"Путешествие в историю. Французы в Индии" - читать интересную книгу автора (Каплан А Б)

Глава пятая ЛАЛЛИ-ТОЛЛАНДАЛЬ. ПОРАЖЕНИЕ ФРАНЦУЗОВ

Судьба человека, с именем которого связано полное поражение французов в Индии, интересовала многих- от Вольтера до современных романистов. Томас Артур Лалли-Толландаль родился 13 января 1702 года, Его отец, ирландский граф, был ревностным католиком, сторонником последнего английского короля из династии Стюартов Иакова II. Вместе со свергнутым королем Лалли-Толландаль-старший нашел прибежище во Франции. Он поступил на военную службу к Людовику XIV, женился на француженке, но своего сына воспитал в якобитских традициях.

Ненависть к новой династии в Англии и английским протестантам во многом определяла поступки юного Лалли. С детства приученный отцом к солдатской жизни, он не представлял себе другого поприща, кроме военного. В первых же кампаниях, в которых ему пришлось участвовать, Лалли проявил редкую храбрость. Вся его деятельность в годы военного затишья была посвящена заговорам против ненавистной ганноверской династии. В 1738 году Лалли — капитан королевских гренадеров — просит аудиенции у первого министра кардинала Флери. Он развертывает перед престарелым опытным политиком фантастический план франко-русского десанта в Англию, беря на себя смелость отправиться в Россию и уговорить всесильного временщика Бирона в необходимости свержения короля Георга. Флери сразу понял всю химеричность проектов Лалли, но хитрый царедворец не желал ссориться с человеком, у которого были связи при дворе… и согласился.

Лалли не получил при отъезде в Россию ни официальных полномочий, ни даже рекомендательных писем, Не удивительно, что в Риге его арестовали как подозрительного иностранца. Выйдя на свободу лишь через два месяца, Лалли все же добрался до Петербурга и встретился с Бироном. Но недоверчивый фаворит Айны Иоан-новны решил выяснить, насколько серьезна миссия этого француза. Версаль хранил молчание. Над Лалли возникла угроза тайной канцелярии Бирона. Как ни храбр был капитан гренадеров, слухи о жестокости временщика напугали его. Лалли счел необходимым как можно скорее бежать из России. «Я прибыл в Россию, как лев, и был счастлив убраться оттуда, как лиса», — говорил он своим друзьям, возвратившись во Францию. С тех пор граф Лалли возненавидел дипломатов и не скрывал своего отвращения к дипломатии, как таковой.

Вскоре началась война за австрийское наследство. Лалли принимал участие во всех крупных сражениях, но особенно отличился в битве при Фонтенуа. В самый безнадежный момент, когда силы французов были на исходе, он повел свой полк в штыковую атаку и обратил в бегство отборную часть англичан. После битвы при Фонтенуа Лалли — всеми признанный герой. Король дал ему звание бригадира. Но одновременно ему сопутствовала репутация человека крайне честолюбивого и неприятного.

Наступили дни, когда казалось, что главная цель жизни Лалли близка к осуществлению. Внук короля Иакова II Стюарта Чарльз Эдуард получил поддержку Версаля и высадился в Шотландии. Среди его главных военачальников, конечно, Лалли. Однако «ирландец» (прозвище, закрепившееся за Лалли) недоволен, он понимал, что разношерстная толпа авантюристов и ландскнехтов, составлявшая войска претендента на английский престол, не сможет противостоять регулярной армии. Напрасно Лалли ждал десанта из Франции. 10 тысяч солдат под командованием маршала Ришелье так и не покинули континента. «Ирландец» начал лихорадочно искать солдат для претендента на престол. Он отправился в Испанию, где его встретило полное равнодушие. Из Испании он тайком прибыл в Лондон в надежде, что, может быть, в столице Англии. найдутся верные слуги Стюартов. Полиция напала на след якобита, за его голову была объявлена награда. Лалли, почувствовав себя в западне, переоделся простым матросом, проник на судно контрабандистов и благополучно высадился в Булони. Здесь его ждала весть о полном разгроме принца Чарльза Эдуарда.

Лалли не успокоился, его ненависть к Англии росла, Наступил мир, в колониях же война с англичанами продолжалась. «Ирландец» следил за событиями в Канаде и Индии, завел знакомства среди чиновников Компании обеих Индий. Когда началась Семилетняя война и пришли первые известия о действиях Клайва в Бенгалии, Машо собрал Совет директоров, и Годе предложил кандидатуру Лалли на пост командующего французской армией в Индии с чрезвычайными полномочиями. Поистине все решения директора Годе становились для Компании роковыми! Человек, отославший из Индии Дюплекса, выдвинул командиром Лалли. Двор согласился с решением Компании и дал Лалли чин генерала. Все были уверены, что храбрый генерал одним ударом разгромит англичан. То, что он не имел представления об Индии, почти никого не беспокоило. Только граф Аржансон, брат военного министра, высказал свои сомнения по поводу способностей Лалли как командира французского экспедиционного корпуса.

