсов не отказалась от него, как бы она ни презирала своего мужа. – Голос его сорвался. – Я передаю его вам в наследственное владение, и не только потому, что это обрадовало бы мою мать, но и для того, чтобы когда-нибудь вы передали его невесте нашего сына.

Темно-синие глаза распахнулись так широко, что Иен явственно видел золотой огонь, мерцающий в их глубине.

– Мереуин, – прошептал он и притянул ее к себе, со страхом ожидая сопротивления, но, к его изумлению, она обмякла в его руках, и он смог прижать ее крепче. Не в силах поверить своему счастью, Иен медленно опускал голову, пока их губы не встретились, сперва робко, потом все настойчивее, и, наконец, ее губы открылись. Радость потрясла все его существо, радость разделенной страсти, теперь он знал, что никто не помешает им отдаться своему чувству.

Великолепное подвенечное платье упало на пол, за ним быстро последовали корсет и нижние юбки. Иен осторожно вытащил шпильки, и в ладони ему хлынул золотой поток распустившихся волос. Он зарылся лицом в ароматные локоны, глубоко вздохнул и вновь жадное припал к ее губам не желая отрываться от них ни на миг.

Когда Иен нежно опустил ее на постель, Мереуин открыла глаза любуясь его большим, мускулистым телом. Она с изумлением и любопытством дотрагивалась до бугрящихся на загорелых плечах мышц, зачарованная несходством крепкого мужского тела с ее мягким женственным. Он заглянул, в огромные раскосые глаза и не увидел в них страха, только желание, склонил голову, нежно касаясь губами высокой груди. Сильные руки исследовали ее тело, и Мереуин поняла, что жаждет этих прикосновений, каждой клеточкой чувствуя наслаждение.

Она закинула руки ему за шею, прижалась к его губам, провела по ним языком, побуждаемая скорее инстинктом, чем опытом. Ответная реакция Мереуин еще сильнее разожгла его, он просунул ладони ей под спину, прижал к себе, не в силах больше ждать, пылая дошедшим до высшей точки желанием.

Иен знал, что причинит ей боль, если даст себе полную волю, и заставлял себя сдерживать нарастающее нетерпение. Он взглянул потемневшими от страсти глазами в обрамленное золотыми локонами прелестное личико Мереуин. Ее губы были полуоткрыты, льющееся из сияющих золотыми искрами раскосых глаз тепло наполнило его сердце почти болезненной радостью. Он со стоном обрушился на неё, забыв о сдержанности, но она, к его удивлению, подалась навстречу, только чуть вздрогнула от неожиданной боли, но тут же забыла о ней слушая нашептываемые им нежные слова.

Они начали двигаться в такт, Мереуин прижималась к нему всем телом, в глубине ее существа разгорался огонь который до сих пор тлевший лишь крошечной искрой. Он глубоко проник в нее, их слияние превзошло все, что она могла вообразить, и из ее уст вырвался почти неслышный радостный стон. Иен все же услышал его и так тесно прижал к себе трепещущее тело, что они стали одним существом в последний миг ни с чем не сравнимого экстаза.

Потом они молча лежали рядом, губы Иена мягко касались ее щеки, взгляд не отрывался от ее лица. Мереуин открыла глаза и встретила этот взгляд, полный неизъяснимой нежности. «Боже мой, – подумала она, – каким ласковым может он быть когда захочет!» Иен тихо засмеялся, приподнимаясь на локте.

– Что тебя так забавляет? – полюбопытствовала Мереуин.

Он провел рукой по ее лицу, коснулся губ.

– Подари я тебе драгоценности несколько недель назад, это избавило бы меня от многих трудностей. Фи, мисс, вот уж не думал, что Макэйлисов так легко подкупить.

Мереуин прижалась щекой к его ладони.

– О, Иен, это вовсе не драгоценности. Это из-за того, что ты сказал о… о сыне.

Он внимательно вгляделся в полыхавшее румянцем лицо.

– Ты хочешь, детей, Мереуин?

– Да, твои слова впервые заставили меня понять, что мы и в самом деле женаты и можем завести детей, если, захотим. Я никогда раньше об этом не думала, но мне вдруг ужасно захотелось иметь сыновей. – Она помолчала и добавила: – Твоих сыновей.

Иен рассмеялся тихим ласковым смехом, взял в ладони нежное личико, поцеловал, сначала нежно, потом с заново вспыхнувшей страстью. Мереуин придвинулась поближе, с удовлетворенным вздохом покорилась настойчивой просьбе и снова позволила ему себя любить.

– Ну, ваше всемогущее величество, что мы теперь будем делать?

– Перестаньте иронизировать, слышите? У меня от вас голова трещит.

Элизабет Камерфорд принялась растирать кончиками пальцев ноющие виски, бросая на Уильяма уничтожающие взгляды.

– Дайте подумать минутку. Я что-нибудь придумаю.

– Что бы вы ни придумали, это не изменит факта. – Уильям сердито ткнул пальцем в сторону листка бумаги, лежащего на маленьком столике, за которым сидела Элизабет. – Он увез ее в Равенслей на два дня раньше. Судя по всему, сейчас они уже женаты.

