"В горячих сердцах сохраняя (сборник. Рассказы и стихотворения)" - читать интересную книгу автора

Фидель Кастро Провал наступления Батисты на Сьерра—Маэстру[2]

Ровно четыре месяца назад я обратился по повстанческому радио к народу в трудные для него дни реакции после провала забастовки 9 апреля. Многие трудящиеся в городах пали тогда духом, многие считали, что силы революционного движения уже на исходе, и казалось, что страна на долгие годы снова погрузилась в безнадежную тьму тирании. Подавив забастовку, главный штаб Батисты сфабриковал целый ряд фальшивок, в которых утверждалось, что силы повстанцев разбиты. Тирания считала, что настал подходящий момент для того, чтобы окончательно расправиться с повстанцами, которые более года высоко держали знамя революции.

Выражая нашу непреклонную решимость продолжать сопротивление, я тогда сказал:

— Народ Кубы знает, что борьба за освобождение завершится победой. Он знает, что революция непрерывно нарастает и крепнет. Родившееся почти год назад движение сегодня уже можно считать, непобедимым. Борьба идет не только в горах Сьерра—Маэстры, от мыса Крус до Сантьяго, но и в Сьерра—Кристаль, от Майари до Баракоа, и на равнине Кауто, от Баямо до Виктория—де—лас—Тупас. Борьба развернулась и в других провинциях Кубы. Кубинский народ знает, что наша воля и упорство в борьбе несокрушимы, что мы — армия народа, пользующаяся его поддержкой и любовью, тогда как армия Батисты ненавистна всем. Кубинцы знают, что после каждой неудачи революция разгорается с еще большей силой. Они знают и то, что военное поражение десанта, высадившегося с «Гранмы», не означало конец борьбы, а, наоборот, было ее началом. Народ Кубы знает, что стихийная забастовка, вспыхнувшая после убийства нашего товарища Франка Пайса, указала нам мощное средство организованной борьбы с тиранией, что никакие горы трупов, никакие потоки крови не могут спасти ненавистный режим, ибо ни сотни убитых рабочих и юношей, ни беспрецедентные репрессии не могут ослабить революцию, а, наоборот, углубляют и расширяют ее, воочию доказывая ее непобедимость. Пролитая тиранией кровь кубинских патриотов только увеличивает ненависть борцов за правое дело, и каждый борец за независимость, павший на улицах города или на поле битвы, вызывает у своих единомышленников неукротимое желание продолжать борьбу и отдать жизнь за родину, пробуждает даже у равнодушных желание сражаться, заставляет даже самых слабых выполнить свой долг перед родиной, истекающей кровью в борьбе за свои права, за свое достоинство. Наша священная борьба вызывает чувство симпатии у всех народов Америки.

Я закончил эту речь следующими словами:

— Народ Кубы уверен, что наши силы никогда не будут сломлены и что мы будем верны нашей клятве: родина будет свободной или мы погибнем — все до последнего.

Сегодня я хочу рассказать кубинскому народу о том, каких успехов добилась наша революция за истекшие месяцы.

После семидесяти шести дней непрерывной борьбы в горах Сьерра—Маэстры на участке Первого фронта Повстанческая армия, не будучи профессиональной и не имея ни авиации, ни артиллерии, ни налаженного снабжения боеприпасами и продовольствием, разбила и уничтожила главные силы тирании в этой части страны. Она нанесла сокрушительный удар вполне современной армии хорошо обученных и обеспеченных всем необходимым профессиональных солдат.

За это время проведено более тридцати боев и шесть крупных операций. Свое наступление на Сьерра—Маэстру враг начал 24 мая. За несколько недель до этого правительство Батисты стянуло к северным отрогам Сьерра—Маэстры свои отборные войска. Вражеское командование мобилизовало для этого наступления четырнадцать пехотных батальонов и семь отдельных рот. В его ударную группировку входили: 10–й батальон майора Артилеса, 11–й батальон подполковника Санчеса Москеры, 12–й батальон капитана Падроны, 13–й батальон майора Таррао, 14–й батальон майора Бернардо Падроны, 15–й батальон майора Морехона, 16–й батальон капитана Лары, 17–й батальон майора Исагирсе, 18–й батальон майора Переса, 19–й батальон майора Соулета, 20–й батальон майора Фернандеса, 21–й батальон майора Льитераса, 22–й батальон майора Мартинеса, 23–й батальон майора Финалеса, 1–я отдельная рота, рота «К», рота «L», 2–я рота 5–го пехотного полка, 1–я рота 3–го пехотного полка и танковая рота «С» полка имени 10 марта. Эту группировку поддерживали авиационный полк, силы военно—морского флота и подразделения полевой жандармерии.

