"Кавказский принц 2" - читать интересную книгу автора (Величко Андрей Феликсович)

Глава 37

Я еще раз оглядел летное поле Гатчинского аэродрома – вроде все нормально. Гоша тоже вертел головой, нервничал, видать… Да уж, случись что с Вильгельмом во время визита в Россию, это будет такой пушной зверек, что и не во всякие ворота пролезет! Поэтому не только на аэродроме, но и в радиусе пяти километров от него, то есть включая и Гатчинский дворец, посторонних сейчас вообще не было. Небольшое число встречающих (около каждого по нескольку человек нашей охраны в штатском) кучковались на специально выделенной площадке около причальной мачты. По договорености со мной дирижабль должен был подлететь к аэродрому на крейсерской высоте и снижаться только над летным полем… В общем, паранойя цвела буйным цветом.

– Может, зря ты истребители в воздух не поднял? – в который раз забеспокоился Гоша.

– Да ну их, еще столкнутся, дирижабль большой… – я отложил наушник, – все, прошел дальний привод. До чего же неудобно, что у него рация телеграфная! Через полчаса сядет.

Он сел через тридцать пять минут. Еще через десять по трапу на землю спустился Вилли, за ним из гондолы полезла свита…

Вилли сразу шагнул к Гоше, обнял его и быстро затараторил по-немецки, но тут увидел меня, поздоровался, и дальнейший разговор шел уже на языке вероятного противника.

– Извините, дорогой кузен, – разливался соловьем Гоша, – за скромность встречи, но мы вынуждены принимать самые серьезные меры по обеспечению вашей безопасности, ведь Россия сейчас воюет – и, увы, фактически на три фронта…

– Три? – пошевелил усами кайзер.

– Да, – встрял я. – Внешний, явно напавший на нас противник, внутренние деструктивные элементы типа всяких социалистов и внешние же якобы нейтралы, а на самом деле ведущие себя похуже иных врагов… Так что приношу еще и свои извинения, но никаких публичных мероприятий не планируется. Впрочем, их и без того было бы немного, траур, как-никак…

– А вы все растете в чинах, генерал, – похвалил меня Вильгельм, – ваша форма – это полевой авиационый мундир? Очень… э-э-э… рационально.

Действительно, никаких других комплиментов моему одеянию сказать было нельзя – единственым его украшеним являлись золотые орлы на голубых погонах. Причем это были хоть и двухглавые, но правильные орлы, с большим размахом крыльев, в отличие от нелетучей даже на самый непросвещенный взгляд птички на гербе.

– Господин Найденов теперь не только генерал, – уточнил Гоша, – но государственный канцлер. Вы не против, если он примет самое деятетельное участие в наших переговорах?

Вилли был даже «за», и мы начали рассаживаться по машинам. На аэродроме стояли все существущие на тот момент в мире бронированные представительские лимузины, числом три. Оба величества залезли в Гошин. Я сел в императрицын, точно такой же. Наиболее важных персон из свиты кайзера запустили в третий, до недавних событий возивший Николая – этот был попроще. Всякая мелочь была посажена в «Нару», и кортеж тронулся во дворец.

Днем был умеренно торжественный прием в Гатчинском дворце, на который я не пошел под предлогом необходимости личного руководства обеспечением безопасности, а вечером наконец состоялась встреча в узком кругу – Вилли, Гоша, и я. И Татьяна, которая лично обносила нас чаем со всякими печенюшками…

У девочки еще с детства была мечта – переспать с каким-нибудь величеством. Одно время она просила санкций на соответствующую работу с Николаем, но без особой надежды, потому как была вполне в курсе суеты вокруг него и того, что Алисе там отводится важная роль – тоже. Ставший величеством Гоша ей был по прежнему недоступен, ибо несчастный случай приключился бы с ней задолго до перехода событий в активную фазу… А тут такой объект! Естественно, ее возвышенные устремления встретили полную поддержку с моей стороны, и дама работала просто вдохновенно – у Вилли… э-э-э… усы дыбом встали при первом ее появлении, да так и не опускались до позднего вечера. Но, надо отдать ему должное, переговоры он, несмотря постоянно мелькающие перед глазами отвлекающие факторы разной степени округлости, вел напористо. Правда, я с первых мгновений малость офигел – Вилли начал горячо убеждать нас в том, о чем мы и собирались ему говорить, причем поначалу намеками!

– Две великие державы, – вещал кайзер, – действуя сообща, могут установить в мире наиболее удобный для них порядок! Немецкая армия, имея тылом дружественную Россию с ее неограниченными ресурсами, станет непобедимой! Промышленность России, опираясь на помощь немецких фирм, наконец-то сможет достойно реализовать все замыслы гениальных русских изобретателей! Я надеюсь, что новое царствование станет и началом новой истории не только Европы, но мира… И, кстати, что за прелестница одаривала нас пирожными?