Было десять утра, начинался сырой пасмурный день, когда Уильям без приглашения ворвался в гостиную Элизабет, застав ее раскинувшейся в кресле в одной батистовой ночной рубашке и пеньюаре. Захлопнув дверь прямо перед носом ошарашенной и возмущенной горничной, он пресек все протесты леди Камерфорд, обвиняющим жестом швырнув ей письмо.

– Когда вы это получили? – спросила Элизабет, дважды прочитав записку.

– Минут пятнадцать назад. Принес какой-то рыжеволосый хам, сказав, что получил его от Мереуин с наказом вручить мне.

– Из записки, однако, следует, что уехали они вчера, – указала Элизабет.

Уильям раздраженно нахмурился:

– Знаю! Парень сказал, что раньше никак не мог выбраться. Черт, надеюсь, задержка не будет нам слишком дорого стоить!

Светло-зеленые глаза задумчиво смотрели на него.

– Вот в этом я очень сомневаюсь.

Уильям бросил взгляд на сидящую перед ним темноволосую женщину, и лицо его просветлело.

– Можно подумать, что вам известно, как поступить?

– Разумеется. Во-первых, записка подтверждает правильность наших предположений.

– Каким образом?

Элизабет мученически вздохнула.

– Честно сказать, Уильям, ваша неспособность понимать очевидное утомляет. Письмо попросту означает, – быстро продолжала она, заметив злобу в его наполовину прикрытых тяжелыми веками глазах, – что Иен принуждает ее выйти за него замуж. Если бы Мереуин приехала в Англию по собственной воле, то вышвырнула бы ваше послание как полную белиберду и никогда о нем не вспоминала. А она пишет, что уезжает в Суррей и хочет встретиться с вами как можно скорее. Разве не ясно – ей требуется ваша помощь!

Уильям закивал головой, сперва медленно, потом более энергично:

– Да… Да, в самом деле! Так что мы теперь будем делать?

Элизабет сосредоточенно молчала, не позволяя себе реагировать на немигающий взгляд Уильяма, похожего на пса, выпрашивающего у хозяина подачку.

– Вы немедленно отправитесь в Суррей и вдохновите юную леди на побег.

Уильям презрительно фыркнул:

– Вы думаете я попрошу у лорда Монтегю разрешения, а может, даже воспользуюсь, одним из его экипажей.

– Иена не будет, – холодно объявила. Элизабет, – Он будет здесь, в Лондоне.

Несмотря на свой скептический настрои, Ульям не мог не восхититься, гениальностью своей сообщницы. Трудно поверить, что это прекрасное создание с зелеными глазами и блестящими темными волосами способно организовать дьявольски опасный заговор. Опасный? Вовсе нет! Риск только создаст Уильяму репутацию отчаянного мужчины, готового, на все ради, любимой, женщины. Опасный? Его даже можно назвать благородным!

– Как вы собираетесь заманить маркиза в Лондон? – поинтересовался он, внезапно почувствовав себя отважным и непобедимым.

– С помощью вот этого, – ответила Элизабет, размахивая запиской Мереуин и довольно улыбаясь. – Письмо послужит приманкой. Я немедленно перешлю его в Равенслей. Если я хорошо знаю Иена – в чем абсолютно уверена, – он примчится сию же минуту, чтобы разыскать вас. Вы же тем временем предупредите свою домохозяйку, что решили вернуться в Шотландию, о чем она уведомит разгневанного маркиза, тогда как на самим деле вы отправитесь в Равенслей.

– А потом? – сказал Уильям, – которому, по правде сказать, не очень нравился такой оборот дела. Он предпочел бы, чтобы маркиз как можно дольше не подозревал о его существовании.

Элизабет пожала плечами:

– Не могу же я предугадать их реакцию. Многое будет зависеть от вас, но, по-моему, мисс Макэйлис встретит своего спасителя с такой радостью, что согласится бежать пока Иен не вернулся.

– Не уверен, – с сомнением, протянул Уильям. Зеленые глаза презрительно сузились.

– Я никогда и не обещала, что все получится легко, особенно когда имеешь дело с таким человеком, как маркиз. Если вам её сильно хочется, рискните.

– А вы? – помолчав, спросил Уильям.

Элизабет удовлетворенно улыбнулась. Ее уже начинала беспокоить трусость Уильяма. Теперь она знала, что прочно подцепила его на крючок. Скоро Иен снова будет принадлежать ей.

– Я, разумеется, буду ждать Иена в Лондоне, ибо после побега невесты ему потребуется утешение.

– Ну, по части утешения вам нет равных, – согласился Уильям, позволив себе любовно погладить ее по щеке. – Не волнуйтесь, – рассмеялся он, когда Элизабет непроизвольно отпрянула, – меня занимает лишь одна синеглазая девчонка. – Тогда все улажено. Я сей же час отошлю письмо, поскольку нельзя терять ни минуты, а вам советую к ночи быть в Суррее. Недалеко от усадьбы есть маленькая деревушка под названием Фартингдейл с приличным постоялым двором, но не забудьте скрыть свое настоящее имя.

– Поверьте, – проговорил Уильям, целуя ее руку, – никогда бы не совершил такой дурацкой ошибки.

Глядя ему вслед, Элизабет подумала, что не совсем в этом уверена.

– Дай-ка я тебе помогу. – Большая загорелая рука осторожно вынула из ее, пальцев цветочные ножницы. Иен стоял так близко, что Мереуин вспыхнула, невольно вспомнив ночь любви, когда она вновь и вновь отвечала на его нежные ласки и поцелуи, прежде чем погрузиться в глубокий сон.

