"Джил Гаскойн. Ты в моей власти " - читать интересную книгу автора

настроения поразила ее.
- Нет еще. - Ей не хотелось разочаровывать его. - Но мы беседовали о
фильме две недели назад в моей передаче, и я помню восторженные отзывы о
вас.
Улыбка осветила лицо Бена. Как и все актеры, которых ей доводилось
встречать, он нуждался в похвале не меньше, чем во вкусной еде и сексе.
Преимущество было на ее стороне, и она наслаждалась им, чувствуя интуитивно,
что вот такие минуты, как эта, нечасты в жизни молодого человека. В ее мозгу
неожиданно появилась мысль, словно проникшая сквозь замочную скважину давно
запертой двери: "У меня никогда не было романа с актером. Это, должно быть,
ад". Утро пока что выглядело довольно странно.
- Хотите тостов? - спросила она. Она чувствовала голод. Чтобы впитался
вчерашний алкоголь, необходимо было что-то съесть.
- Замечательная мысль. Давайте я сделаю. - Он резко поднялся, стул с
отвратительным звуком отъехал по каменным плиткам.
- Нет, я сама. Я знаю, где что находится.
Розмари улыбнулась и встала, полная решимости не дать ему разнести всю
кухню. Он наблюдал за ней в молчании, шумно прихлебывая чай. Толстые ломти
хлеба из непросеянной муки лежали в фарфоровой хлебнице, рядом с масленкой и
домашним джемом, который она купила вместе с Эллой, когда как-то летним
вечером открывала празднество. Розмари отправилась за тарелками, но Бен уже
нашел нож и намазывал хлеб прямо на не вытертом со вчерашнего вечера столе.
Держа в каждой руке по тарелке, она немного помедлила, затем неловко
поставила одну из них перед Беном. Хлебные крошки захрустели под тарелкой.
- Ах, пардон.
Он усмехался, его явно забавляла ее любовь к порядку. Небрежно смахнув
крошки на пол, он положил тост на тарелку с серьезностью участника
церемонии.
Розмари осталась стоять, чувствуя себя неловко, будто не у себя в
кухне. Он ел так же шумно, как и пил чай, сосредоточенно и с видимым
удовольствием.
Наверху спустили воду в туалете, и вниз по ступеням к кухонной двери
прошлепали босые ноги. Дверь резко распахнулась - так распахивала ее только
Элла, - и в тишину кухни ворвалась она сама. Каштановые, растрепанные
волосы, такие же серые, как у матери, глаза, чуть припухшие от недосыпа.
- Пахнет тостами. Чай готов? Доброе утро, ма. Господи, Бен, ты опять
ешь.
Не переставая говорить, она достала кружку, взяла тарелку, с размаху
поставила их на стол, оглядываясь в поисках ножа. Проходя мимо Розмари,
чмокнула ее в щеку; оказавшись рядом с Беном, смеясь, ткнула его пальцем. Он
рассмеялся во весь рот, не переставая жевать. Дочь, как всегда, вторглась в
ее день. На этот раз спугнув... что? Глупо было даже задумываться над этим.
- Доброе утро, Элла, не устраивай столько шума, - совершенно
автоматически отреагировала Розмари. Обычное замечание, какое делает мать
дочери.
Настроение этого необычного утра в кухне безвозвратно исчезло. Розмари
решительно была устранена со сцены. Теперь казалось, что лишняя именно она.
Бен и Элла добродушно подтрунивали друг над другом. Розмари не могла принять
участия в их легкой болтовне. Она отставила пустую чашку и сказала:
- Пойду оденусь. Бен, спасибо за чай, здесь все в вашем распоряжении.