– О, – сделал значительное лицо Гоша, – это директриса важнейшего в России учреждения, Департамента Охраны Материнства и Детства. В Георгиевске она была третьим по значимости лицом, после меня и генерала Найденова. Теперь она станет им же и во всей империи, ибо подрастающеее поколение – это наше будущее, и заботящийся о нем выполняет важнейшую задачу, которую можно доверить только достойным.

– Так почему же она?… – не понял Вилли.

– Она заочно влюблена в ваше величество, – пояснил я, – так что мы решили пойти ей навстречу и разрешили подменить официантку.

– Но раз дама занимает столь высокий пост, – приосанился Вилли, – наверное, стоит пригласить ее к столу?

– Я и сам хотел просить ваше величество об этом, – потупил глазки я.

– Ах, оставьте, генерал, эти церемонии для публики! Вы же знаете, для друзей я Вилли. Так где же она?

– Ну, кузен Вилли совсем пропал, – заметил Гоша, когда по окончании ужина Татьяна увела Вильгельма показывать предназначенные ему покои, а мы с Гошей пошли в левое крыло, где были наши комнаты.

– Не так чтобы пропал, – уточнил я, – но попал хорошо и, главное, своевременно. Ведь связь с Татьяной он афишировать совершенно не собирается, помнишь, как детально он про секретность расспрашивал? Так что можно будет трактовать участившиеся визиты в Россию как нам удобнее… А они точно участятся, больно жирно ему будет, если Танечка начнет в Берлин ездить. Так что теперь скорой войны с Англией можно не опасаться, даже если мы малость и обнаглеем… Одуванчику хочется перед уходом из Индийского океана посмотреть, чем кончится поединок трех торпедных катеров с легким крейсером, благо там погода сейчас стоит просто замечательная. Мне тоже интересно, а ты как, санкционирушь?

– С кем он воевать-то собрался?

– С «Аполло». Догнать его эта посудина не может, но сильно мешает работать – из-за него Паша уже двоих перспективных клиентов упустил и потому глубоко обиделся…

– Ладно, таких корабликов в Гранд-Флите много, от потери одного не обеднеют, так что я не против. Надеюсь, они не днем на него попрут?

– Разумеется. Тем более что у Паши в эскадре есть два совершенно уникальных типа – братья Аматуни. Наверняка генетическая мутация, ночью как днем видят, Паша с ними уже давно работает…

Вместо запланированных двух дней кайзер пробыл у нас четыре, и вовсе не из-за перегруженности официальной программы или особой остроты переговоров. С точки зрения сопровождающих его лиц последние два дня он провел исключительно в беседах с государственным канцлером – про Татьяну они были совершенно не в курсе. А на публике Вильгельм показывался редко и всегда в моем обществе. Кстати, при расставании он шепнул мне, что двойник генерала Найденова произвел на него впечатление и по возвращении домой он тоже попробует таким образом расширить свой ближний круг…

К тому, что я не могу в такое время надолго оторваться от расследования, кайзер отнесся с полным пониманием. Да и начхать ему было, с двойником или с оригиналом он прогуливается для восстановления сил – потому что ждавшая его Татьяна была сама собой в лучшем смысле этого слова.

Результатом наших бесед стало решение о скорейшей совместной постройке в городе Кольчугино алюминиевого завода и гидроэлектростанции. Кроме того, скоро должна была приехать рабочая группа для написания текста российско-германского договора о осотрудничестве в области промышленности и иных областях. А Татьяна при вручении пленки-фотоотчета твердо сказала мне, что по крайней мере до следующей встречи кайзер будет буквально считать дни – ибо если это не так, то ее надо гнать поганой метлой за полную утерю квалификации. Но тут, по-моему, она малость ошибалась – не дни, а часы до встречи будет считать Вилли! Кому как, а мне это было видно невооруженным глазом.

Итак, Вилли все же улетел в свою Германию, а я теперь летел в свой Георгиевск. Хотелось надеяться, что это мой последний полет на «Пересвете» – до чего же надоел, зараза, своей тихоходностью, неповоротливостью и тупостью управления! Единственное, что у него не отнимешь – садиться можно буквально куда угодно. Да, но мне куда угодно, как правило, вовсе не надо! А надо на аэродром… вот он, кстати, уже подо мной. Только как-то он странно выглядит…

Я присмотрелся. В конце полосы собралась какая-то толпа, точнее две. Между ними можно было рассмотреть что-то красное. А это еще что? У въезда на территорию, такое впечатление, собралось вообще больше народу, чем живет в Георгиевске!

– КДП, что у вас происходит? – поинтересовался я, на всякий случай уходя на второй круг.