Когда на следующее утро Мереуин проснулась, Иена рядом не оказалось, а дверь между их комнатами была плотно закрыта. Но она была рада побыть немного в одиночестве и до прихода Марти с завтраком на подносе сладко дремала на огромной кровати. Хотя утро выдалось пасмурным и свинцовые тучи полностью затянули небо, Мереуин спустилась в сад, решив нарезать цветов к столу. Она как раз укладывала сладко пахнущую охапку в висевшую на руке корзину, когда появился Иен.

Завладев ножницами, он поднес к губам ее руку и поцеловал ладошку, не сводя с нее серых глаз.

– Ты уколешься, – предупредил он. – Давай я сам нарежу.

– Их так много, и все разного оттенка, – заметила она, блестя глазами. Иен наклонился и поцеловал ее в улыбающиеся губы.

– Моя мать больше всего любила розы. – Он обломил длинный стебель кроваво-красного бутона и засунул цветок за вырез ее бледно-голубого муслинового платья.

– И я тоже их люблю, – сказала Мереуин с робкой улыбкой, еще не привыкшая к их новым отношениям и к своему чувству обретенной любви, – но не больше всего.

– А какие больше? – спросил Иен, продевая ее руку себе под локоть и направляясь к следующей клумбе. – Скажи, и я велю к вечеру их посадить.

Мереуин рассмеялась и подняла на него полный любви взгляд. Она никак не могла поверить произошедшей в нем перемене. Внешне Иен, на ее взгляд, не изменился – такой же величественный и красивый даже в простой рубашке и панталонах из нанки, с растрепанными ветром темными волосами, но резкость черт куда-то исчезла, и Мереуин с радостью подумала, что никогда больше не будет его бояться.

– Ты не сможешь раздобыть те цветы, которые я больше всего люблю.

– Чепуха. На земле не найдется такого, чего бы я не смог раздобыть.

– Кроме этих цветов. Я люблю вереск, и колокольчики, и горную горечавку, и арнику, и ракитник.

– То есть на самом деле ты пытаешься дать мне понять, – заключил он, поворачиваясь к ней лицом, – что рвешься домой за тем, чего я не могу дать тебе здесь.

Мереуин кивнула и опустила глаза под откровенным настойчивым взглядом, вдруг отчаянно испугавшись ничем не прикрытой страсти, увиденной ею в этом взгляде, подумав, что, может быть, она вызвана лишь физическим влечением.

– По-моему, надо обождать еще несколько дней, – сказал Иен, с тревогой замечая легкую тень грусти, мелькнувшую на нежном личике. – Весьма вероятно, что твои братья сейчас на пути в Лондон и наверняка сильно рассердятся, если приедут только для того, чтобы узнать о нашем отъезде.

– Так ты меня увезешь? – выдохнула Мереуин, не смея надеяться.

Иен, словно загипнотизированный, смотрел в золотую глубину огромных умоляющих глаз.

– А ты думала, я намерен держать тебя здесь в заточении? – поддразнил он.

Мереуин судорожно вздохнула, и он проклял себя, понимая, что ей нелегко забыть о его прошлых поступках, как бы ему того ни хотелось. Но она тут же улыбнулась ему прежней вызывающей улыбкой:

– Неужели вы надеетесь, милорд, что сумеете меня удержать?

– Я давно уже усвоил, дорогая, что спорить с тобой бесполезно, – усмехнулся Иен, – Можешь потерпеть еще недельку?

Нежные ручки обвились вокруг его шеи.

– Если ты позаботишься, чтобы мое пребывание здесь того стоило, – ответила Мереуин, прижавшись к его груди, – тогда смогу.

Рука об руку они пошли к дому, и Иен радостно подумал, как изменилась Мереуин, его жена, превратившись в очаровательную юную женщину, сводящую его с ума одним призывным взглядом сияющих синих глаз.

– Я была полной дурочкой, – неожиданно призналась она, понизив голос до шепота, так что ему пришлось наклониться, чтобы расслышать.

– Жестокой и невоспитанной, упрямой и бешеной – да, но не дурочкой, – поправил он.

Мереуин со вздохом прислонилась к мускулистому плечу.

– О, Иен, я серьезно! Если бы я раньше призналась себе в том, что открыла прошлой ночью, мы оба избежали бы долгих сердечных страданий.

– И что же ты открыла, моя сладкая, соблазнительная девчонка?

– Ч-что я в-вовсе не так ненавижу тебя, как думала, – запинаясь произнесла она, снова охваченная робостью.

Звонкий смех Иена раскатился в сыром воздухе.

– Самое замечательное объяснение в любви, какое я когда-либо слышал! Полагаю, мы оба виноваты. Я пугал тебя и был слишком горд на беду нам обоим.

В дверях гостиной Иен прижал ее к себе, Мереуин приподнялась на цыпочках, закинула руки ему за шею и ответила на поцелуй с пылом, обрадовавшим и изумившим его.

– Осторожнее, не то розы помнете! – послышался голос Марти.

Мереуин залилась краской, а Иен победоносно улыбнулся, не выпуская ее из своих объятий.