В распоряжение Лалли были даны три отборных полка французской армииЛотарингский, Ирландский и Беррийский. Многие представители высшей аристократии, увлеченные экзотической экспедицией, предложили свои услуги. 2 мая 1757 года флот, нагруженный солдатами, снарядами и припасами, отплыл из Бреста в Индию.

Неприятности начались сразу. Командующий флотом адмирал д'Аше оказался на редкость осторожным и медлительным человеком. Он боялся всего — английских кораблей, пиратов и даже… ветра. Путешествие из Бреста до Пондишери продолжалось целый год. За это время от болезней умерло более 300 солдат. 28 апреля 1758 года эскадра появилась у Куддалура, а через час флагманский корабль, на котором находился Лалли, подошел к Пондишери. С берега раздался торжественный пушечный салют. Он и вызвал первое раздражение Лалли, ибо несколько снарядов попали в корабль и повредили мачту.

Выйдя на берег из шлюпки, генерал отказался от каких-либо церемоний и процедил сквозь зубы генерал-губернатору Лейри, что у него нет времени для долгих бесполезных разговоров. Сегодня же он со своими людьми двинется на форт св. Давида, главное военное укрепление англичан к югу от Пондишери. Чем основательнее Лалли знакомился с делами, тем труднее ему было сдерживать свой гнев. Генерал-губернатор, человек бесцветный, неэнергичный, совершенно не подготовился к приезду армии. Не было должного количества снарядов и амуниции для солдат. Казна Пондишери оказалась пуста.

Но это не остановило Лалли. Он объявил, что военная экспедиция начнется немедленно; войска, сошедшие с кораблей, не получили ни часу отдыха. По приказу Лалли первых попавшихся индийцев силой заставляли быть носильщиками. Члены Совета Пондишери предлагали генералу немного подождать и найти настоящих кули, но он отказался. «Я мог бы впрячь в повозки и самих членов Совета, если бы счел необходимым», — ответил командующий, с ненавистью глядя на растерянных чиновников, или купцов, как он их называл. Хотя Лалли пробыл в Пондишери менее суток, он уже имел твердое мнение относительно Лейри и его сотрудников: все французские чиновники — изменники и казнокрады.

В 9 часов вечера того же 28 апреля армия Лалли двинулась на Куддалур. Солдаты страдали от голода и духоты, почти все носильщики сбежали. Все же к утру утомленные и озлобленные люди добрались до Куддалура. Здесь французов ждала новая неудача: появилась английская эскадра, и французский флот вынужден был принять бой. Первое морское сражение не принесло победы ни той, ни другой стороне; однако французы понесли более значительный урон.

Тем временем начался штурм Куддалура. Город был плохо защищен, и французы почти без боя заняли его. Труднее оказалось овладеть военным фортом св. Давида. Французский генерал располагал лишь 6 мортирами и 22 пушками, а у англичан на земляном валу находилось 196 орудий разного калибра. Кроме того, из Пондишери не прислали ни снарядов, ни фашин [* Связанные пучки хвороста и прутьев, употребляемые для укрепления насыпей, прокладки дорог по болотам и т, д. ], ни лестниц. Вместо этого пришло письмо от Лейри, в котором говорилось, что край разорен 15-летней войной и средств на военные припасы нет.

Лалли стал действовать сам. На первых порах его безудержное упрямство давало плоды. Для пополнения продовольственных запасов он реквизировал даже священных коров; солдаты сгоняли индийцев и, не разбирая, кто они брахманы или парии, заставляли перетаскивать орудия. Жители окрестных деревень разбежались, и Лалли устроил настоящую охоту за ними.

Наконец через И дней генерал смог начать штурм форта. Он сам повел Лотарингский полк. Четырьмя укреплениями овладели сразу, но форт св. Давида оказался неприступным. Начали рыть траншеи, почти вся армия была брошена на это. Командовавший земляными работами инженер Дюр проявил полное незнание дела, так что Лалли пришлось самому возглавить эту работу. Дни проходили, а главный форт св. Давида оставался в руках англичан.

Взбунтовались моряки; требуя денег, они самовольно покинули позиции и вернулись в Пондишери. Адмирал д'Аше объявил, что не имеет возможности оставаться в Пондишери и его флот уйдет к острову Иль-де-Франс. Лалли прибыл в Пондишери и заплатил матросам 60 тысяч ливров. Наконец эскадра вышла в море. При ее поддержке Лалли предпринял последний штурм и 1 июня добился победы. Теперь остальные опорные пункты англичан на побережье сдавались без боя, а «ирландец» готовился стать господином всего Карнатика.

