"Уильям Гас. Мальчишка Педерсенов" - читать интересную книгу автора

сказал бы, выпить Педерсену не поднес, гнутым хером, говнометом и засцы-
хой не назвал бы. Педерсен бутылку не оттолкнул бы, жвачку в снег не
сплюнул бы, бога бы не призвал, а забрал бы мальчишку и отправился бы
восвояси. Я хотел, чтоб Педерсен приехал поскорее. Чтобы забрал из кухни
холодное мокрое тело. А то в животе у меня было так, что и поесть сегод-
ня не надеялся. Я знал, что в каждом куске буду видеть мальчишку Педер-
сенов, разделанного на столе.
Ветер стих. Солнце горело на снегу. Я все равно озяб. Домой мне не
хотелось, а холод заползал в меня, как заползал, наверно, в него, пока
он шел. Сперва, наверно, облег его, как холодная простыня, в особенности
- ноги, и он, наверно, шевелил пальцами в ботинках и хотелось переплести
ноги, как бывает, когда ложишься в холодную постель. А потом она согре-
вается, простыни согреваются, и тебе становится уютно, и засыпаешь.
Только когда мальчишка уснул возле наших яслей, это было не как в посте-
ли - тут простыни так и не согрелись, и он тоже так и не согрелся. И
сейчас был такой же холодный у нас на кухне, где свистел чайник и мама
собиралась печь, а я стоял возле яслей и топал по снегу. Надо было возв-
ращаться. Я смотрел туда, где была дорога, но никого не видел. Видел
только бестолочь полузаметенных следов, которые терялись в сугробе. Вок-
руг - ничего. Совсем ничего - ни дерева, ни палки, ни камня, раздетого
ветром, ни кустика, одетого снегом, - никакой приметы на месте, где сле-
ды появились из сугроба - словно кто-то вылез из-под земли.
Я решил войти через парадную дверь, хотя следить в гостиной запреща-
лось. Снег доходил мне до бедер, но я думал о том, как мальчишка лежит
на кухонном столе, среди теста, липкого от воды и виски, словно на кухне
вдруг наступила весна - а мы все это время не знали, что он тут, - и
растопила верх его могилы, открыла его нам, окоченелого и голого; и кому
же это придется везти его к Педерсенам и отдавать матери, раздетого, с
мукой на голом заду?

2

Только спину. Зеленая клетчатая куртка. Черная вязаная шапка. Желтые
перчатки. Ружье.
Большой Ханс повторял это снова и снова. Надеялся, что от повторения
может перемениться смысл. Поглядит на меня, покачает головой и снова
повторяет.
"Он загнал их в погреб, а я убежал".
Ханс налил стакан. Он был заляпан мукой и виски.
"Он ни разу ничего не сказал".
Ханс поставил бутылку на стол, и дно ее неровно погрузилось в тесто -
бутылка наклонилась тяжело, точно дурная, - повела себя как все ос-
тальное.
Больше ничего, говорит, не видел, сказал Ханс, глядя на отпечаток
мальчишкиного зада в тесте. Только спину. Зеленая клетчатая куртка. Чер-
ная вязаная шапка. Желтые перчатки. Ружье.
И все?
Он молчал и молчал.
И все.
Он допил стакан и заглянул на дно.