– Есть лишь один цветок на земле, с которым я соглашусь обращаться осторожно, и он гораздо прелестнее любой розы, – сказал маркиз, оборачиваясь к Марти. Выцветшие глаза пожилой женщины увлажнились при взгляде на стоящую перед ней молодую пару. Никогда даже в самых тайных мечтах, она не надеялась увидеть Иена таким счастливым. Многие считали лорда Монтегю жестоким и высокомерным, но Марти, знавшая его лучше любого другого, всегда подозревала, что эти его качества порождены душевным одиночеством и стремлением обрести покой. Именно это увело его много лет назад в море, именно это заставило бросить дом и друзей ради дикого Северо-Шотландского нагорья, куда маркиза гнала больше тоска, чем наследство.

– Давайте в воду поставлю, – предложила Марти, шагнув вперед, чтобы взять из рук Мереуин корзину. – Кроме того, к вам гости. Я как раз шла сказать об этом.

– Кто это? – удивленно спросил Иен.

– Мистер Виланд с дочками. Должно быть, пришли поздравить.

– Кто они такие? – полюбопытствовала Мереуин, за слышав мученический стон маркиза.

– Соседи. Мистер Виланд не один год надеялся, что я женюсь на одной из его дочерей.

– Почему ж ты не женился?

– Сейчас увидишь. – Он взял ее за руки. – Надеюсь, вы будете вести себя прилично.

– Я буду образцовой женой, – пообещала Мереуин, метнув на него веселый взгляд раскосых глаз. – Вполне ли прилично я выгляжу для приема наших первых гостей?

Он попытался отыскать какой-нибудь изъян в ее внешности и не смог.

– По обыкновению ужасно. А теперь пошли.

Троица Виландов сидела на обитом полосатым шелком диване – пара невероятно длинных и худых девиц по бокам такого же тощего отца. Мистер Виланд сильно потел в кожаном камзоле и густо напудренном парике, дочки яростно обмахивались крошечными веерами из слоновой кости, зажатыми в больших руках без перчаток. Обе с плохо скрываемой завистью уставились на Мереуин, скромненько пристроившуюся в кресле рядом с мужем лицом к гостям, и обе не преминули заметить, как маркиз ласково прикоснулся к ее обнаженному плечу, прежде чем раскланяться с их отцом.

– Томас, вы очень любезны, что посетили нас.

– Я даже не поверил, услышав новость, хоть и сказал мне об этом сам достопочтенный Брейнок. – У Томаса Виланда оказался тонкий, пронзительный голос, совершенно не подходящий мужчине такой комплекции. В его глубоко запавших глазах, устремленных на Мереуин, была скорбь. – Девочки сразу принялись меня упрашивать поехать познакомиться с вашей женой. Это, должно быть, она и есть?

– Разумеется, – ответил Иен и, сверкнув белыми зубами, адресовал Мереуин улыбку, откровенно говорившую, до чего все это скучно. – Позвольте представить вам Мереуин Вильерс, урожденную Макэйлис из Гленкерна, ныне маркизу Монтегю.

Заранее готовясь услышать свое имя, соединенное с именем Вильерс, Мереуин неожиданно испытала чувство гордости, которое согрело ей душу. Теперь она принадлежит Иену, а тот факт, что она поклялась никогда не допускать этого, почему-то не имел теперь никакого значения.

Дочки Виланда, представленные как Люсинда и Летти, хотя Мереуин так и не поняла, кто из них кто, пролепетали поздравления, сверля ее желчными взглядами. У обеих были сильно напудрены лица и прически, более подходящие женщинам старшего возраста, а платья с тяжелыми жесткими кринолинами вышли из моды несколько лет назад. Мереуин рядом с ними напоминала прелестный цветок, расцветший среди сухих ветвей, но держалась без тени превосходства или снисходительности, всеми силами стараясь помочь гостьям освоиться.

Иен, сидя в кресле, удобно вытянув перед собой длинные ноги, поглядывал на нее из-под полуприкрытых век острым, ничего не упускающим взглядом. Ему с трудом верилось, что Мереуин родилась и выросла не в самом изысканном лондонском семействе, с таким благородством и ненавязчивым гостеприимством занимала она гостей. Понимая, что представление это устроено главным образом ради него, он с трудом сдерживал смех, восторгаясь этой женщиной-девочкой, которую он считал раньше невоспитанным и злобным созданием.

Еще удивительнее была перемена, произошедшая в нем самом, ибо он всерьез думал, что, удовлетворив физическое влечение к смазливой девчонке, потеряет к ней интерес. Однако сердце его все так же сильно билось при взгляде на ее прелестное лицо, алые манящие губы. Он было сначала решил, что это следствие не до конца удовлетворенной страсти, но теперь начинал сомневаться.

– Что? – раздраженно переспросил Иен, поняв наконец, что одна из девиц Виланд обращается к нему.

Люсинда смущенно заморгала под его нетерпеливым взглядом и повторила вопрос:

– Я спросила, намереваетесь ли вы с леди Монтегю сделать Равенслей своей постоянной резиденцией?

Иен даже не глядя, чувствовал, с какой надеждой Мереуин ожидает ответа, и одарил Люсинду улыбкой, отчего та зарделась еще сильнее.

– Серьезно сомневаюсь, что жена позволит мне обосноваться в каком-либо ином месте, кроме, Северо-Шотландского нагорья.

– Но ведь там холодно и пустынно! – удивилась Летти, – поддержанная усердными кивками Люсинды.

