"Джим Гаррисон. Человек, который отказался от имени" - читать интересную книгу автора

поджаренные бублики со сливочным сыром, разнообразные омлеты, картошку-фри
Когда посетители схлынули и Нордстром снял фартук, хозяин подумал вслух, чем
его отблагодарить за работу; Нордстром весело сказал: "Поставьте что-нибудь
за меня на лошадь", - он видел, как тот изучал программу скачек. Позже,
когда зашел в кулинарию с дочерью, хозяин поздравил его с тем, что он
"отхватил завидную бабенку". У Нордстрома недостало духу признаться, что это
его дочь.
Не желал он признаться и в том, что одинок. Если бы возникла такая
мысль - а она не возникла, - он убеждал бы себя, что большую часть времени
проводит в одиночестве ради того, чтобы спокойно все обдумать. На работе он
был четок и холодно-деятелен, отношения с коллегами сохранял чисто деловые.
За три года в Бостоне он быстро восстановил свою репутацию безжалостного
функционера, уволив десять процентов из двухсот человек персонала фирмы и
увеличив производительность и объем продаж на двадцать процентов с лишним.
Ворчали в низах ирландцы-служащие, работники-итальянцы - но никогда в
присутствии Нордстрома. Просто от него исходила сила, пусть и ни на что не
направленная. Если бы он вошел в бар и сказал: "Идет дождь", все пьющие
прислушались бы и кивнули, даже видя за окном яркое солнце. Но одиночество
его лучше всего, пожалуй, отразилось в приготовлениях к летнему приезду
дочери. Телодвижения вовсе не были сознательными, а скорее как у животного,
которое готовится к зиме или к весне, не понимая, к чему именно. Он велел
перекрасить главную спальню в светло-голубой цвет, велел поставить полки с
книгами по искусству, пошел покупать стереопроигрыватель и в результате
купил два комбинированных, с магнитофонами. Скромность Сониного
существования в университете всегда угнетала Нордстрома, напоминая о его
невеселом студенчестве. Когда он впервые встретился с ее молодым человеком в
Нью-Йорке, оба были в джинсах, и даже не особенно чистых, так что он
отказался от забронированного столика в "Ла Каравелле", и обедать
отправились в Гринвич-Вилледж. Он сказал себе, что надо будет как-нибудь
зайти сюда еще - ему приглянулась одна официантка.
В начале лета 1977 года Нордстром хотел, чтобы секс ушел из его жизни.
За три года, минувших после развода, Нордстром несколько раз встречался с
женщинами, и оказалось, что он совершенно не способен переключиться. Желание
надолго ушло, и это принесло облегчение, но в последнее время оно опять
стало проявляться в самые неожиданные моменты: фотография в журнале, иногда
в кино (сестра в "Кукушкином гнезде" - Луиза Флетчер - вызвала у него
короткую эрекцию), полная официантка в кулинарии и - самое предосудительное,
на его взгляд, - девушка в окне напротив. Она поселилась недавно и имела
привычку смотреть телевизор в темноте, полагая себя невидимой. Однако
голубой свет на ее теле придавал ей поразительную сексуальность; однажды
вечером она опустила руку, как будто чтобы погладить себя, и Нордстром
выбежал на улицу искать проститутку. В соседних барах ни одной не оказалось,
и кончилось дело общенациональным транквилизатором - бейсболом: стал
смотреть по телевизору игру "Ред сокс" с детройтскими "тиграми". Но
размышлял о своих сексуальных неудачах, об ощущении омертвелости в теле,
когда он смотрел, как исчезает будущее, отваливается целыми ночными блоками,
полными странных снов, снов, воспроизводящих ненасытность его брака так
ярко, что, проснувшись утром, изнуренный, он почти ожидал увидеть Лору
рядом. Он много читал по этому вопросу, но чтение походило на попытку
перевода с иностранного языка после года изучения: восемнадцать лет у него