"Сергей Герасимов. Эпоха игры" - читать интересную книгу автора

4

Спускаясь к берегу, я перехожу вброд ручей. Вброд - это
преувеличение, потому что вода едва доходит до щиколоток. Дно ручья
вымощено гладкими камешками одинаковых размеров, оно совершенно плоское; я
никак не могу отделаться от впечатления, что иду по мостовой. Ручей широк
- метров пять или шесть; вечерами, после грозы, его невозможно ни перейти,
ни переплыть.
Со мной несколько листов. Каждое утро, до того, как туман станет
прозрачен, я успеваю сделать несколько набросков. Потом я заканчиваю по
памяти этюд небольшого формата. Я работаю алла прима - я знаю, что
продолжить начатое мне уже не захочется. Это не лень, просто все, что я
делаю, мне не нравится. Я чувствую, как подступает тоска.
Тоска. Кажется, Фрейд был прав - все, что мы делаем, растет из одного
корня. Танец - имитация охоты или полового акта, песня - имитация этой
имитации, литература - имитация песни. Значит, веселье, музыка, книги -
все это не для тебя. Ты можешь обманывать себя всю жизнь и, если есть
перед кем, то ты никогда не устанешь притворяться. Но если ты один - один,
как Бог в еще не созданной Вселенной, то имитации не обманывают тебя и,
стоит только приостановиться, как тоска сжимает твое горло безжалостными
челюстями вампира и пьет твою соленую кровь, захлебываясь от голодного
нетерпения. И ты еще можешь сбежать, но только в дремучий лес работы,
работы и снова работы; там твои раны закроются и ты будешь бродить
кругами, заблудившись, и ждать, пока какая-нибудь Золушка выведет тебя
отсюда и возьмет с собой, а ты сделаешь ее принцессой в благодарность за
это. Нет, Золушки поступают проще - они ищут себе принцев во дворцах.
Все-таки Фрейд был прав - мы начинаем и заканчиваем одним и тем же. Тоска.
Размышляя так, я присаживаюсь на вершине песчаной дюны (на этом пляже
песок, как молоко, на других - песок всех цветов спектра, почти всех. Это
еще одна достопримечательность острова.) У воды стоит женщина; не замечая
меня, она смотрит в сторону почти невидимого моря. На мгновение ко мне
возвращается надежда встретить свою Золушку, видимо, я все же романтик.
Быть романтиком не так уж плохо; я делаю набросок: темная тонкая
фигура женщины на берегу. Женщины любопытны, это их главное свойство,
редкая женщина не захочет подойти и взглянуть, как рисуют ее собственный
портрет. Если она не подойдет сейчас, значит, у нее слишком много своих
забот, а с такими людьми бесполезно заводить знакомства. Множество мыслей
подобного рода мгновенно рождается где-то на дне моего сознания; они
размножаются быстро, как древние одноклеточные; размножившись, они
заполняют все свободное пространство и начинают поедать друг друга - идет
обычная, в миллиарды раз ускоренная эволюция. Эволюция заканчивается на
одной огромной, взлетающей к небу мысли - что-то вроде тяжеловесного
крылатого ящера, обреченного на вымирание: я хочу изобразить нечто
значительное. Это мне, впрочем, не удается. На некоторое время работа
увлекает меня так, что я забываю о натуре, я рисую ту женщину, которая
существует только в моем воображении. Я не замечаю, как идет время.
Наконец, подняв глаза, я вижу, что женская фигура исчезла, но следы
тянутся в мою сторону. Конечно, она стоит у меня за спиной, не слишком
близко, чтобы не показаться невежливой.