– Я убежден, что мы сумеем найти себе развлечение и весьма приятно проведем зиму, – ответил маркиз, a Мереуин прижала пальцы к губам, скрывая улыбку.

Последовало неловкое молчание, поскольку ни одна из девиц Виланд не нашлась что на это ответить, и после нескольких ничего не значащих реплик отца семейства гости уныло откланялись.

– Как ты мог так жестоко обойтись с ними? – спросила Мереуин, едва они остались одни в гостиной.

Иен смерил ее насмешливым взглядом:

– Жестоко? Я полагал, что был чрезвычайно галантен…

– Тебе прекрасно известно, о чем я говорю! Они обе по уши в тебя влюблены, а ты на них безжалостно рявкал. И не надо так на меня смотреть!

Он схватил ее за талию, притянул к себе и жадно поцеловал.

– Я только об этом и думаю, леди. Простите, если нарушил светские приличия.

Мереуин смеясь, попробовала оттолкнуть его но задача оказалась нелегкой, так как ноги ее едва касались пола:

– Пусти сейчас же, – приказала она наконец. – Я есть хочу. Умираю с голоду.

– Знай я заранее, что ты так много ешь, женился бы на другой – буркнул Иен.

Кончик тоненького пальчика любовно обвел контур крепкого подбородка.

– Ах, ошибаетесь, милорд, – Темно-синие глаза смеялись. – Вы сами сказали мне как-то, что мы принадлежим друг другу, и, боюсь, вам скоро придется пожалеть об этих словах.

– По-моему, этот миг уже наступил.

Марта, ожидающая их возле накрытого к обеду стола, радостно просияла, когда Мереуин, войдя в столовую, восхитилась украшавшими его розами.

– Те самые, что вы с его светлостью нарезали нынче утром, – пояснила старушка.

– Они прекрасны. – Мереуин уткнулась носом в мягкие душистые лепестки. – Интересно, растут ли розы в замке Монтегю?

Марти пожала худыми плечами:

– Не могу сказать, дорогая. Спросите маркиза.

– Вы поедете с нами в Шотландию? – с надеждой спросила Мереуин.

– И что я буду там делать целыми днями? – ворчливо поинтересовалась Марти. – Мистер Иен вырос, во мне давным-давно не нуждается, держит только по доброте душевной. Мне будет одиноко, даже и поговорить не с кем.

– Что за чепуха, – задумчиво ответила Мереуин, представив себе, какую забавную пару составят Марти и Энни, соревнуясь в заботе о наследниках, которые непременно вскоре заполнят детскую. Чистые синие глаза засветились радостью. Да, у нее будут сыновья, все как один отчаянные сорванцы, не уступающие своему отцу!

Она встряхнула головой, возвращаясь к настоящему, и поспешила навстречу мужу, входящему в гостиную.

– Иен, иди поешь со мной!

– Не могу у меня еще полно дел, – ответил маркиз с извиняющейся улыбкой.

Личико Мереуин разочарованно вытянулось.

– Но уже почти час!

Он прислонился к косяку двери и притянул ее к себе.

– Имение само собой не управляется, дорогая, а я очень долго отсутствовал.

Мереуин упрямо вздернула голову.

– А мне все равно. Неужели нельзя отложить дела всего на час?

Иен испустил тяжелый вздох, но серые глаза его весело поблескивали.

– Ну ладно, только это не дает тебе права думать, будто ты можешь командовать мной, просто-напросто мило надув губки. Сдаюсь, но один-единственный раз.

– Милорд, – с лукавой улыбкой воскликнула Мереуин, – вы поистине глупы как баран, если действительно в это верите!

– Боюсь, так оно и есть.

– Сам виноват, – безжалостно напомнила Мереуин. – Нечего было принуждать меня к этому браку!

Его руки сильнее обвились вокруг тонкой талии.

– Ты считаешь, что я принудил тебя, Мереуин?

Она подняла на мужа полный любви взгляд и прошептала:

– Н-нет.

Вопреки ее ожиданиям поцелуя не последовало, и Мереуин не смогла сдержать разочарованного вздоха.

– Запомните, леди, я вовсе не так глуп, как вам, может быть, кажется.

– Провалиться бы вам в преисподнюю, милорд сассенах, – засмеялась Мереуин, подталкивая его к столу.

Она оживленно болтала весь завтрак, и Иен просидел за столом гораздо дольше, чем следовало, учитывая количество неотложных дел. Взглянув на часы, он с изумлением обнаружил, что уже почти четыре, и, предупредив жену, чтобы его не беспокоили, уединился в кабинете. Мереуин мудро решила послушаться, вспоминая, что брат отдавал точно такие же распоряжения, исчезая в своей комнате. Ох уж эти мужчины, размышляла она, глядя на плотно закрытую дверь кабинета, и почему они бывают такими скучными?

Собиравшаяся целый день гроза так и не разразилась. Выйдя на террасу, Мереуин сощурилась от солнечных лучей, пробившихся сквозь недавно еще плотный слой облаков, глубоко вдохнула сладкий аромат роз и медленно пошла по дорожке мимо живописных лужаек и фигурно подстриженных кустов. Птицы щебетали в кронах старых деревьев над головой, теплый ветерок играл мягкими завитками золотых волос, обрамлявших ее нежное личико.