Главный штаб противника во главе с генерал—майором Эулохио Паррасом и бригадным генералом Альберто Чавиано разработал план, согласно которому первоначально предполагалось расчленить силы Повстанческой армии, а затем последовательно уничтожить отряды Первого фронта и захватить штаб Верховного командования и повстанческую радиостанцию.

После того как противник нанес нам несколько ударов и действительно разъединил наши силы, командование Повстанческой армии тайно перегруппировало свои части, стянув все колонны с юга и из центра провинции Орьенте на участок Первого фронта. В состав этих сил входили: третья колонна под командованием майора Хуана Аль—мейды, отозванная из района Эль—Кобре; вторая колонна под командованием майора Камило Сьенфуэгоса, ранее действовавшая в центральной части Сьерра—Маэстры; четвертая колонна майора Рамиро Вальдеса, прибывшая из района Уверо—Окухаль, и седьмая колонна майора Крессенсио Переса, действовавшая на крайнем западе Сьерра—Маэстры. Всем этим колоннам было дано распоряжение двигаться по направлению к пику Туркино. Вместе с восьмой колонной майора Эрнесто Че Гевары и первой колонной, которой руководило непосредственно Верховное командование, эти силы образовали фронт протяженностью около тридцати километров. Передний край фронта проходил по северным склонам Сьерра—Маэстры.

В первые дни июля Верховное командование Повстанческой армии направило командирам колонн директиву, в которой было сказано: «Мы сознаем, что в нашем распоряжении очень мало времени. И все же мы должны сопротивляться организованно, тщательно подготавливая и обеспечивая каждый успех, ибо он может стать определяющим для всей последующей борьбы. Это наступление врага будет самым крупным и продолжительным. И если мы сорвем и отразим его, это приведет Батисту к гибели. Он это знает и потому приложит максимум усилий, чтобы успешно завершить наступление.

Это решающее сражение будет происходить на территории, которая знакома нам больше, чем врагу. Нужно приложить все усилия, чтобы превратить это наступление врага в полный разгром его сил. В целях обеспечения этого разгрома необходимо: 1) повсеместно оказывать организованное и решительное сопротивление врагу; 2) обескровить и истощить его войска; 3) обеспечить взаимодействие всех видов оружия, чтобы быть готовым перейти в наступление, как только противник проявит признаки слабости.

Необходимо заблаговременно подготовить линию обороны. Мы уверены, что заставим противника дорого заплатить за его попытку разделаться с нами. Уже очевидно, что планы противника не совершенны. Однако он приложит максимум усилий для захвата контролируемой нами территории. Предстоит длительная борьба, но мы знаем, что победим.

Задача колонн состоит в том, чтобы на каждом отдельном участке фронта оказывать врагу максимальное сопротивление, используя любую возможность для распыления сил врага. Нужно создавать повсеместное превосходство в силах и в огне путем использования более выгодных позиций.

Мы допускаем, что на отдельных участках фронта противник может обойти нас с флангов. В прилагаемом документе даны точные указания, как действовать в каждом конкретном случае. Основные положения этих указаний сводятся к следующему: 1) штаб, госпитали, мастерские и прочие службы должны оставаться в зоне военных операций; переводить их куда—либо запрещается; 2) повстанческое радио не должно прекращать своих передач (фактор первостепенного значения); 3) в каждом отдельном случае противнику нужно оказывать максимальное сопротивление. Любой успех наших сил будет поддержан резервными группировками, действия которых впоследствии облегчат переход наших войск в общее контрнаступление».

План, намеченный в этих инструкциях, был выполнен с предельной точностью. Именно в этот период методы партизанской войны уступили место тактике маневренной войны. Наши войска заняли все ответственные рубежи Сьерра—Маэстры на севере и на юге. 24 и 25 мая противник почти одновременно атаковал рудники в Буэйсито и в Лас—Мерседес. С самого начала он натолкнулся здесь на упорное сопротивление Повстанческой армии. Чтобы захватить населенный пункт Лас—Мерседес, обороняемый всего лишь одним взводом повстанцев, нескольким ротам противника, поддержанным танками и авиацией, пришлось вести бой в течение тридцати часов. 11–й батальон противника, наступая на рудники в Буэйсито, должен был дорого платить за каждый отвоеванный метр земли; за пятнадцать дней сражения он продвинулся лишь на 10 километров.

