"Кэтрин Гаскин. Зеленоглазка " - читать интересную книгу автора

нас в кошельке едва хватало на еду и дорогу. Отец все рвался в Балларат,
хотя я с самого начала сомневалась, что он сможет дотянуть до конца
путешествия, а уж тем более размахивать киркой, если мы все-таки доберемся
до места. Когда мы прибыли в "Арсенал старателя", у нас еще оставалось
несколько фунтов. Гриббон не пожелал впустить нас; с большой неохотой он
позволил нам ночевать под навесом, пристроенным к кухне. Мой отец лежал там
три недели, пока не умер. К этому времени у нас кончились деньги и, кроме
того, мы задолжали Гриббону за еду и постой, не считая тех денег, что он
уплатил проезжавшему доктору, который согласился осмотреть отца и оставил
для него кое-какие лекарства. Отца пришлось похоронить без священника; во
всей округе не было церкви, а городской священник лишь изредка объезжал свою
паству, к которой Гриббон явно не относился. Джордж, никогда не державший в
руках лопату, провозился с могилой больше двух дней. Но едва успев опустить
в нее тело отца и наспех вырезав его имя на спинке от кровати, братец
вернулся на золотую дорогу. Джордж твердо знал, чего он хочет, и такая
обуза, как собственная сестра, была ему явно ни к чему. Он Не побоялся в
одиночку идти в Балларат и даже еще дальше, не испугался того, что может
встретить на дороге беглых преступников, - больше всего на свете он боялся
Гриббона. Подобно мне, он на себе познал его тяжелую руку, когда тот
подгонял нас во время работы (Гриббон заставил нас расплачиваться за наши
долги, работая на него). Но Джордж, видимо, не считал себя ответственным за
этот долг и ушел. И это было три дня назад.
Когда ушел Джордж, Гриббон в качестве все той же оплаты долга, не
задумываясь, затащил меня к себе в постель. Тогда, в первую ночь, я даже не
до конца поняла, что со мной произошло. Когда вы проигрываете битву, то в
первый момент не осознаете своего поражения, - вы просто не в состоянии в
это поверить. Но на следующий день до меня дошло, что же случилось со мной и
не перестает случаться. И я поняла, что это будет продолжаться столько,
сколько я буду терпеть, а значит, мне остается только сбежать.
Гриббон постоянно следил за мной. Он заставлял меня стряпать и убирать,
носить воду с реки и даже колоть дрова, но не позволял мне прислуживать в
баре. Там он работал без помощников, так как две недели назад рассорился с
барменом, после чего тот ушел. В магазине я тоже не появлялась. Он не
допускал меня ни к людям, ни к деньгам; он понимал, что я сбегу при первой
же возможности, и, хотя кричал на меня и обзывал грязной шлюхой, все же
по-своему берег меня: женщины в этих краях были большой редкостью.
"Арсенал старателя" был лишь тем "знаменательным" местом, где к дороге,
ведущей в Балларат, присоединяется грязный проселок с окрестных ферм; однако
дорога эта никогда не пустовала. Я верила, что смогу уехать с одной из
повозок, надо было только улучить момент. Мне было безразлично, в какую
сторону я поеду - какая мне разница? Но я должна была уехать с какой-нибудь
семьей; общение с Гриббоном научило меня не доверять мужчинам, тем более
собравшимся вместе, чтобы ехать на прииски. Вне всякого сомнения, среди них
были очень хорошие люди, которые могли бы помочь мне, но ведь попадались и
такие, как Гриббон. Какой был смысл рисковать, чтобы оказаться в том же, а
может, и в еще более худшем положении, только теперь уже на приисках? По
этой же причине я не могла уйти отсюда одна - ни в Джилонг, ни в Мельбурн,
ни на прииски. Хотя после трех дней гриббоновского обращения я была готова
на что угодно. Единственное, что меня удерживало, так это воспоминание о
неудачной попытке сбежать. Я клюнула на первую же семью, остановившуюся,