Если расчеты Иена верны, думала Мереуин, братья могут приехать со дня на день. Интересно, что они скажут про Равенслей? Она с восхищением посмотрела на величественные кирпичные стены, вздымающиеся из-за верхушек деревьев. Великолепный дом, и, несомненно, с годами она полюбит его еще больше. Да, надо будет попросить Иена почаще ее сюда привозить, решила Мереуин, особенно в период, суровых шотландских зим, к тому же, она сможет навещать Алисию, но Кернлах в ее сердце всегда будет на первом месте.

Теперь, правда, придется жить в Монтегю, напомнила она себе, останавливаясь, чтобы понюхать цветок жимолости, пышно разросшейся на ограде сада. Эта мысль не вызвала у нее ни боли, ни негодования лишь слегка взволновала. Она с удивлением подумала, что довольно быстро свыклась с фактом своей принадлежности к семейству Вильерсов, и, хотя ей никогда не победить в себе ненависти к дяде Иена, ее жизнь теперь будут определять вещи поважнее слепой клановой, гордыни и феодальных распрей. Любовь к Йену, каким-то образом, лишила значения все, что было в прошлом, и молодая женщина была готова к будущему мирному сосуществованию двух своих, семей – старой и новой. Мереуин грустно улыбнулась, вспомнив, что именно в этом, пытался убедить ее Александр, много месяцев назад.

– Наверное я повзрослела, – сказала она вслух, чистосердечно удивляясь серьезности своих размышлений. Да, и только любовь мужчины по имени Вильерс показала ей, как безосновательны, были ее страхи. То-то изумятся братья, выслушав все это однако, надо признать, что понимание этого далось ей ценой немалых страданий.

– Эй, ваша милость!

Мереуин резко оглянулась, испуганная неожиданным шепотом, и отступила на шаг, увидев, как из-за густой живой изгороди вылез, на дорожку молодой человек в грубой домотканой одежде. Он был не намного старше нее, но тяжелый труд уже сгорбил его плечи, лицо опалило солнце, густая шапка нечесаных волос выгорела до такого же цвета, как ее светлые золотые кудри.

– Кто вы? Что вам нужно? – Мереуин старалась держаться, как подобает хозяйке поместья, хотя необъяснимая тревога сжала ей сердце. Этот человек не работает в поместье. Тогда что он здесь делает?

Юноша стоял на почтительном расстоянии, склонив лохматую голову.

– Прошу прощения, вы леди Монтегю?

– Да, – нерешительно сказала Мереуин, разглядывая юношу и постепенно успокаиваясь, – Вы хотите поговорить со мной или с моим мужем? Он…

– Нет, нет, миледи! – Карие глаза испуганно округлились. – Мне велено не попадаться на глаза маркизу!

– В таком случае зачем вы здесь? – вновь насторожилась Мереуин.

Он сунул руку за пазуху, вытащил сложенный листок бумаги и протянул ей.

– Велели отдать вам и никому другому.

– Кто велел? – спросила Мереуин, не сделав попытки взять записку.

– Джентльмен на постоялом дворе, ваша милость, Он не назвать своего имени. Сказал, хорошо заплатит, если я передам это вам так, чтобы никто не видел.

Сердце у нее екнуло от внезапно пришедшей догадки, и она сделала несколько шагов вперед, чтобы взять записку.

– Он велел вам ждать ответа? – Большие синие глаза в упор смотрели на парня.

Он сглотнул, впервые в жизни увидев такие ярко-синие глаза, и тут же решил, что маркиза Монтегю прекраснее любого ангела с картинки.

– Нет, ваша милость, сказал только, что ежели вы пожелаете послать словечке, то через меня, а уж я знаю где его сыскать. Меня зовут Джеки Уилсон, ваша милость, мой отец кузнец в Фартингдейле.

Мереуин едва сдерживала волнение, записка жгла ей пальцы, ибо она ни секунды не сомневалась, кто ее написал.

– Спасибо, Джеки.

Он провел пятерней по грязным волосам, неуклюже поклонился и исчез в кустах так же бесшумно, как появился. Мереуин трясущимися руками развернула записку. Она была короткой: Роулингс извещал о своем приезде, о желании встретиться в любое время, какое она пожелает назначить.

Мереуин несколько раз перечитала записку, и сердце сжала тупая боль. У нее с Иеном все будет кончено, если он узнает, что она побывала в тюрьме. Маркиз Монтегю превратится в посмешище для всего Лондона, а для такого гордого человека, как он, это будет тяжелым ударом. Он станет презирать ее. Два дня назад она не задумываясь отшила бы Уильяма Роулингса или пригрозила воспользоваться своим новым статусом маркизы Монтегю и добиться его наказания за преступные обвинения в ее адрес, но теперь ей хотелось только одного – спасти от скандала любимого мужчину и навсегда похоронить свою мрачную тайну.

Подняв с земли ветку орехового дерева, Мереуин принялась ковырять влажную землю возле кирпичной стены, пока не вырыла ямку. Тщательно разорвала письмо на крошечные кусочки и закопала, положив сверху большой камень, чтобы ничего не было заметно. Вытерла руки и хмуро оглядела плоды своих трудов. Зачем Уильяму Роулингсу ее шантажировать? Чего он потребует – денег или протекции в высшем лондонском обществе?