Еще осаждая Куддалур, Лалли написал французскому резиденту в Декане Бюсси письмо, в котором приказывал ему немедленно прибыть со всеми войсками. Этот приказ перечеркивал все достижения французов в Декане. Большего подарка от Лалли англичане ждать не могли. Бюсси был расстроен решением командующего, но подчинился. Одной из его главных черт являлась сдержанность; он редко позволял себе роптать на судьбу. Однако в письмах к влиятельным лицам в Париже (а переписка велась постоянно) проскальзывали мрачные и иронические фразы, характеризующие его настроение в этот период. «Тишина окружает все мои действия. Я всегда принимал все дары моей родины, какими бы они ни были». Когда началась Семилетняя война, в Париже, и в Пондишери многие выражали уверенность, что главным военачальником в Индии станет Бюсси. Как всегда, не разум, а интрига вершила политику при Людовике XV. Родовитый аристократ маркиз Конфлан, служивший офицером в Компании при Дюплексе, по мнению двора, являлся главным авторитетом по Индии. Говорили, что сестра Конфлана любовница Лалли. Она-то и просила брата выдвинуть «ирландца». Эти слухи, конечно, доходили до Бюсси и не могли вызвать у него симпатии к новому командующему.

Между тем Лалли испытывал серьезные трудности. Адмирал д'Аше отказался от каких-либо решительных действий, а из Пондишери от губернатора пришло письмо о том, что средств для снабжения армии осталось на 15 дней.

Лалли заметался в гневе, не зная, что предпринять. Но был человек, на которого генерал мог опереться, — иезуит отец Лавор. Фанатичный католик, Лалли всегда с благоговением относился к священникам, особенно к иезуитам. Вскоре общество отца Лавора стало для него необходимым. Вкрадчивый монах успокаивающе влиял на своего воинственного друга и давал ему весьма ценные советы. И на этот раз отец Лавор был готов его «выручить». Иезуит напомнил о старом долге танджурского раджи Компании, вернее, Чанда Сахибу. Этот долг составлял 5600 тысяч рупий, но раджа Танджура давно уже забыл о своем обещании. Для Лалли все индийцы были «ничтожными неграми», «полулюдьми», он не представлял себе, что они могут препятствовать его воле.

Воспользовавшись сведениями о долге как поводом, командующий приказал войскам идти на Танджур. Он был уверен, что, взяв контрибуцию с Танджура, поправит свои дела и поведет армию на до сих пор неприступную крепость Тричинополи. Но генерал забыл о солдатах. За исключением Лотарингского полка, сохранившего кое-какую видимость военного подразделения, вся остальная армия превратилась в одичалые толпы. На дорогах оставались трупы французских солдат в синих мундирах. Дикие грабежи и бессмысленные опустошения селений между Куддалуром и Танджуром превзошли все, что видела эта терпеливая земля. Попадавшиеся на пути индийские храмы разрушались. Когда несколько брахманов пришли к Лалли жаловаться на бесчинства его армии, тот приказал привязать их к жерлам пушек и дать залп. Жестокость не принесла пользы. Население разбегалось при первом приближении войск, в опустевших деревнях нельзя было найти не только продовольствия, но и воды. Лалли все же пригнал своих людей под стены Танджура. Увидев перед собой богатый большой город, солдаты воспрянули духом.

Армия танджурского раджи, вышедшая навстречу французам, была быстро разбита, но стены Танджура оказались неприступны. У французов не было ни лестниц, ни каких-либо осадных орудий. Пришлось разбить лагерь неподалеку от города. Генерал рассчитывал на трусость раджи. Последний, видя, насколько разложилась армия Лалли, не торопился сдаваться на милость победителя. Раджа рассчитал правильно, с каждым днем силы Лалли таяли, кули и сипаи дезертировали десятками, продовольствия осталось на два дня. Генерал собрал военный совет — все офицеры, за исключением одного, высказались за отступление. Войска потянулись на север, оставляя на пути пушки и телеги, так как почти все быки пали.

По ночам из темноты появлялись танджурские всадники, их отгоняли залпами. Однажды на рассвете подъехало несколько индийцев на лошадях, они просили свидания с Лалли. Генерал вышел к ним. Внезапно всадники бросились на «ирландца». Длинная палка в руках генерала превратилась в оружие. На помощь подбежали офицеры. Покушение не удалось. В Карикал армия пришла совсем изможденная; здесь можно было хотя бы утолить жажду. Тут же французы узнали, что адмирал д'Аше проиграл морское сражение английскому адмиралу Пэккоку.

