"Сергей Герасимов. Фантастические рассказы и повести" - читать интересную книгу автора

самом деле же - ничего.
Вся ценность подвала заключалась в том, что он принадлежал только
тебе. Никто чужой не мог сюда сунуться. Согласитесь, что в жизни немного
таких вещей.
Металлическая заслонка с цифрами и буквами какого-то древнего года,
кованая и такая маленькая, что даже ребенку приходится наклоняться. Потом
лестница вниз, очень крутая и длинная; наклон был почти вертикалью,
лестница проходила в трубе, а изнутри труба всегда была влажной и пахла
чем-то несолнечным. Потом площадка, изгиб узкого коридорчика и ещё один
глубокий спуск. Все вместе означало глубину метров двадцать. Сто девять
ступенек. В самом низу кирпичная камера величиной с небольшую комнату.
Высокий и всегда мокрый свод потолка. Отец расставлял свечи и расказывал. Я
слушал развесив уши. Он рассказывал о том, насколько подвал хорош. Он
многое скрывал от меня, поэтому я не всегда его понимал. Подвал как подвал.
Не знаю, как это сооружение вентилировалось.
Дышать там было трудно. Стены внизу были кирпичными, очень холодными и
липкими, в каком-то клейком налете - как будто здесь сутками напролет
ползают армии слизней. Однажды я оторвал от стены что-то вроде липкой и
прочной паутины, но отец категорически приказал бросить. Сама темнота в
углах, шевелящася от свечей, казалась липкой и жуткой.
Постараюсь объяснить сущность этой жути. Попробуйте представить себе
самый темный ужас, а потом вычесть из него страх - и тот остаток, который
вы получите, и есть атмосфера подвала. Подвал был совсем не страшен, но
жуток до ломоты в спине. Был в этой атмосфере ещё и сильный оттенок чего-то
такого - вот как будто на темной лестнице целуешься взасос с женой лучшего
друга, а он сам идет в двух ступенькакх впереди и может обернуться. Грешная
радость на краю гибели.
Уже только это чувство, которое ты переживал в подвале, безусловно
приятное, заставляло туда возвращаться.
Позднее я узнал причину такой необычной атмосферы подвала - подвал не
принадлежал к нашему миру. Не знаю, откуда он вылупился и как присосался к
нам со стороны какого-нибудь астрала, неизвестного измерения пространства
или черт знает чего. Но время в подвале текло совершенно ненормально или
вообще не текло. Это была всего одна из многих странностей. Когда я
спускался в подвал, мои часы останавливались, и если на них было 11-45, то,
как бы долго я ни оставался внизу, они все равно показывали 11-45, очень
редко - 11-46; я поднимался к солнцу и там было все то же утро и ещё не
успевала опасть занавеска, поднятая ветром, а кофе не успевал остыть. Но я
пробыл внизу много часов.
Воздух на лестнице был вязким и липким, это трудно передать словами,
ведь ничего подобного вне подвала не существует, это была, скорее, липкость
мазута, но без всякого запаха мазута. И мрак подвала был особенным: лучи
свечей в нем как будто замедлялись, тормозились и достигали твоего глаза
уже на излете. Это делало свечи чуть-чуть похожими на одуванчики. Я много
раз пытался туда провести электричество, но электричество выталкивалось из
подвала как масло из воды.
Когда мне было уже под тридцать, я по-настоящему полюбил подвал. Я сам
открыл, что в нем есть несколько камер и, в отличие от главной комнаты, они
опасны. Отец просто не говорил мне о них, оберегая. Был довольно большой
серый зал сразу за стенкой, почти что черный, все цвета там исчезали и