Мереуин содрогнулась всем худеньким телом, припомнив омерзительное ощущение от прикосновения к ее губам слюнявого рта. А вдруг он потребует чего-то еще? Такого, что она предпочтет смерть? Он, без всяких сомнений, заинтересовался ею в тот день, когда она очнулась в его экипаже, и похотливый взгляд масляно блестевших из-под полуприкрытых тяжелыми веками глаз был достаточно красноречив.

Если бы ей удалось все объяснить, доказать, что ее бросили в тюрьму по ложному обвинению и что сам Уильям достоин тюремного заключения! Но какое значение будет иметь ее невиновность для сплетников, которые с удовольствием разнесут эту историю по всем модным салонам Лондона? Мереуин была уверена, что за свою бурную юность Иен приобрел немало врагов, которые теперь с радостью используют возможность отомстить могущественному лорду Монтегю, да и сама она уже была объектом ненависти таких женщин, как Элизабет Камерфорд.

Глухой стон сорвался с губ Мереуин, но она тут же спросила себя: какой смысл так терзаться? Во-первых, надо встретиться с Уильямом, точно выяснить, чего он хочет, а потом уж решать. Золотая головка гордо вздернулась. Она не даст этому человеку погубить только что обретенное ею и Иеном счастье. В конце концов она Макэйлис, она маркиза Монтегю и воспользуется всеми преимуществами этого титула, чтобы победить мерзкое чудовище, вставшее на ее пути.

– Мереуин, какого дьявола ты тут делаешь?

Иен быстрыми шагами шел к ней. Его темные волосы развевал ветер, который, как она только что заметила, резко усилился.

– Марти сказала, что ты вышла в сад, – сказал Иен, подходя к жене, – и беспокоится, как бы под дождь не попала. Ты что, не видишь, он вот-вот хлынет?

Мереуин посмотрела на черные тучи, несущиеся по небу, только что почувствовав приближение грозы.

– Извини, – пробормотала она, – я не заметила.

Одной рукой он обнял ее за плечи, с тревогой и в то же время с нежностью заглянул в лицо:

– Мереуин, что случилось?

Она бодро улыбнулась:

– Ничего. Наверное, я слишком глубоко погрузилась в размышления.

– Вот не думал, что женился на такой глупой девчонке, которая выскакивает в дождь из дому, – посетовал Иен, испытывая облегчение от ее улыбки. – Пошли, а то оба вымокнем. – Он вдруг остановился. – Что за черт, Мереуин, неужели ты не способна пройти по саду и не испачкаться? – Он перевернул ее руку ладошкой вверх, она была в грязи. – Погляди на свое платье! Все в земле!

Мереуин неуверенно рассмеялась, избегая смотреть ему в глаза.

– Со мной вечно что-то не так.

Иен не мог удержаться от улыбки, глядя на нее.

– Просто дитя, – любовно сказал Йен, схватил жену за руку и потащил по дорожке. Они вбежали в дом в тот самый момент, как начался ливень. – Пойди наверх, переоденься, – сурово велел он. – А еще лучше, прими ванну. Я не желаю, чтобы ты перепачкала мне всю мебель.

– А как же обед? – с сомнением поинтересовалась Мереуин, испытывая облегчение от того, что Иен вроде бы ничего не заметил, и стараясь держаться как ни в чем не бывало. Это было не так-то легко, учитывая сложившиеся обстоятельства, но если маркиз и уловил в ее взгляде или голосе напряженность, то ничего не сказал.

– Обождет. Проклятие, – буркнул он, – боюсь, этот брак доставит мне немало хлопот.

Мереуин вдруг так испугалась, что может потерять его, что прильнула к мужу всем телом, обхватив руками могучую шею.

– О, Иен, обещаю, я никогда не доставлю тебе хлопот и никогда не заставлю стыдиться меня!

Изумленный ее страстным порывом, маркиз покрепче прижал к себе жену и нежно прошептал.

– Я шучу, моя крошка, любовь моя. Только не говори, что я уже победил упрямую гордыню Макэйлисов! Мне будет трудно поверить.

Мереуин запрокинула голову, чтобы взглянуть на него, и ошеломленный Иен увидел в больших темно-синих глазах слезы. Но дерзкий ответ успокоил зашевелившуюся в душе тревогу.

– Ах ты, нахальный сассенах! Ты что, правда думаешь, будто прихлопнул меня?

Он рассмеялся, чего Мереуин и добивалась, разжал ее руки и ласково шлепнул по попке.

– Давай поторапливайся, я умираю с голоду. Марти велела немедленно отнести наверх чан, и я надеюсь, за час ты управишься.

– Слушаюсь, ваша долговязая светлость, – бросила она через плечо и помчалась вверх по лестнице. К счастью, маркиз не заметил мелькнувшего на прелестном личике выражения отчаяния и безнадежности.

Теплая, ароматная вода в большом, медном чане почти успокоила Мереуин. Она блаженно закрыла глаза и выбросила Уильяма Роулингса из головы. Ничто сейчас не имело значения, кроме тихого плеска воды и успокаивающего шума дождя за окнами. Завтра, все тревоги будут завтра, сказала себе Мереуин, а сегодня каждая минута принадлежит Иену, она будет дарить ему радость и счастье.

