"Сергей Герасимов. Часть той силы (Фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

дверь, выводящая прямо в другой мир, и сквозь нее проникал тусклый свет. Это
было довольно удобно; теперь Ложкин мог не опасаться нападения сзади: как
только кто-нибудь или что-нибудь покажется в дверном проеме, оно перекроет
свет своим телом, и Ложкин это сразу увидит. У него будет время убраться
отсюда. Он нащупал пальцами очередной шуруп и продолжал работу. Свет
постепенно мерк, приближалась ночь.
Еще до наступления полной темноты замок стоял на своем месте.
Ложкин закрыл глаза и посчитал до десяти. Замок не исчез.
То-то же! Он закрыл глаза еще раз и теперь собирался сосчитать до
тридцати, просто на всякий случай.
На счете двадцать семь чужая рука коснулась его спины.
Он вскрикнул и бросился вперед, ударившись о дверь.
В этот момент свет снова включился.
В коридоре никого не было, совсем никого. На ступеньках, которые всегда
оставались пыльными, отпечатались странные следы, которые могли бы
принадлежать, например, змее или большой ящерице.
Замок все же не исчез. Ладно, можете меня пугать сколько хотите!
Сегодня ночью мы посмотрим, кто кого, - подумал Ложкин.
Он вернулся в спальню, зажег свечи и сел перед зеркалом. В темной
глубине отражалась его лицо, которое казалось чужим. Может быть, дело в том,
что за неделю Ложкин сбросил четырнадцать килограмм, и теперь его никто не
назвал бы полным. Изменилось и выражение лица. Ложкин часто рисовал
автопортреты и имел их двадцать четыре или двадцать пять. На всех портретах
его лицо выходило слегка встревоженным, одухотворенным, немного смущенным.
Скорее лицо юноши, чем мужчины, - того вечного юноши, которого вечно питают
надежды. Сейчас в глазах не было ни смущения, ни тревоги. Был, впрочем
страх, тяжелый, уверенный, темный страх, как у бойца перед заведомо
смертельным боем. Подрагивала нижняя губа, и с этим Ложкин ничего не мог
поделать. В зрачках струились огоньки свечей. Лицо было красивым, загорелым
и небритым. Сейчас Ложкин нравился сам себе.
Он начал работать. Глина жила в его пальцах. Казалось, что ее мягкие
скользкие комки сами тянутся к нужному месту. Он работал быстро и очень
качественно. Лицо, постепенно прорастающее сквозь глину, было его настоящим
лицом - лицом того человека, которым он всегда хотел быть. Это был не просто
автопортрет, это был настоящий Ложкин, более настоящий, чем тот, кто сейчас
сидел за столом и лепил, хотя и не очень похожий на него. Это было более
глубокое проникновение в реальность, в тот ее слой, что не виден
обыкновенному зрению. И даже дальше, далеко за этот слой, - куда-то в
бесконечность трансцендентальных теней, живущих собственными жизнями. Так
сильно он еще никогда не лепил. Это было не вдохновение, это был смерч.
Но с каждой минутой он чувствовал, как нарастает напряжение. Напряжение
просто висело в воздухе, оседало на шторах голубыми кристаллами, колебало
огни свечей. Используй свой страх, малыш, используй свой страх! Может быть,
сейчас они выходят из подвала. Может быть, сейчас они уже поднимаются по
лестнице. Может быть, сейчас уже стоят за дверью. Может быть, сейчас они
тихо войдут, и Ложкин увидит в серебряной тьме зазеркалья силуэты их слепых
морд. Сейчас, через десять минут или через час - они обязательно появятся,
обязательно войдут и станут позади него, прислушиваясь. Он увидит огромные
дыры на месте их глаз, услышит их тяжелое медленное дыхание, вдохнет их
запах, одновременно и похожий и непохожий на запах зверя. Кто они такие?