Печальным было возвращение Лалли в Пондишери. Его многочисленные враги открыто злорадствовали. По городу ходили листки с карикатурами и эпиграммами на тщеславного генерала. Распространялась издевательская прокламация адмирала Пэккока, в которой говорилось, что Лалли своей бессмысленной экспедицией в Танджур спас Мадрас. Командующий французской эскадрой объявил о своем желании покинуть Коромандельское побережье.

В это время Бюсси двигался к Пондишери со всем своим войском, оставив на границах Северных Сиркар небольшой отряд во главе с маркизом Конфланом. Чтобы поправить положение в Карнатике, Бюсси, как уже говорилось, решил объявить аркатским навабом Басалат Джанга, младшего брата Салабата. Басалат располагал значительными средствами, и их можно было использовать в военных целях. Лалли также имел план: жизнь показала, что надо хоть немного считаться с «темнокожими», и он наметил своего кандидата в навабы — Раза Сахиба, сына Чанды, человека без денег, без войска, без авторитета.

Недалеко от Арката оба военачальника встретились на первый взгляд сердечно. Но это было обманчивое впечатление, Лалли с самого начала почувствовал отвращение к экзотической роскоши Бюсси и его свиты. Он почти не слышал слов полковника, который с непривычным возбуждением рассказывал о своих планах, о необходимости закрепиться в Декане, подробно описывал положение этого района. Лицо Лалли становилось все более угрюмым, губы сложились в брезгливую улыбку, он стал нервно пожимать плечами, наконец не выдержал и перебил рассказчика: «Сударь, меня интересуют только англичане, помогите мне шпагой и кошельком выгнать их из Мадраса. После этого я, не выходя из своего кабинета в Пондишери, смогу диктовать свои приказы этим ничтожным князькам и заставлять их выполнять приказы». Тогда Бюсси понял, что все его объяснения высокомерному фанатичному генералу бессмысленны.

Взаимное раздражение собеседников возрастало. Наконец Бюсси, чтобы окончить бесполезный разговор, ледяным тоном потребовал десятидневного отпуска для поправки здоровья. Затем он показал письмо из Парижа, в котором друзья писали ему, что уже готов указ о назначении его бригадиром. Это делало его более самостоятельным в поступках. Лалли, однако, твердо стоял на своем, его интересовали деньги для снабжения нищей армии. «Дайте мне взаймы ваши миллионы франков или одолжите их у ваших негров», — прокричал он со злобой. Бюсси спокойно ответил, что речь может идти о нескольких сотнях тысяч франков. Лалли сухо попрощался и удалился. После этой встречи Бюсси навсегда остался для Лалли «самым скупым, самым лживым человеком на свете».

Новый бригадир отправился в Пондишери, зажил там на широкую ногу. Он казался самым богатым человеком в Пондишери, дом его был открыт для всех высших чиновников и офицеров. Последние вскоре стали его явными сторонниками. Капризного и заносчивого «ирландского дога» не любили. Влияние Бюсси неуклонно росло. К этому времени у него, покинувшего Францию более 20 лет назад, были важные покровители в Париже и среди них один из самых влиятельных людей при дворе Людовика XV — маршал Бель-Иль. Многие офицеры армии Лалли, знавшие об этом, потребовали назначения Бюсси «первым бригадиром» французских войск в Индии, однако упрямый генерал приказал считать покорителя Декана последним, пятым бригадиром. 26 сентября 1758 года французские войска почти без боя взяли Аркат. Лалли рассчитывал на местное золото, яо его в городе почти не нашлось. В соседних с Аркатом населенных пунктах также не оказалось существенной добычи. Средств на содержание армии по-прежнему не хватало. Лалли ждал от Бюсси денег, а получил подробную докладную записку. В ней говорилось, что при нынешней расстановке военных сил, в условиях союза англичан, Низама Али, воинственного брата Салабата, и пешвы, низам пойдет на любые жертвы ради сохранения своего трона. Надо сделать навабом его младшего брата Басалата. Но ненависть Лалли к Бюсси росла с каждым часом, ясный и выгодный план был отвергнут, и навабом Арката провозглашен Раза Сахиб.

Жители «белого» и «черного» городов Пондишери видели в Бюсси в отличие от злобного Лалли «доброго» героя; популярного бригадира при встрече всегда приветствовали представители различных каст, и он отвечал на тамильском языке. Изыскивая способы, как бы унизить бригадира, Лалли послал его к навабу Раза Сахибу с письмом, в котором содержался приказ всем феодалам Северного Карнатика собрать деньги для армии, Когда же Бюсси заявил, что письма к индийским вельможам составляются на фарси, Лалли в бешенстве закричал: «Вы для того туда и едете, чтобы переводить». Это была открытая ссора. С этого времени Лалли и Бюсси стали смертельными врагами.