При мысли о муже Мереуин вспомнила, что через час должна спуститься в гостиную, и разом открыла глаза. Быстро встала и потянулась за приготовленным Марти мягким полотенцем, вся в струйках воды, стекавшей по розовой блестящей коже. Вытираясь, она услышала, как позади тихо стукнула дверь. Мереуин оглянулась, решив, что это Марти пришла поторопить ее, и застыла с полотенцем в руках, увидев в нескольких шагах от себя огромную фигуру маркиза.

Неожиданно для себя молодая женщина поняла, что нисколько не смущается своей наготы, и радостно встретила устремленный на нее взгляд серых глаз. Удовлетворенная улыбка тронула полные губы Иена, убедившегося, что Мереуин больше не боится его.

– Заглянул посмотреть, что задерживает тебя, моя дорогая, – хрипло проговорил он, не отрывая глаз от ее гибкого тела, – и, признаюсь, весьма рад, что ты замешкалась.

– Я вовсе не хотела заставлять тебя ждать, – извиняющимся тоном ответила Мереуин, но голос ее звучал как-то неуверенно, словно она думала совсем не о том, о чем говорила.

Иен подошел ближе, и загорелые сильные руки легли ей на бедра.

– Оно того стоит, – многозначительно протянул он. Мереуин шлепнула его по рукам и улыбнулась:

– В самом деле, милорд, можно подумать, у вас лишь одно на уме!

– По крайней мере, я открыто в этом признаюсь.

– Обед ждет, – попыталась возразить Мереуин.

– А мы ни перед кем не обязаны отчитываться, – напомнил Иен, поймал ртом ее губы и крепко поцеловал, отчего у нее внутри вспыхнул огонь. Он без усилия поднял жену на руки, перенес на постель и лег рядом. Она судорожно вздохнула и затрепетала.

– Лучше скажи, что предпочитаешь мою любовь бараньей ноге, – шутливо приказал он, покрывая поцелуями ее тело.

– Ты и так знаешь, – прошептала Мереуин, прижимаясь к его груди и становясь все податливее под умелыми ласками сильных рук.

Иен удовлетворенно рассмеялся, теснее прижимая ее к себе, так что биение их сердец слилось в одно. Минуту они лежали неподвижно, наслаждаясь этой близостью.

– Моя страстная маленькая Мереуин, – любовно произнес Йен с ноткою изумления в голосе.

Она с нежностью поглядела в его красивое лицо, выражавшее любовь и желание. Протянула руку, погладила гладкую щеку, он поймал тоненькие пальчики и поцеловал ладошку.

– В чем дело? – спросила она. – О чем ты думаешь?

– О твоей ненависти ко мне, радость моя, и о том, как мне трудно свыкнуться с тем, что в этих прекрасных глазах, глядящих на меня, не горит злоба.

– Но вы постараетесь с этим свыкнуться, не так ли, милорд? – лукаво сказала Мереуин, проводя пальчиком по темным курчавым волосам, покрывавшим его широкую грудь.

Губы Мереуин приоткрылись, приглашая к поцелую, и Иен не заставил ее ждать.

– Приложу все силы.

Мереуин ласкала ладонями мускулистую спину, и он прерывисто задышал, целуя ее все крепче и крепче.

Йен перевернул Мереуин на спину и склонил темноволосую голову, ловя губами соски. Она задохнулась от наслаждения под нежными прикосновениями опытных, уверенных рук, стремясь к цели, которая больше не страшила ее, глубоко убежденная, что из всех мужчин один только Иен Вильерс способен ее к ней привести.

Желая доставить ему такое же удовольствие, какое он доставлял ей, Мереуин провела рукой по твердому; плоскому животу, и Иен со стоном содрогнулся. В чреслах его пылал огонь, он раздвинул ей бедра, прижал к себе, а Мереуин выгнулась ему навстречу, упиваясь прикосновением отвердевшей мужской плоти.

Иен опустился на нее в неудержимом желании погрузиться в манящую сладость женского тела, но сознательно сдерживал себя, наслаждаясь моментом ни с чем не сравнимой близости. Неотрывно вглядываясь в синие глаза, потемневшие от страсти, Иен с радостью подумал, что она начинает осознавать свою готовность к плотской любви, что в ней крепнет уверенность в своей способности доставить ему радость и без стыда с упоением окунуться в экстаз.

Мереуин подняла глаза, мягко улыбнулась и раздвинула ноги, предлагая взять все, что она может отдать. Их губы слились в поцелуе, и Иен не смог больше противиться ее пылкому призыву.

Она не почувствовала никакой боли, когда он глубоко вошел в нее, лишь бесконечную радость от сознания, как сильно он ее хочет – и только ее одну. Иен застонал, чувствуя, что она приподнимается ему навстречу, сомкнув тонкие руки на его шее, маня сладостью губ. Он сгорал от желания обладать ею, прильнуть еще ближе, впитать ее в себя всю целиком.

Мереуин пылала так же, как и он, чувствуя, что жгучий жар слившейся плоти вот-вот поглотит их. Она льнула к нему, обезумев от лаек, точно зная, что даже в самых смелых своих мечтах не думала о возможности такой любви, какую, она испытывает к этому мужчине.

– О Боже, Иен, – прошептала Мереуин в неудержимом стремлении выразить свое чувство, но он не позволил ей говорить, обнял сильными руками, и они взлетели на головокружительную высоту наслаждения. Там, в глубине ее тела, осталось семя, чудесным образом обещающее зарождение новой жизни – плода их прекрасной и вечной любви.