Ответ пришел не сразу, видно, диспетчер подбирал слова. Наконец он родил:

– Вас встречают…

– Доложите как положено! – рявкнул я. Видно, подействовало, потому как теперь я услышал исчерпывающий ответ:

– По решению мэра Георгиевска назначена торжественная встреча вас, как героя войны и почетного гражданина города (во дела, и когда это Георгиевск успел обзавестись почетными гражданами?). Комендант аэродрома пропустил мэра и его окружение в количестве десяти голов. Кроме того, у конца ВПП находится аэродромный оркестр.

– А красное – это что?

– Ковровая дорожка.

– Почему она упирается в какую-то квадратную херовину?

– Это трибуна с микрофонами. Динамики выведены на ворота КПП.

– Заранее предупреждать надо было!

Тогда двойника бы взял, подумал я. Или по крайней мере речь загодя сочинил бы…

– Ладно, иду на посадку.

После того, как оркестр сыграл «Прощание славянки», на трибуну влез мэр Михеев и сообщил, что основатель города инженер Найденов, генерал, герой и канцлер, сейчас скажет несколько слов своим землякам…

Ко мне подбежал смутно знакомый молодой человек из информбюро и сунул мне в руки какую-то бумажку.

– Это что? – с подозрением спросил я.

– Ваша речь…

– Да ё… … …ь! – возмутился я.

– …Мать…мать…мать… – донеслось эхо от динамиков на воротах. Я оттеснил мэра от микрофона и продолжил свое выступление:

– Дорогие сограждане, это я не вам. Это просто общие впечатления об организации встречи… А устроена она будет так. В девять вечера приходите в приемный парк. Двести наиболее достойных поместятся в конференц-зале, остальные и в парке все услышат, будет трансляция. Опять же в парке приятнее будет слушать мою речь под пиво, в зале ведь не дадут… Так что до вечера, сейчас, извините, мне отдохнуть надо, все-таки восемь часов за штурвалом, а я уже не мальчик, к сожалению…

Мне вообще-то надо было не столько отдохнуть, сколько послушать доклады и вникнуть в обстановку.

В общем, встреча с народом вроде прошла неплохо. Я даже не стал пытаться говорить пафосную речь – ну не мое это совершенно. Просто начал с того, что перечислил уже погибших на той войне летчиков – двадцать четыре звания и фамилии, и попросил почтить их память минутой молчания… Потом коротко, в своей манере, рассказал, как мы там жили и как воевали. И под конец историю, случившуюся незадолго до нашего отбытия и в пересказах стремительно распостранившуюся по Ляодунскому полуострову…

Было решено завести на аэродроме в Чалиндзе пару коров – чтобы они, значит, парного молока давали летчикам дежурной смены. Коровы находились около консервного завода, в Хуицаинзе (здесь публика почему-то оживилась). Гнать их свом ходом тридцать километров по горам пастухам не хотелось, автомобили были заняты… А тут как раз дирижабль «Серафим» собрался в очередной рейс за запчастями. Ну и решили по дороге подкинуть коров, но, так как в той Хуицаинзе садиться было некуда, приняли животных на внешнюю подвеску. Наверное, коровам с непривычки стало страшновато, и с ними приключилась медвежья болезнь… И надо же было такому случиться, что как раз в это время административного коменданта Порт-Артура Стесселя зачем-то понесло посмотреть на береговые батареи, которые находились как раз на пути дирижабля. Правда, прямого попадания не вышло, но Стесселю вполне хватило и близкого накрытия… Теперь он успешно лечится от заикания.

Потом были вопросы, а в конце какой-то техник с моторного завода набрался смелости и спросил в наступившей тишине:

– А зачем нам вообще нужна эта война?

– Нам она ни к чему, – пожал плечами я. – Но у нас нашлось немало дураков в больших чинах, которые вели себя так, как будто никакой Японии вообще нет. А там нашлось немало горячих голов, решивших, что искать мирные пути решения проблем не обязательно… Все это так и осталось бы нашей дуростью и их беспочвенными планами, но тут в дело вмешалась третья сторона. Она дала деньги японцам, потом еще и еще – на оружие… Война стала неизбежной. Зачем она им? Сложный вопрос, и я пока не готов аргументированно отвечать на него. Но именно пока, потом отвечу обязательно. Так что эта война нам была не нужна. Но раз уж на нас напали, нам необходима победа, потому что поражение будет расценено во всем мире как сигнал, что Россия слаба. Союзники отшатнутся, враги осмелеют… Ничем хорошим это не кончится, можете мне поверить.

По-моему, мне поверили. Но все же хорошо, думал я поздним вечером у себя дома, снимая бронежилет, что никто не додумался задать следующий вопрос – а чем может кончиться не поражение, а победа в этой войне? Потому что ответа на него у меня не было…