15 июля противник начал наступление с юга силами 17–го пехотного батальона, высадившегося с моря у Лас—Куэбас.

Дальнейшие события освещались каждый день в военных сводках, передаваемых повстанческим радио, поэтому нет необходимости излагать их детально. В течение тридцати пяти дней враг продолжал медленно продвигаться вперед. В середине июля 11–й и 12–й батальоны батистовцев, действовавшие в районе Буэйсито, пересекли северные отроги Сьерра—Маэстры и подступили к Санто—Домииго. Таким образом, все силы противника сосредоточились к западу от пика Туркино. Самым критическим днем было 19 июня. За одни сутки батистовцам удалось продвинуться от Хибакоа к Санто—Доминго на побережье от Пальма—Моча до Ла—Платы. Над нашими наиболее выдвинутыми вперед частями нависла угроза окружения. Спустя несколько дней враг прорвался через наши заслоны в Гавиро и обошел Сьерра—Маэстру с фланга. Благодаря быстрой смене позиций наши части сумели избежать окружения и организовать сопротивление на новых рубежах.

В результате этого натиска противник достиг населенных пунктов Нарапхаль, куда вышел 18–й батальон, наступавший от Ла—Платы, и Мериньо, захваченного 19–м батальоном батистовцев.

Между наступавшими навстречу друг другу северной и южной группировками противника оставалось приблизительно семь километров. Враг уже предвкушал победу. Но боевой дух революционных войск не был сломлен, у нас еще имелось достаточно сил и средств для продолжения борьбы. Да и вся центральная часть гор оставалась в наших руках. 29 июля у Санто—Доминго силам тирании наконец был нанесен первый сокрушительный удар, в результате которого наиболее сильная группировка вражеских войск оказалась разгромленной. Оружие и боеприпасы, захваченные в этом бою, длившемся три дня, позволили нам перейти в наступление и в течение тридцати пяти дней изгнать из Сьерра—Маэстры все силы тирании. Потери противника составили около 1000 человек. Было захвачено более 400 пленных.

Один успех следовал за другим. Бои у Санто—Доминго, у Мериньо—эль—Хигуе, у Хибакоа и Лас—Мерседес переросли во всеобщее контрнаступление. Батиста безуспешно пытался вывести из Сьерра—Маэстры остатки своих сил, участвовавших в наступлении. Враг покидал населенные пункты без боя. Даже свой лагерь в Пино—де—Агуа противник бросил, не оказав сопротивления. Это было самое позорное бегство армии с поля боя.

Был полностью уничтожен 22–й и разгромлен 11–й батальоны. 19–й батальон противника потерял в Мериньо все свои повозки с боеприпасами, продовольствием и другим имуществом. 18–й батальон, оказавшись в окружении, вынужден был сдаться частям Повстанческой армии. Одна рота батистовцев была разгромлена в Пурьялоне. Роту «L» мы уничтожили у устья реки Да—Плата, а 92–ю роту полностью пленили в Лас—Вегасе. Там же был взят в плен и командир танковой роты «С», пытавшийся бежать после разгрома роты в Эль—Сальто. В Арайоне повстанцы уничтожили 23–й батальон противника, а 17–й батальон и три других батальона были обращены в бегство после семи дней упорной борьбы на равнине.

Трофеи Повстанческой армии были исключительно велики. В наши руки попали два 14–тонных танка, вооруженных 37–мм пушками, два средних и восемь легких минометов, две базуки, около 30 пулеметов, 142 полуавтоматические винтовки, около 200 автоматов, карабинов и обычных винтовок, более 100 тыс. патронов и сотни мин и снарядов. Кроме того, повстанцы захватили три радиопередатчика и 14 ультракоротковолновых радиостанций «CRS–10».

Повстанческие силы потеряли в общей сложности 27 человек убитыми и 50 ранеными (часть из них впоследствии умерли от ран). Среди погибших были майор Даниэль, капитаны Рамон Пас, Андрее Куэвас, Анхелито Вердесья и Леонель Родригес. Каждый из них вписал незабываемые страницы в историю нашей революции. В отличие от батистовских офицеров наши командиры всегда находились среди своих бойцов на наиболее опасных участках.

Что может сказать в свое оправдание весь генеральный штаб Батисты и его начальник генерал Поррас? Что могут сказать эти отсиживавшиеся в своих кабинетах люди в оправдание гибели сотен своих солдат, погибших из—за недальновидности, бесчувственности и некомпетентности этих новоявленных стратегов тирании? И что может оправдать применение тысяч напалмовых бомб, крупнокалиберных снарядов и ракет, обрушенных на селения Сьерра—Маэстры? Все эти действия несовместимы с понятием гуманности и не оправданы с военной точки зрения. Ради чего было загублено столько солдат, ради чего погибло столько людей?