12 декабря 1758 года Лалли начал наступление на Мадрас, Напуганный военными успехами французов в Карнатике, Мадрас подготовился к защите. Из Бенгалии корабли доставили оружие, боеприпасы и продовольствие. Время явно было упущено. Начался сезон дождей. Однако французский генерал считал, что Мадрас уже у него в руках, со своими тремя полками он чувствовал себя непобедимым. Между тем солдаты Компании обеих Индий были злы, сипаи и вспомогательная конница, на получавшие денег, рассчитывали лишь на добычу; к тому же к войску присоединилась разношерстная толпа мародеров.

14 декабря войска подошли к стенам города. Англичане не приняли боя в «черном городе», покинув его на произвол судьбы. Там начались грабежи, драки и пожары. Командующий мадрасским гарнизоном Лоуренс, опытнейший военный, оставил большие винные склады, которые были вскоре обнаружены. Даже часть солдат самого лучшего, Лотарингского, полка не смогла удержаться от соблазна. Что же касалось других французов и топасов, то все они через четверть часа были пьяны. Лалли потерял всякий контроль над армией. «Черный город» горел, озверевшие пьяные люди дрались между собой из-за добычи. Любители поживиться нагружали телеги или армейские повозки награбленным добром и отправлялись в Пондишери. Большинство солдат потеряли всякую боеспособность.

Лоуренс решил сделать вылазку, но недооценил своего противника… В отсутствии смелости Лалли нельзя было упрекнуть. Он сам повел Лотарингский полк в штыковую атаку, к нему присоединилась морская пехота. Здесь же находился и Бюсси. Около часа шла ожесточенная рукопашная схватка; наконец французы одержали верх, англичане стали отступать к мосту через реку Монтарон, разделявшую оба города. Но тут произошел эпизод, о котором современники сообщают по-разному. Судя по позднейшим свидетельствам Лалли и некоторых его друзей, Бюсси запретил французам преследовать врага. Когда бригадир Криллон, командовавший Лотарингским полком, ворвался на мост, находившийся рядом Бюсси якобы приказал ему оставаться на месте. Этому трудно поверить, так как Бюсси служил в армии в качестве бригадира-волонтера и не имел никаких прав командовать, в том числе и Лотарингским полком, Странно и непонятно, почему Лалли, который всегда был впереди своих солдат, не оказался у моста. Этот эпизод позволил ряду историков и романистов говорить о «предательстве» Бюсси. На самом деле вполне допустимо, что последний действительно считал невозможным вступить на мост под плотным обстрелом вражеской артиллерии. Безусловно, главным виновником неудачи штурма был Лалли, который не смог сохранить контроль над войсками.

Теперь предстояла осада. Положение осаждавших было жалким: находясь в полусожженном и опустевшем «черном городе», без продовольствия и повозок, армия вновь оказалась на крайне голодном пайке. Лалли впал в тупое отчаяние, смешанное с равнодушием, но первый приступ этого чувства прошел при появлении фрегата из Франции, доставившего деньги и продовольствие. Генерал надеялся, что наконец в Париже вновь вспомнили об Индии и огромный флот вскоре прибудет из метрополии, доставив сотни новых солдат. Однако мечты не осуществились. Франция терпела поражение и в Европе, и в Канаде. Королевскому правительству было не до Индии. Адмирал д'Аше продолжал отсиживаться на острове Иль-де-Франс; он даже задерживал те небольшие подкрепления, которые направляла для Лалли Компания.

Потянулись дни осады. Земляные работы велись плохо. Инженер Дюр опять показал свою полную бездарность. Солдаты открыто издевались над ним. Дисциплина упала до предела. Солдаты были настолько раздражены, что офицеры боялись повысить на них голос. Солдаты и сипаи слонялись по разрушенному «черному городу» и, роясь в обломках и мусоре, пытались найти съестное. Смешанные отряды из солдат, сипаев и тона-сов совершали грабежи, уходя довольно далеко от Мадраса в поисках еще уцелевших деревень. Дезертирство приняло огромные размеры. Может быть, первый раз в истории, как отмечал Вольтер, добрая половина осаждавших бежала в осажденный город. Обычно дезертировали ночью, но однажды днем, когда из английского форта французским солдатам показали огромный кусок ростбифа, нанизанный на штык, пушки осаждавших смолкли, а несколько сот человек бросились к крепости. Никто не пытался их остановить, Лалли только наблюдал эту постыдную картину.

