"Дэвид Геммел. Рыцари темного леса (Дренайский цикл) " - читать интересную книгу автора

направил его вниз и откинулся назад в седле. У заброшенного пограничного
форта ветер утих. Дубовые, окованные бронзой ворота крепости болтались на
сломанных петлях. Габальского орла с них содрали - остался лишь кончик
крыла, весь позеленевший и почти неотличимый от гниющего дерева.
Всадник спешился - высокий, в длинном плаще с капюшоном, с шарфом,
плотно обмотанным вокруг шеи. Он ввел коня в разрушенный форт и
остановился перед статуей Мананнана. Левая рука, отломанная, валялась на
булыжнике, лицо кто-то изуродовал топором или молотом.
- Быстро же они забыли, - сказал путник. Конь, слыша его голос,
ткнулся мордой ему в спину. Человек снял толстые шерстяные перчатки и
потрепал скакуна по шее. Здесь было теплее, и он размотал шарф, бросив его
на седло. Потом откинул капюшон, и его серебристый шлем сверкнул на солнце.
- Давай-ка напоим тебя, - сказал путник и подвел коня к колодцу
посередине двора. Бадья покоробилась, и под железными обручами зияли
трещины. Веревка высохла, но еще держала, хотя и требовала осторожного
обращения. Обыскав ближние строения, человек вернулся с глиняным кувшином
и миской и поставил кувшин в ведро. Погрузив бадью в колодец, он бережно
вытянул ее наверх. Из трещин лилась вода, но кувшин был полон. Напившись,
человек налил воды в миску и напоил коня. Потом ослабил подпруги, долил
жеребцу воды, поднялся на крепостную стену и сел там на солнцепеке.
Вот он, конец империи. Не кровавые поля сражений, не вопящие орды, не
лязг стали о сталь, а пыль, вихрящаяся по булыжнику, разбитые статуи,
рассохшиеся ведра и могильная тишина.
- Ты бы не вынес этого зрелища, Самильданах, - сказал путник. - Оно
разбило бы твое сердце.
В собственном сердце он не находил горя по поводу крушения Габалы:
глядя на статую, он горевал только о себе самом.
Мананнан, рыцарь Габалы, один из девятерых, которые были выше, чем
принцы, и больше, чем люди. Достав из сумки на поясе серебряное зеркальце,
он посмотрелся в него.
На него глянули синие глаза, обведенные серебристой сталью. Плюмаж
ему обрубили в какой-то стычке на севере, на поднятом теперь забрале
оставил вмятину топор во время Фоморианской войны. Руническую цифру, его
знак, сорвали со лба где-то на востоке. Он не помнил этого удара - слишком
много он получил их за шесть одиноких лет, прошедших после того, как врата
закрылись. Бывший рыцарь перевел взгляд на стальной ворот, охватывающий
шею, и представил себе медленно растущую под ним бороду. Когда-нибудь она
задушит его до смерти.
Что за смерть для рыцаря Габалы - быть заключенным в собственном
шлеме и удушенным собственной бородой. Такова цена, которую он заплатит за
предательство. Такова кара за трусость.
Трусость? Он повертел это слово у себя в голове. За годы своих
бесцельных скитаний он не раз проявлял отвагу в бою - и в атаке, и в
долгом ожидании вражеского удара. Телесное мужество ни разу не изменило
ему. Но в ту темную ночь шесть лет назад, когда перед ним разверзлись
черные врата, затмив собой звезды, его пригвоздила к месту трусость иного
рода.
Не в пример остальным Самильданах мог бы пойти в пекло с пригоршней
снега. И Патеус тоже, и Эдрин - все.
- Будь ты проклят, Оллатаир, - процедил бывший рыцарь. - Будь