Преступная неосведомленность и бездушие батистовского командования во многих случаях стоили жизни солдатам. Так, одна из рот 18–го пехотного батальона получила приказ отойти от Ла—Платы и направиться в Хигуе, но, не будучи предупреждена о том, что этот пункт окружен повстанцами, попала в засаду и была уничтожена. То же самое произошло с ротой «L», которая днем позже также была направлена в этот район, хотя начальство уже знало о судьбе роты 18–го батальона.

В Эль—Сальто во время второго боя у Санто—Доминго по вине батистовского офицера, приказавшего роте «С» продвигаться к Санто—Доминго и уверившего ее командира, что путь туда свободен, ибо он якобы сам его разведал, эта рота полностью погибла. 22–й батальон получил приказание продвигаться от Санто—Доминго к Пуэбло—Нуэво, но его не предупредили, что днем раньше здесь была разгромлена повстанцами правительственная часть, и батальон был уничтожен.

Мне, честному и гуманному человеку, было очень горько наблюдать, как солдат, таких же кубинцев, как и я, бессмысленно и преступно обманывало и губило их собственное командование. После первого боя у Санто—Доминго в наши руки вместе с радиостанцией 22–го батальона попали и секретные коды правительственных войск. Командование противника не сделало из этого никаких выводов, поэтому в последующих боях мы были полностью осведомлены о всех приказах и распоряжениях противника. Секретный код, установленный батистовским командованием 15 июня, попал в наши руки спустя четырнадцать дней и не был заменен вплоть до 25 июля. А ровно через день при разгроме роты «С» в Эль—Сальто мы захватили и этот новый код. И до самого конца нашего контрнаступления противник не удосужился его изменить. Мы пользовались этим и иногда отдавали приказы по радио вражеской авиации, заставляя ее бомбить собственные позиции.

Из—за своей неорганизованности противник часто повторял одни и те же ошибки. Он наталкивался на те же самые засады, которые несколькими днями раньше причинили ему ущерб и нанесли потери. Ни один вражеский офицер, командовавший отдельной частью или подразделением, не получал информации о том, что происходило в других частях. В результате ни офицеры, ни солдаты не знали обстановки. Более того, генеральный штаб батистовских войск передавал по всей стране лживые военные сводки о сотнях уничтоженных повстанцев.

Потери, и верно, были большими, но только не у повстанцев, а у армии Батисты. Это говорило об огромном размахе происходящих событий. Цинизм же генерального штаба дошел до того, что в тот самый день, когда мы передали Красному Кресту в Сан—Гранде 163 военнопленных и раненых армии Батисты,[3] о чем был составлен акт, подписанный представителями кубинского Красного Креста, батистовское радио передало сводку, в которой сообщалось, что сотни повстанцев в этот день сдавались в плен в Мапсапильо, Баямо и других районах. В действительности же за 76 дней наступления силам диктатуры не удалось захватить ни одного пленного и к ним не дезертировал ни один повстанец.

Генеральный штаб, очевидно, не задумывался над тем, что его солдаты испытывали сильное недоверие к своему командованию, горько в нем разочаровавшись, ибо оно ввергло свою армию в катастрофу, беззастенчиво обманывало остатки своих разбитых вооруженных сил, заявляя, будто враг разбит, хотя на самом деле повстанцы могли в любой момент появиться у ворот их казарм.

Я хотел бы еще раз подчеркнуть то, о чем мы говорили четыре месяца назад: «Когда будет создаваться действительная история борьбы кубинского народа за свободу и каждый факт будет сопоставлен с военными сводками режима Батисты, тогда выявится, до какой степени тирания была способна извратить и лишить содержания все институты Республики, каких пределов преступности и варварства способна достичь сила, находящаяся на службе зла, и до какой степени солдаты диктатуры могут быть обмануты своими руководителями».