В любой момент в войсках мог начаться бунт. Мысль о том, что надо снять осаду, все больше тревожила генерала. Подавив в себе чувство гордости, он обратился за советом к Бюсси. Последний прежде всего предложил организовать заготовку продовольствия для армии и вызвался возглавить экспедицию. Лалли отверг это и вновь приказал идти на приступ. По-видимому, ненависть была сильнее всех остальных его чувств.

Генеральный штурм «белого города» и форта св. Георгия был назначен на 16 февраля 1759 года. Но именно утром того же дня на горизонте показалась английская эскадра. Паника охватила даже самые верные полки, и Лалли согласился на отступление. Бросив на месте осады тяжелые пушки, оставив тяжелораненых, французские войска потянулись на юг. Второй раз «ирландец» возвратился в Пондишери побежденным. Здесь он заперся в своем кабинете и стал строчить правлению Компании письмо за письмом, полные жалоб на Бюсси и губернатора Лейри.

Пока Лалли безрезультатно стоял под Мадрасом, Клайв задумал захватить почти не защищенные Северные Сиркары и французскую колонию Масулипатам. Тем более что местные раджи, узнав о поражении французов, стали склоняться к союзу с англичанами. Вскоре здесь появился большой отряд войск английской Ост-Индской компании, которому удалось изгнать маркиза Конфлана из Северных Сиркар. С остатками французских войск маркиз заперся в Масулипатаме. После двухмесячной осады город капитулировал. Низам Салабат Джанг немедленно признал права англичан.

Теперь Лалли вспомнил о деканском резиденте. Он потребовал, чтобы тот отправился в Декан и вернул все земли. Бюсси, по-видимому также охваченный чувством мести, прислал генералу письмо главного врача Пондишери с сообщением о внезапной болезни бывшего фактического правителя Декана. Тогда к нему направили самого доверенного человека иезуита Лавора. Разговор Бюсси с Лавором остался в тайне, но взаимная ненависть обоих военачальников только возросла. Лалли даже собирался отставить бригадира. В это время в Пондишери прибыл корабль, который привез письма и приказы из Парижа. Среди них находились приказ о назначении Бюсси вторым командиром французской армии и письмо маршала Бель-Иля к Лалли; в нем подчеркивалось, что Бюсси прежде всего подчинен маршалу. Если Лалли был ошеломлен этим известием, то Бюсси воспринял его как должное. Хладнокровный и методичный, он неуклонно укреплял свою репутацию в Версале, в то время как слава героя битвы при Фонтенуа постепенно меркла.

Буквально через несколько дней после своего назначения Бюсси подал просьбу об отставке. Однако теперь Лалли-Толландаль не хотел его отпускать. При всем непостоянстве своего характера, болезненном самолюбии и высокомерии генерал понимал, что Бюсси, будучи во Франции, может нанести ему смертельный удар. Поэтому он отклонил отставку и, более того, принял прежний план Бюсси: привлечь на сторону французов Салабата и маратхов. Вначале Бюсси не хотел вести переговоры, зная, что командующий может завтра изменить свое мнение, и согласился лишь после долгих колебаний.

Никогда английские шпионы не работали так четко, как в то время. Казалось, каждое намерение командующего было им известно. Бюсси еще только собрался ехать на север, а тысячный отряд англичан уже перерезал ему путь. Единственным счастливым событием было появление эскадры д'Аше. Адмирал не привез подкрепления, но отдал в распоряжение Лалли изрядную сумму, почти 800 тысяч ливров в деньгах и драгоценностях. Правда, эскадра через несколько дней ушла обратно на Иль-де-Франс. Никакие просьбы Лалли, губернатора Лейри и Бюсси (на этот раз все оказались единодушны во мнении) не остановили крайне осторожного адмирала, и флот отплыл по направлению к Цейлону.

17 октября 1759 года произошло новое печальное событие. Гордость армии Лалли — Лотарингский полк взбунтовался, причем солдаты изгнали офицеров и избрали своими предводителями двух сержантов. Солдаты требовали выплаты денег. Лалли согласился на их условия. Он и его офицеры выплатили лотарингцам 250 тысяч франков. Мятежники успокоились. Об этом событии знала вся армия.

Между тем Бюсси с 300 всадниками все же сумел пройти на север, но вести переговоры с Басалатом оказалось трудно. Младший брат Салабата уже хорошо представлял себе характер командующего Лалли, а Бюсси не стремился его переубеждать и вернулся в Пондишери.

Лалли не уставал писать письма в Париж, справедливо обвиняя в предательстве, коррупции и безделии членов Совета, но вместе с тем предъявляя подобные обвинения и Бюсси. Лалли хотел еще раз доказать, что является подлинным хозяином положения и Мадрас будет взят. Собрав вновь войска, он направил их на север.

