"Гайто Газданов. Призрак Александра Вольфа" - читать интересную книгу автора

кельнерша, то вышедшая замуж некоторое время тому назад. У него была
репутация донжуана - и я думаю, что среди этого круга женщин он, наверное,
деист -
вительно пользовался успехом. Поэтому меня особенно удивило, что в такой
день он был один. Но так или иначе, мне предложили место за его столиком,
и я сел против него, поздоровавшись с ним за руку, чего раньше мне не
приходилось делать.
Он был несколько мрачен, глаза его начинали мутнеть. После того как я
сел, он выпил почти подряд три рюмки водки и внезапно повеселел. Кругом
громко разговаривали люди, ресторанный граммофон играл одну пластинку за
другой. В то время как он наливал себе четвертую рюмку, граммофон начал
минорную французскую песенку:

II pleut sur la route,
Le c?ur en deroute. (1)
Он внимательно слушал, наклонив голову набок. Когда пластинка дошла до
слов:

Malgre le vent, la pluie,
Vraiment si tu m'aimes... - (2)

он даже прослезился. Только тогда я заметил, что он уже очень пьян.
- Этот романс, - произнес он неожиданно громким голосом, обращаясь ко
мне, - вызывает у меня некоторые воспоминания.
Я заметил, что на диванчике, где он сидел, рядом с ним лежала
завернутая в бумагу книга, которую он несколько раз перекладывал с места
на место, явно заботясь о том, чтобы ее не помять.
- Я думаю, что у вас вообще довольно много воспоминаний.
- Почему вам так кажется?
- Вид у вас такой, по-моему.
Он засмеялся и подтвердил, что, действительно, воспоминаний у него
довольно много. Он находился в припадке откровенности и необходимости
поговорить, особенно характерном именно для выпивших людей его
размашистого типа. Он начал мне рассказывать свои любовные приключения,
причем во многих случаях явно, как мне казалось, фантазировал и
преувеличивал. Меня, однако, приятно удивило то, что ни об одной из своих
многочисленных жертв он не от-
- ---------------------------------------
(1) На улице идет дождь,
И сердцу не но себе (фр.)
(2) Пусть будег ветер, пусть дождь,
Только люби меня (фр.)
зывался дурно; во всех его воспоминаниях было нечто вроде смеси разгула с
нежностью. Это был очень особенный оттенок чувства, характерный именно для
него, в нем была несомненная и невольная привлекательность, и я понял,
почему этот человек мог, действительно, иметь успех у многих женщин.
Несмотря на внимание, с которым я следил за его рассказом, я не мог точно
запомнить нестройную и случайную последовательность женских имен, которые
он приводил. Потом он вздохнул, прервал сам себя и сказал:
- Но лучше за всю жизнь не было, чем моя цыганочка, Марина.