"Анатолий Юмабаевич Генатулин. Вот кончится война " - читать интересную книгу автора

крошево, шелестела бумага; по полу были рассыпаны фотокарточки, много
фотокарточек. Надменные фашистские офицеры в отутюженных мундирах, красивые
немки, детские мордашки. И среди этого разора две запуганные живые души,
немолодая худая немка и мальчишка, первые невоенные немцы, гражданское
население, так сказать. Их обнаружил в одной из комнат старшина Шевчук,
который уже распоряжался в доме, как в казарме. "Убрать, подмести, вынести
вон!" Заметил немку и: "Кто такая?!" Смертно-бледное лицо и увидевшие свою
погибель или конец света немецкие глаза. "Вег, вег, шнель! - прикрикнул
старшина. - Кому говорят! Шнель давай". Немка с мальчонкой, одетые в пальто,
ни живы и ни мертвы, волоча по полу узлы, потащились к выходу. То ли от
страха, то ли большой узел был очень тяжел немка с трудом сдвинула его с
места. "Быстро, шнель!" Мы смотрели на немку равнодушно или, вернее,
насмешливо-презрительно - напуганная насмерть, волокущая по полу узел, она
не могла наши сердца, покрытые за годы войны коростой ненависти к немцам,
тронуть жалостью. Она уже была в отчаянии, она тряслась, затравленно
озираясь безнадежными глазами. И тут шевельнулось во мне какое-то слабенькое
сочувствие к ней, потому как подумалось мне, что немка эта, может, жила
здесь прислугой и хозяева бросили ее с ребенком на произвол судьбы, что она
сейчас не враг, а всего лишь измученная войной и до смерти напуганная баба.
Я поднял узел, тяжелый узел, и спустил на первый этаж, немка и мальчонка шли
за мной. Оставлять их на первом этаже, наверное, тоже нельзя было, там тоже
располагались наши штабисты, поэтому я потащил немкин узел на двор и отнес к
воротам, вернее, к двери какого-то не то домика, не то сарая, стоящего у
ворот. "Данке шён, данке шён!" - без конца повторяла немка, кланяясь мне и
вглядываясь в мои глаза скорее изумленно, чем благодарно. Видно, самое
поразительное для нее здесь было не то, что ее выгнали на улицу вместе с
узлами - чего еще можно было ждать от этих казаков (наверное, она нас
считала казаками) и большевиков, а то, что один из них, маленький, чубатый,
с азиатской рожей, пожалел ее, помог ей...
После завтрака эскадронное построение. Командир нашего комендантского
эскадрона капитан Лысенко, высокий, сухотелый, в кубанке и синей венгерке,
прочитал нам приказ Военного совета фронта. В приказе Военный совет и штаб
фронта поздравляли солдат, сержантов и офицеров с историческим событием -
переходом нашими войсками границы Германии. В приказе говорилось, что
Красная Армия несет освободительную миссию ("Надо спросить, что такое
"миссия"), что мы воюем с фашистской армией, а не с мирным населением, что
мы пришли в Германию не мстить, а помочь избавиться немецкому народу от
фашизма...
Затем капитан перешел на свой обычный солдатский язык:
- Еще вот что. Мы все тут мужики. Четвертый год спим в обнимку с
карабином, жен своих изредка только во сне видим. Так вот, кое-кто сразу же
начнет хватать немок за юбку. Предупреждаю: всякие сношения с бабами на
территории врага, во-первых, разлагают дисциплину в армии, во-вторых, можно
легко подцепить известную фронтовую болезнь, которая в боевых условиях будет
приравниваться к членовредительству. Вы сами понимаете, что полагается за
членовредительство. Вопросы есть? Если нет вопросов, разойдись.
Не всем понравился приказ Военного совета. Курили, обсуждали.
- А они что у нас творили! Людей заживо жгли, детей брали за ногу и об
стенку! Будь моя воля, я бы им, сволочам, показал!
- Ну, насчет населения, оно, может, и верно...