Англичане были великолепно информированы о всех действиях противника. Получив подкрепление, они двинулись навстречу французам. Оба войска сошлись у местечка Вандеваш; пятитысячное войско французов и сипаев с двухтысячным отрядом маратхской кавалерии стояло против стольких же англичан. Поле боя представляло собой холмистое место, где росли низкие деревья, были овраги и пруды. Лалли расположил свой лагерь на широком холме. Английский полковник Кут построил войска в виде полумесяца. Лалли задумал смешать строй англичан. Левый фланг показался ему наиболее слабым. Поэтому он приказал маратхской кавалерии атаковать левый край и центр. Маратхи не очень любили рисковать, сражаясь за чуждые им интересы. При первых же залпах противника они приостановили лошадей и отъехали в сторону, вполне довольствуясь ролью наблюдателей. Лалли со своими адъютантами оказался между двумя армиями, но под градом пуль вернулся, на позицию невредимым. Положение не обескуражило генерала. Он установил в центре лагеря орудия и создал импровизированный форт, используя естественные возможности рельефа. Ему удалось отбросить противника на некоторое расстояние; англичане отошли, держа строй. Тогда Лалли вновь вскочил на коня и повел в атаку свою немногочисленную кавалерию — 150 человек. Однако настроение маратхов передалось и драгунам, они неохотно двигались за генералом. При первом же залпе всадники остановились. Лалли с несколькими офицерами был впереди, но он был вынужден вернуться назад, проклиная трусов. Лалли бросил в бой Лотарингский полк, первая атака которого оказалась удачной, но англичане, введя в бой резервы, перешли в контратаку и смяли его.

На левом фланге французского войска Бюсси отбивал все атаки противника, но англичанам удалось зайти с тыла. Паника охватила солдат, однако Бюсси сумел их остановить, он хотел перестроить распавшиеся было отряды. В это время пуля сразила его коня. Конь упал и придавил бригадира. Солдаты, подумав, что он убит, бросились врассыпную. Когда Бюсси вылез из-под коня и стал на ноги, он увидел, что окружен англичанами.

С остатками войска Лалли отступил в Пондишери. Кут не преследовал его.

Если битва при Плесси решила судьбу Бенгалии, то битва при Вандеваше решила судьбу Французской Индии. Слова Маркса, сказанные о Лалли, «хороший солдат, но не генерал» — определяют его поведение в сражении при Вандеваше. Лалли совершал чудеса храбрости, несколько раз рисковал жизнью, но битвой не руководил, не создал связи между отдельными ее участками, не организовал взаимодействия отрядов. Совершенно не интересовало генерала моральное состояние солдат, их настроение. Бюсси предлагал ему в этом сражении придерживаться оборонительной тактики и возложить главную задачу на пехотные части, минимально использовав маратхскую кавалерию. Лалли сделал наоборот. Теперь у него оставалась одна надежда — на чудо.

Бюсси был отпущен англичанами под честное слово. Полковник Кут удовлетворился бы выкупом, однако лорд Пигот, губернатор Мадраса (тот самый, которого спустя два десятилетия уморили голодом в тюрьме недовольные его приверженностью к законным порядкам чиновники английской Ост-Индской компании), настоял на том, чтобы Бюсси отправился на родину. Мадрасский губернатор понимал, что для англичан в Индии Бюсси — самая опасная фигура среди французов. После длительных формальностей бригадир должен был покинуть Индию, в которой пробыл безвыездно 23 года. Позднее он писал: «Я прослужил 23 года в Индии, которую могу считать своей второй родиной. Я вынужден покинуть ее и оставляю здесь часть своей жизни, такой завидной, хотя и отягощенной трудами. Я был вырван из среды друзей, близость которых мне бесконечно дорога. Я покинул их с чувством печали, более сильной и глубокой, чем просто горькое предчувствие, ибо эта печаль основана на опыте прошлого и настоящего и заставляет меня уноситься к будущему. Удаляясь от Пондишери, я не могу не содрогаться при мысли о судьбе города, величие которого, смею льстить себя надеждой, было создано в какой-то степени и моими усилиями». Бюсси еще находился в Пондишери, Франция еще не знала о поражении Лалли при Вандеваше, когда постепенно в Париже стали распространяться слухи о неудачах французов; их сменили более определенные сведения о поражении.

Предчувствия Аржансона относительно Лалли сбылись. Маршал Бель-Иль добился подписи короля на письме, в котором генералу предлагалось с первым кораблем покинуть Индию. Но вскоре генеральный контролер Бертен, сменивший Машо, зная, что Лалли в свое время пользовался расположением маркизы Помпадур, сумел изменить решение короля, и «ирландец» сохранил свои полномочия.