Именно тогда генеральный штаб Батисты воочию показал всем, что он лишен стыда. Он обманывал армию и народ, защищая свои интересы, он обманывал всех, чтобы воспрепятствовать деморализации солдат, обманывал весь мир, скрывая то, что у него нет военных дарований, скрывая свою продажность, неспособность, несмотря на наличие десятков тысяч солдат и огромных материальных ресурсов, разбить горстку людей, вставших на защиту прав своего народа. Продажность тирании столкнулась с неподкупностью людей, борющихся за правое дело. Ни военная техника, ни академия, ни самое современное оружие не помогли. Именно так и бывает, когда военные не защищают свою родину, а нападают на нее, когда они не обороняют народ, а порабощают его, когда они перестают быть национальной армией и превращаются в шайку вооруженных бандитов. Тогда они не заслуживают не только жалованья, которое они, между прочим, получают от народа, но даже того, чтобы им светило солнце на земле, которую они бесчестно и трусливо обагрили народной кровью.

Такая эволюция произошла и с генералом Эулохио Кантильо. В начале кампании он был сдержан; казалось, карательные операции претили ему, и он отдавал командирам батальонов приказы, в которых обязывал их гуманно обращаться с гражданским населением. Впоследствии же, чтобы скрыть чудовищные преступления своей армии, он публиковал военные сводки, циничные и лживые, недостойные порядочного человека. А разве можно назвать честными бомбардировки беззащитных деревень Сьерра—Маэстры, не вызывавшиеся никакой военной необходимостью, а единственно только жестокой местью и желанием посеять страх среди крестьян? А как расценивать преступления, совершенные кровопийцей Морехоном в окрестностях Баямо, и другие злодеяния подчиненных генерал—майора Эулохио Кантильо?

Велика и неизмерима разница в поведении на кубинской земле народной Повстанческой армии и армии тирании. Вот лишь некоторые примеры.

Число раненых солдат и офицеров противника, получивших помощь от нашего медицинского персонала, достигло 117 человек. Из этого количества умерло лишь двое. Все остальные уже здоровы или выздоравливают. Эти данные со всей очевидностью говорят не только о заботе, которой были окружены раненые солдаты противника, но и о большом искусстве наших медиков, сумевших блестяще справиться со своей гуманной задачей, несмотря на отсутствие необходимых инструментов и на то, что наши госпитали часто создавались на скорую руку.

Количество здоровых и раненых военнопленных, переданных нами в распоряжение Международного и кубинского Красного Креста, составило 422 человека, не считая военнопленных, получивших ранения в сражении при Аройоне, ибо они были оставлены нами там, где противник мог легко позаботиться о них сам. Таким образом, общее число вражеских солдат, сержантов и офицеров, отпущенных нами на свободу в период повстанческого контрнаступления, достигло 443 человек. Все раненые и военнопленные были возвращены без каких—либо задержек.

Такой акт, как предоставление свободы военнопленным во время войны, может показаться лишенным логики. Однако нужно учитывать сам характер нашей войны и преследовавшиеся в ней цели. Гражданская война требует гибкой политики и по отношению к местному населению, и по отношению к противнику. Война — это не только вооруженная борьба, требующая применения винтовок и пулеметов, самолетов и орудий. Такой подход к ней был одной из причин поражения тирании. Нам же поэтический гений Хосе Марти дал такую путеводную звезду, которая помогла победить. «Важна не сила оружия, — писал наш духовный вождь Хосе Марти, — а сила ума». Мы неуклонно следовали этому завету. С момента высадки с «Гранмы» повстанцы проводили в отношении противника неизменную политику. Нашим девизом была гуманность. История знает мало примеров, когда так неукоснительно придерживались избранной линии поведения. С первого боя, происшедшего 17 января 1957 года у Ла—Платы, и до последнего, выигранного нами в провинции Орьенте в первых числах августа 1958 года у Лас—Мерседес, только на участке Первого фронта мы взяли в плен свыше 600 человек.

С законной гордостью людей, твердо придерживающихся в своем поведении правил человеческой морали, мы можем сказать, что бойцы Повстанческой армии ни разу не нарушили существующих норм обращения с военнопленными. Ни один военнопленный не был лишен жизни, ни один раненый не остался без медицинской помощи. Ни один из военнопленных не может пожаловаться на побои или оскорбления. Хотя перед нами и был безжалостный противник, мы уважали его человеческое достоинство. Победы, одержанные нами без убийств, пыток и издевательств, доказывают, что оскорбление человеческого достоинства ни в коем случае не может обеспечить военный успех. Эта линия поведения, выдержанная на протяжении 20 месяцев борьбы и проверенная более чем в 100 сражениях, красноречиво говорит о том, как вела себя Повстанческая армия. Сейчас, когда страсти еще не утихли, мы не вполне осознаем значение этого, однако впоследствии, при написании истории революции, это будет по достоинству оценено. Можно представить себе, как трудно было нам не отходить от принятой линии поведения особенно тогда, когда мы были всего лишь горсткой людей, за которыми охотились, как за дикими зверями. Но еще тогда, в дни боев у Ла—Платы и Уверо, мы научились ценить достоинство и жизнь военнопленных.

