"Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе. Частный визит в Париж ("Частный детектив Алексей Кисанов") " - читать интересную книгу автора

выползла из дверей на четвереньках, раскачиваясь как бы от тупой головной
боли, и растянулась на грязной земле возле пролома. Вадим остался недоволен.
Сдерживая раздражение, он попросил Май - как оказалось, ее звали этим
поэтичным именем, которое, впрочем, на французском языке ничего не
означало, - повторить сцену. Май снова выползла, снова растянулась. Опять не
так.
Еще раз. Опять не то.
Еще раз. Еще раз.
Все было не так! Не так выползала, не так растягивалась, не так голову
поворачивала, не так падал свет из пролома, не давая найденного на репетиции
эффекта на ее волосах.
Вадим закипал тихой, истеричной яростью. Его голос сделался странно
тонким и каким-то замедленно-слабым, будто замороженным - попытка из
последних сил сдержать себя, которая, как знал Максим, ни к чему хорошему
привести не могла. Надвигалась катастрофа.
Максиму вдруг пришла в голову мысль, что его присутствие мешает - то ли
девочке, то ли Вадиму, то ли сразу обоим. Он как-то почувствовал себя
лишним, чересчур посторонним и чужеродным. Он поставил камеру на землю - у
этой славной японской штучки были три маленькие ножки для этой цели - и
углубился в лесок: пописать. В самом деле он чувствовал себя неловко и даже,
пожалуй, понял почему: непрофессионализм этой девчушки был так очевиден,
особенно после работы Арно, что Вадим вдобавок ко всему еще и начал
комплексовать перед Максимом, памятуя все их разговоры о "мордашках"...
Пописать оказалось делом не таким уж простым: гримерша не отпускала его
взглядом, и ему пришлось еще более углубиться в лес, чтобы исчезнуть из ее
поля зрения. Забравшись в кусты и запутавшись в паутине, Максим наконец
благополучно завершил намеченное, выпростался из паутины и стал неспешно
прогуливаться среди деревьев вдоль съемочной площадки, поглядывая на все
возрастающую истеричную панику "актрисы", которая что-то кричала Вадиму,
глотая слезы. Максим уже не надеялся на благополучное завершение сцены.
Он заскучал. С ветки на ветку перелетала потревоженная птица. Под
ногами росли желтые сыроежки. Неправдоподобно большие, с cухими ярко-желтыми
шкурками, на которых налипли листики и хвоинки, - картинка из детской
книжки. Вдалеке меж деревьями мелькнул дядя, уходящий напрямую через лес к
шоссе. Максим почувствовал усталость - сказывался перелет и разница во
времени... Как вдруг Вадим вскрикнул, довольный: "Отлично!"
Максим с сомнением подошел поближе и взглянул. "Падший ангел" лежал - в
который раз! - в грязи на положенном месте и смотрел в камеру огромными,
полными отчаяния глазами, горько сложив потрескавшиеся пухлые губы. Грязная
копна перепутанных светлых волос сияла золотым нимбом вокруг ее головы.
"Поздравляю, - шепнул он снова Вадиму, - это здорово, я даже не ожидал".
В самом деле, это было хорошо. Что ж, довести актрису до истерики и
заставить ее таким способом сыграть нужную сцену - такой метод существовал и
в арсенале Максима, и был, честно говоря, не худший из методов...
Меньше чем через час все было закончено.
- Уф, - сказал Вадим, довольный, с победным видом. - Есть хочешь?
- Я еще с самолета сыт.
- Тогда я тебя отвезу прямо к дяде. Он тебе ключ не забыл отдать? А я
на студию поеду, хочу сразу все отсмотреть.
Максим понимал его нетерпение. Что же касалось его самого, то он думал