"Михаил Геллер. Машина и винтики (История формирования советского человека) " - читать интересную книгу автора

В огромной роли, сыгранной Чернышевским, романом Что делать?, в формировании
Ленина нет сомнений. Ленин говорил: "0н меня всего глубоко перепахал".21 Но
не менее велико было и влияние на него революционеров, имена которых с
середины 30-х годов были выведены из пантеона предков Октября, в первую
очередь Ткачева и Нечаева.
В произведениях Ленина нет прямых упоминаний о вождях русской молодежи
второй половины 60-х годов. Но первые историки большевизма не стеснялись
говорить о предшественниках. "В пророческом предвидении Ткачева на нас
глядит большевизм...", - писал М. Покровский.22 Близкий друг и сотрудник
Ленина, Бонч-Бруевич, вспоминая, что Чернышевский был особенно близок
Владимиру Ильичу, добавлял: "Вслед за Чернышевским Владимир Ильич придавал
очень большое значение Ткачеву, которого он предлагал всем и каждому читать
и изучать".23 Нет сомнения, что стратегический план Ткачева был использован
вождем Октября: "... Революционное меньшинство, освободив народ из-под ига
гнетущего его страха и ужаса перед властью предержащей, открывает ему
возможность проявить свою разрушительную силу, искусно направляя ее к
уничтожению врагов революции, оно разрушает охраняющие их твердыни и лишает
их всяких средств к сопротивлению и противодействию. Затем, пользуясь своей
силой и своим авторитетом, оно вводит новые прогрессивно коммунистические
элементы в условиях народной жизни".24 Никто лучше не сформулировал
программу, осуществленную Лениным после революции.
Сергей Нечаев внес в сокровищницу ленинских идей тактические открытия.
Советский исследователь жизни и деятельности Нечаева настаивал в 1926 г.: "К
торжеству социальной революции Нечаев шел верными средствами, и то, что в
свое время не удалось ему, то удалось через много лет большевикам, сумевшим
воплотить в жизнь не одно тактическое положение, выдвинутое Нечаевым".25
Бонч-Бруевич рассказывает, что Ленин "часто задумывался над листовками
Нечаева" и очень возмущался ловким трюком, который "проделали реакционеры с
Нечаевым с легкой руки Достоевского и его омерзительного, но гениального
романа Бесы". Высоко ценил Ленин "особый талант организатора" Нечаева,
"особые навыки конспиративной работы". Но, как подчеркивает Бонч-Бруевич,
больше всего восхищало Ленина нечаевское умение "облачать мысли в такие
потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь".
Исследователи языка Ленина не обратили внимания на этот образец ленинского
стиля, а он очень важен. Вождь революции пришел в восторг, например, от
ответа, который Нечаев в одной из листовок дал на вопрос "кого же надо
уничтожить из царствующего дома?" Нечаев, - подчеркивает Ленин, - "дает
точный ответ: "всю большую ектению"." Большая ектения - молебен за здравие
царствующего дома. Ответ Нечаева, следовательно, был - как восторгается
Ленин - понятен "самому простому читателю": надо уничтожить весь дом
Романовых!26 Лозунг, выдвинутый Лениным накануне Октябрьской революции,
ставший - своей простотой и общедоступностью - самым популярным
революционным призывом: грабь награбленное! - был составлен по нечаевскому
образцу.
Встреча Ленина с марксизмом была открытием "науки наук", философии,
требовавшей изменения мира и формулировавшей законы, регулировавшие
трансформацию мира и человека. Формула "бытие определяет сознание" открывала
путь к созданию Нового человека. Достаточно было изменить его бытие -
построить социализм. На пути к этой цели следовало уничтожить не только
"большую ектинию", не только нечто неопределенное - "императорскую партию",