Однако не только повстанца или человека, сочувствующего нашему делу, но даже всякого подозреваемого в таких симпатиях и попадавшего в руки врагов, неминуемо ожидали пытки и смерть. Было немало случаев, когда мирных крестьян убивали только для того, чтобы обосновать публикуемые генеральным штабом тирании ложные сводки. И если 600 солдат и офицеров противника, попавших в наши руки, остались живы и вернулись к своим семьям, то свыше 600 наших соотечественников, в большинстве случаев далеких от какой бы то ни было революционной деятельности, было замучено тиранией. Но все знают, что убийства никому не прибавляют силы. И силы противника истощились. Мы же отказались от убийств. И это сделало нас сильными.

Почему мы не убивали пленных солдат противника? Потому, что только трус убивает поверженного врага. Потому, что Повстанческая армия не может прибегать к тактике тирании, с которой она борется. Потому, что вся политика и пропаганда противника были направлены на то, чтобы представить революционеров смертельными врагами батистовской армии.

Диктатура пыталась привлечь солдат на свою сторону с помощью обмана и других неблаговидных средств, внушая им, что борьба против революции является борьбой за их собственное будущее и даже жизнь. Диктатуре не нужно было, чтобы мы вылечивали ее раненых солдат и сохраняли жизнь военнопленным; она была заинтересована как раз в обратном, в том, чтобы мы убивали всех без исключения, заставляя тем самым каждого правительственного солдата бороться до последней капли крови за свою жизнь.

Мы не убивали пленных, потому что жестокость, бессмысленная в обычной войне, в гражданской войне становится еще более неоправданной, ибо сегодняшние противники после окончания войны должны будут жить вместе и убийцы неизбежно встретятся с детьми, женами и матерями своих жертв. Мы не убивали пленных, потому что постыдным и унизительным «подвигам» убийц и палачей мы желали противопоставить высокогуманное поведение наших бойцов, чей пример будет поучителен для грядущих поколений. Мы не убивали пленных, потому что уже тогда нужно было сеять семена братства, которое, мы знали, воцарится в будущем на нашей земле для всех людей. Если все те, кто сегодня борются на фронте, научатся ценить жизнь побежденного врага, то завтра, уже в мирное время, никто не почувствует себя вправе мстить и совершать преступления. Если в Республике воцарится справедливость, то для мести уже не останется места.

Почему мы отпускали военнопленных на свободу? Потому, что, оставляя их на Сьерра—Маэстре, нужно было делить с ними пищу, одежду, обувь, табак, а все это доставалось нам с трудом. Потому, что мы не хотели содержать пленных впроголодь. Потому, что при сложившихся в стране экономических условиях и громадной безработице мы все равно не смогли бы ослабить диктатуру задержанием военнопленных. Мы всегда считали главным не то количество людей и вооружения, которым располагает диктатура (поскольку мы знали, что министерство финансов не будет ограничивать ее в ресурсах), а то количество людей и вооружения, которым располагает Повстанческая армия. Победа на войне зависит не только от оружия, но и в значительной степени от морального состояния войска. Если в наших руках оказывается оружие солдата, то сам он теряет для нас всякий интерес. Этому человеку будет трудно бороться против тех, кто поступил с ним благородно. Расстрел солдата или взятие его под стражу могут только заставить осажденное и разбитое войско удвоить свое сопротивление. А это революции не нужно. Мы отпускали военнопленных на свободу, потому что получивший свободу пленный является красноречивым доказательством лживости пропаганды, распространяемой тиранией.

24 июля в Лас—Вегасе мы освободили 253 военнопленных. Акты об их освобождении были подписаны Джоном Р. Джейксром и Р. Шепхойзером — представителями Международного Красного Креста, прибывшими из Женевы. С 10 по 13 августа в Сан—Гранде было передано Красному Кресту еще 169 военнопленных. Акт об освобождении подписал член правления кубинского Красного Креста доктор Альберто С. Льянет.

Об обмене военнопленными не могло быть и речи, так как за все время наступления батистовцы не смогли взять в плен ни одного повстанца. При возвращении военнопленных мы не ставили никаких условий, поскольку в противном случае проводимое нами мероприятие утратило бы свое политическое и моральное значение. Мы согласились на единственное — принять медикаменты, которые передал нам Международный Красный Крест после освобождения второй группы военнопленных. Этот подарок отчасти компенсировал наши затраты на лечение раненых батистовцев. Очень жаль, что генеральный штаб и подголоски диктатуры воспользовались этим гуманным актом и исказили его.

