"Гайто Газданов. Полет" - читать интересную книгу автора

остальное, - с удовольствием, с улыбкой и кажущимся нерассуждающим
одобрением. Он говорил, например, редактору крупной желтой газеты, в которой
должны были появиться статьи, пропагандирующие одно из его предприятий, -
внося значительную сумму на благотворительные цели неправдоподобно
фантастической организации, возникшей в воображении редактора полчаса тому
назад и расцветшей там, как романтический мираж, призрачность которого была
совершенно очевидна для всякого нормального человека: - Я знаю, мой дорогой,
что ваша неподкупная честность... - И редактор уходил, испытывая сложное
чувство, состоявшее главным образом из благодарности и сожаления к этому
наивному миллионеру и смутного подозрения, что если наивный миллионер только
делает вид, что верит, а в самом деле знает все, то это пожертвование и
прочувственные слова о неподкупности звучат уж слишком издевательски. С
такой же беззаветной верой в будущее он принимал певца неопределенной
национальности, но явно южного типа - с черными, как вакса, волосами,
грязновато-желтыми белками глаз и руками спорной чистоты. Со всем этим он
никогда не давал больше, чем полагалось по сложной системе ценностей,
выработанной долголетним опытом и в силу которой, например, субсидии людям
южного происхождения всегда были значительно меньше, чем субсидии
представителям северных рас, к которым, впрочем, он питал нечто вроде
национальной слабости. Нескончаемая армия стрелков прошла через его жизнь,
удивительное разнообразие просителей, начиная от корректных людей с
ласковыми баритонами и сложной биографией, непременно заключавшей в себе
несколько патетических моментов, внушенных чаще всего чтением романов даже
не третьего, а второго сорта, имевших, стало быть, несомненную
вдохновительную ценность, - и кончая хриплыми, почти расплывчатыми
персонажами, бесконечно удаленными от каких бы то ни было отвлеченных идей,
сосредоточенными исключительно на предметах первой необходимости и стоимость
которых колебалась между двумя и пятью франками. Множество людей писали ему
письма с разными предложениями, идущими от лаконически-уверенного "недурна
собой" до "странного очарования" и даже "неукротимой жестокости" некоторых
наиболее непримиримых кандидаток на семейное счастье, идея которого тоже,
таким образом, таила в себе устрашающее многообразие. В его жизни, однако,
не все были только письма и просьбы о деньгах; два раза на него покушались,
и оба раза его спасла счастливая случайность, та самая слепая удача, которая
не изменяла ему нигде и выводила его из самых безвыходных положений, вроде
смертного приговора, вынесенного ему в Крыму революционным трибуналом, в
котором не было ни одного трезвого человека; и часовой плохо запертого
сарая, в котором он сидел, был убит шальной пулей какого-то не в меру
расстрелявшегося матроса, что позволило Сергею Сергеевичу бежать и добраться
до севастопольской пристани, возле которой не было ни одного парохода - и
только в почти наступившей темноте их силуэты чернели на рейде. Сбросив
куртку и сапоги, он спрыгнул с пристани в ледяную осеннюю воду и в бурный
холодный вечер доплыл до английского миноносца, капитану которого он через
полчаса рассказал свою историю, смеясь в особенно нелепых местах - там,
например, где речь шла о заседании революционного трибунала. А через два дня
в константинопольском кабаре он поил шампанским чуть ли не половину экипажа
и пел ирландские песни, которых не знал, что, впрочем, не имело значения;
кроме этого, он запоминал их с такой же легкостью, как все остальное.
Легкость эта была вообще характерна для всей его стремительно-счастливой
жизни. Он никогда не задумывался над важными решениями; они с самого же