"Татьяна Гармаш-Роффе. Место смерти изменить нельзя ("Частный детектив Алексей Кисанов" #3) " - читать интересную книгу автора

талантов не обнаружилось и, соответственно, перспектив тоже. Арно сразу
пошел в гору, а Ксавье так и остался в эпизодах. Неудачник, одним словом. А
это, знаете, вроде амплуа в жизни - и все фатально развивается по законам
жанра: раненое самолюбие, комплексы, безденежье. Семейная жизнь тоже не
заладилась, начал пить. Арно-то не пил тогда... Но дружить они продолжали.
Вот, и дочь Ксавье, Мадлен, ухитрилась влюбиться в Арно. Чем-то он, сам того
не ведая, сумел покорить девочку - впрочем, с его обаянием это не трудно...
И в один прекрасный день она заявилась к нему с чемоданом: я вас люблю, не
прогоняйте!
Он тогда жил один, Соня уже успела замуж выскочить...
История, которую рассказывал Вадим, добавляла красок к портрету дяди,
но сам по себе жанр Лолиты не интересовал Максима, лично он бы не стал
делать фильм по такому сценарию. Куда больше его интересовала Соня, и он
украдкой поглядывал на нее.
Соня достала из сумки удлиненную плоскую коробочку, перламутрово-белую
с золотым, похожую на футлярчик с драгоценностями. Максим даже не сразу
понял, что это портсигар, а когда сообразил, то затаился в любопытном
предчувствии: сейчас она вытащит сигарету, конечно же, длинную, и закурит,
манерно и томно откидывая тонкую кисть в сторону, и золотые браслеты
заскользят по смуглому запястью...
Длинная сигарета - он был прав, длинная - замерла в тонких пальцах.
Максим ждал. Соня долго ее не зажигала, слушая историю Мадлен в
пересказе Вадима, и наконец прикурила... конечно же, манерно и томно
откидывая тонкую кисть в сторону, тряхнув тяжелыми браслетами на смуглом
запястье; конечно же, изящно выпуская дым тонкой струйкой и глядя прямо
перед собой. Максим улыбнулся своим режиссерским наблюдениям. Что-то
забавное было в этом, на первый взгляд нелепом, сочетании стилей:
актриса-травести, играющая мальчика-сиротку, и девочка-подросток, играющая
роковую женщину... Женщина, играющая роль ребенка, и ребенок, играющий роль
женщины. Что-то было трогательное в этой неумелости спрятать
непосредственную рожицу ребенка за непроницаемой маской дивы...
Максим почувствовал, что превращается в теплую, истомившуюся на солнце
летнюю лужу, и, наскоро напомнив себе, что это чужая жена, и что все
женщины - актрисы, и что не ему поддаваться их маленьким играм и покупаться
на их маленькие уловки, стал вникать в упущенный разговор.
- Арно давно овдовел, - говорил тем временем Вадим. - Соня была еще
маленькая. Он ее практически один вырастил, так и не женился... Так что жил
он один. Ему тогда уже пятьдесят было, с хвостиком даже. Пятьдесят и
шестнадцать!
Он ей говорит: что ты, милая, я тебе не то что в отцы, в дедушки
гожусь! А она - люблю, да и только! Ксавье приезжал, забирал, она снова
сбегала. Ну, любовь - не любовь, кто знает... Дома ей было плохо. Ксавье
пил, нищета, скандалы, стал жену и дочь бить. Не то чтобы уж прямо побои, но
все же... А у Арно красиво, элегантно, вкусно. Манеры аристократа. К тому же
у него доброе сердце, и этот несчастный котенок совершенно безошибочно
учуял, кто его может накормить и приласкать. Короче, вбила она себе в
голову, что это любовь. Арно пытался отправить ее домой, Ксавье скандалил,
Мадлен впадала в истерику при слове "домой" и "родители", Париж сплетничал и
развлекался. Я тоже пытался как-то уладить ситуацию - пробовал поговорить с
Ксавье, объяснить ему, что нельзя создавать такую атмосферу в семье: его