Наше отношение к солдатам вооруженных сил было подтверждено фактами, а факты, как известно, красноречивее всяких слов.

В армии тирании все пропитано ложью и обманом. Там действует целая машина, фабрикующая ложь: она постоянно функционирует и управляется сверху. Нами захвачено большое количество документов, циркуляров и секретных приказов, имеющих громадное обличительное значение. Солдат обманывали в течение всей войны. Их уверяли в том, что войска повстанцев немногочисленны и не представляют собой большой силы, что моральный уровень этих войск низок и что они испытывают недостаток в вооружении. Каково же было изумление солдат, когда они сталкивались с хорошо вооруженными и дисциплинированными отрядами повстанцев!

Как правило, ни один батистовский солдат и офицер ничего не знали о том, что происходило в Сьерра—Маэстре. Так, например, в бою под Уверо около года назад мы взяли в плен 35 человек и 19 из них мы оказали медицинскую помощь, а затем отпустили всех на свободу. Узнав об этом, командование батистовской армии отправило этих солдат как можно дальше от района военных действий.

Обычно солдатам твердят, что, если они попадут к нам в плен, мы их подвергнем пыткам, кастрируем или убьем…

Одним словом, солдат убеждают, что мы действуем точно так же, как поступают батистовские палачи в казармах и полицейских участках с революционерами. Солдат ничего не знает о том, что происходит в стране; он читает официозную прессу да армейские приказы, не менее лживые, чем пресса. В конце сентября 1957 года, например, в Оро—де—Гиса батистовцы за один день зверски убили 53 крестьянина. А днем позже командование издало циркуляр, сообщающий, что два его батальона одержали здесь блестящую победу, не потеряв ни одного солдата, тогда как «противник потерял 53 человека».

По радио солдатам противника разрешается слушать только официальные выступления, передаваемые из Колумбии.[4] Батиста, Табернилья и K° нагло и бессовестно врут солдатам и народу, скрывая за этой болтовней, ложью и обманом свое единственное стремление — побольше награбить. Им нужно только одно — чтобы солдаты умирали, защищая их бесславный, прогнивший режим.

Я абсолютно убежден в том, что если бы революционеры и солдаты регулярной армии встретились не на поле боя, а в мирной беседе, то тирания исчезла бы незамедлительно и наступил бы прочный и длительный мир. Я имел возможность убедиться в гуманности многих солдат противника и уверяю, что был бы очень счастлив видеть их не врагами, а товарищами по борьбе.

Офицерский состав кубинской армии — молодой. Многие офицеры любят свою профессию, понимают полнейшую абсурдность войны, в которую их втянула клика Батисты. Однако они вынуждены против своей воли выполнять приказания. В большинстве своем молодые офицеры не разбираются в политической обстановке. Их прямо из училищ, не дав даже закончить обучение, направили на фронт. Очень может быть, что тирания решила взвалить на молодых офицеров всю ответственность за войну, развязанную ею против народа, и за все совершенные ею преступления.

Этими зелеными юнцами командуют полковники и генералы — люди, абсолютно лишенные совести и развращенные деньгами и привилегированным положением. Почти все они нажили миллионы, занимаясь грязными, неблаговидными делами. Известно, что некоторые полковники и генералы содержат игорные дома, занимаются развратом и вымогательством. Создавшееся в стране положение совершенно недвусмысленно свидетельствует о кризисе тирании. События последних месяцев определенно говорят о том, что в стране готовится государственный переворот. В этой новой обстановке Движению 26 июля необходимо очень четко определить свою позицию. Если государственный переворот возглавит военная оппозиция, стремящаяся защитить собственные интересы и найти более приемлемый способ существования старой камарильи,[5] то мы решительно против такого государственного переворота, какими бы благими намерениями он ни прикрывался. Кровь пролита и жертвы принесены не для того, чтобы сохранялось прежнее положение вещей или чтобы повторилась история, последовавшая за падением Мачадо.[6] Если же военный переворот совершат люди, действительно желающие революционных изменений, то решение вопроса о мире на справедливых и выгодных для народа условиях станет вполне возможным.

Ведь мы боремся против тирании, а не против армии. Поэтому мы предлагаем армии порвать с позорным и ненавистным режимом, когда—либо угнетавшим нашу родину. Дилемма, стоящая сейчас перед армией, ясна: либо сделать шаг вперед, отбросив полностью разложившийся режим Батисты, и соединиться с народом, либо обречь себя на самоубийство. Сегодня армия еще может спасти себя, а через несколько месяцев сделать это будет трудно или вообще невозможно.

Если война продлится еще полгода, армия разложится до конца. Ее могло бы спасти одно — поддержка со стороны населения, но последнее едино в своей поддержке революции. Армия сама прекрасно знает, что произошло недавно в Сьерра—Маэстре. Более 200 офицеров, участвовавших в последнем сражении, не могут отрицать того факта, что они были наголову разгромлены повстанцами. Если армия не смогла подавить один очаг восстания, даже бросив против него все свои силы, то что же она сможет сделать, борясь против революции на двадцати фронтах? Массовое дезертирство солдат уже невозможно скрыть, 24 июля из роты в составе 80 человек в горы Сьерра—Маэстры дезертировал 31 солдат. Этого примера достаточно для характеристики положения, создавшегося в частях батистовской армии. Когда армия оказывается в подобном положении, необходимо срочно выявить причины, которые завели ее в тупик, и сделать соответствующие выводы, и чем скорее, тем лучше.

Я настроен весьма благожелательно к тем солдатам и офицерам, которые хотели бы с нами сотрудничать. Соглашения между революционерами и патриотами из среды военных могут не желать только те, кто заинтересован в сохранении создавшегося в стране ненормального положения.

Подобный выход из сложившейся ситуации является единственным спасением для тех военных, которые серьезно озабочены участью армии и родины. Молодые офицеры должны воспрепятствовать тому, чтобы готовящийся военный переворот превратился в маневр, специально спровоцированный тиранией для спасения прогнившей правящей верхушки. Мы не отступим ни на йоту от того, в чем заинтересован народ.

Мирное решение вопроса между революцией и армией может быть достигнуто на следующих условиях:

1) арест и предание диктатора трибуналу;

2) арест и предание трибуналу всех политических лидеров, несущих вместе с тиранией ответственность за то, что они развязали гражданскую войну и обогащались за счет Республики;

3) арест и предание военному трибуналу независимо от ранга всех военных, которые опозорили свое звание зверствами и преступлениями против мирного населения городов и деревень или контрабандой, темными махинациями и вымогательствами;

4) назначение на пост временного президента Республики человека, уполномоченного всеми участниками борьбы против диктатуры, для того чтобы он в максимально сжатые сроки организовал проведение всеобщих выборов;

5) реорганизация армии на такой основе, которая не позволила бы ей в дальнейшем стать орудием в руках какого—нибудь нового каудильо[7] или антинародной политической партии.

Миссия армии должна ограничиваться защитой суверенитета страны, ее конституции, законов и прав ее граждан, чтобы между гражданскими и военными господствовало полное согласие и взаимное уважение, исключающее недоверие одних к другим, ибо взаимное согласие и уважение граждан соответствует истинному социальному идеалу мира и справедливости.

Завтра Республике потребуются способные политические деятели, талантливые и честные военные. И мы призываем армию подумать над нашими предложениями. Никаких компромиссов в этом деле не может быть, ибо мы скорее умрем, чем откажемся от той цели, за которую в течение шести лет боролся наш народ и к которой он стремился в течение полувека. Никто, кроме нас, не имеет права решать судьбу Родины, ибо никто, кроме нас, не сумел в свое время отказаться от личных интересов и встать на ее защиту. Мы будем ждать ответа, не останавливая своего продвижения.

Колонны Повстанческой армии продолжают наступать, освобождая все новые районы нашей страны от тирании. Никто и ничто не может остановить наше движение вперед. На смену одному погибшему бойцу или командиру становятся другие. Кубинский народ должен быть готов оказать помощь нашим бойцам.

В ближайшие недели и месяцы каждый населенный пункт или район на нашем острове может превратиться в поле сражения. Городское и сельское население должно быть готово к лишениям, связанным с войной. Твердость, проявленная населением Сьерра—Маэстры, где все, вплоть до детей, героически помогали нашим войскам выдержать двадцатимесячный натиск врага, должна стать примером, достойным подражания.

Мы пойдем на любые жертвы, чтобы Родина стала действительно свободной.

Пусть исполнится пророчество нашего титана,[8] сказавшего, что революция будет идти вперед до тех пор, пока не исчезнут все формы несправедливости!

Революция возникла потому, что существует тирания и связанная с нею несправедливость. Она будет продолжаться до тех пор, пока не будет уничтожена последняя тень угрозы нашим правам и свободе!