Пока Версаль пытался вынести какое-либо решение о положении в Индии, английские войска после битвы при Вандеваше без боя занимали один за другим города Карнатика: пал Аркат, за ним Карикал. Войска Кута начали окружать Пондишери.

Лалли вновь впал в отчаяние. Этот человек испытывал приятное чувство только тогда, когда ему приходилось слышать о пленении Бюсси. Он называл его предателем и трусом, заявлял, что тот «принадлежит теперь мадрасскому губернатору». Ненависть, которую испытывала вся французская колония к «ирландцу», превысила все возможные пределы. Отношения между ним и Советом оказались прерваны. По городу опять ходили листки, проклинавшие Лалли.

Генерал совершенно потерял голову, он без конца писал письма губернатору Лейри, то гневные, то умоляющие, для поддержания духа армии хотел устроить военный парад. Затем снова повел войска в поход, Армия Лалли потянулась к Аркату и оказалась у Вандеваша на том самом месте, где месяц назад потерпела полное поражение. Здесь начался бунт. Индийская кавалерия потребовала денег. «Если нам не заплатят, — кричали всадники, — мы пойдем служить к неприятелю». Многие из них осуществили свою угрозу, и никто их не удерживал. На следующий день уже вся армия требовала денег. С трудом при помощи небольших подачек удалось временно временно успокоить солдат. Не успели войска сняться с места, как разнесся слух о прибытии мощной английской эскадры. Солдаты, не слушая команд Лалли, двинулись назад, к Пондишери. Они оказались более правы, чем их командир, ибо Кут находился в четырех лье от столицы Французской Индии.

Осенью 1760 года началась блокада Пондишери. Город во времена Дюплекса выдержал одну осаду. Тогда англичане еще не являлись хозяевами Бенгалии, а военные припасы, продовольствие и форты Пондишери были подготовлены. Обороной и инженерными работами руководил Паради, верховная власть находилась в твердых руках Дюплекса. К тому же французская разведка превосходила английскую. Теперь во главе обороны Пондишери стоял сумасбродный Лалли, главным инженером был анекдотически бездарный Дюр, а военная и гражданская власти города фактически воевали друг с другом.

Все, даже самые секретные, планы французов через несколько часов становились известны неприятелю. Однажды Лалли задумал операцию, которая могла принести пользу. Отобрав лучших солдат Ирландского и Лотарингского полков, он стал готовить их к большой ночной вылазке; предполагалось повторить резню, устроенную Латушем в лагере Насир Джанга. Сначала все шло хорошо, в английском лагере была полная тишина. Когда же французы подошли почти вплотную, раздался дружный залп: англичане тщательно подготовились к встрече, их кто-то предупредил. И так бывало почти всегда.

Осажденный город нуждался в защитниках. Лалли пытался мобилизовать многочисленных чиновников и купцов Компании. Они взбунтовались, большая толпа жителей «белого города» во главе с советником Ла Селлем (тем самым Ла Селлем, который был уличен Бюсси во взяточничестве) бросилась к особняку Лалли, выкрикивая проклятия по его адресу. Только когда Лалли приказал солдатам разогнать толпу, все разбежались. Если бы генерал строго придерживался какой-либо одной линии, жесткая политика могла бы принести пользу, но он периодически впадал в апатию. Чиновники Компании остались безнаказанными, и их нападки на неудачливого военачальника стали еще наглее. Распространялись лживые слухи, будто бы «ирландец» английский шпион, действует по команде Кута и Пигота и т. п.

Единственный человек, который мог понять и ободрить Лалли, был отец Лавор. Генерал почти не расставался с ним, вкрадчивый иезуит стал его постоянным исповедником.

Уже в первые недели осады начался голод, и Лалли решил избавиться от жителей «черного города», Спустя 12 лет после страшных дней 1748 года индийское население Пондишери вновь оказалось без крова и еды. Генерал узаконил произвол и грабежи-все продовольствие и весь скот были отобраны. Жителям грозила неминуемая смерть. Лалли приказал всем индийцам покинуть Пондишери, и тысячи оборванных, голодных людей потянулись из города. Однако это не помогло, Пондишери был обречен.

В январе 1761 года разразился сильный шторм. «Может, бог поможет вам, — говорил Лалли своему единственному другу Лавору, — английские корабли уйдут, и блокады не будет». Но надежды на шторм не оправдались. Англичане вернулись почти невредимые. Теперь генерал понял, что капитуляция неизбежна. Впервые между ним и Советом Пондишери возникло взаимопонимание. Командующий послал в Мадрас своих верных людей — Дюра и Лавора. Все попытки выторговать у непоколебимого Пигота какие-либо уступки не привели ни к чему. 18 января 1761 года Лалли подписал акт о капитуляции и сдался англичанам.

Губернатор Мадраса Пигот, выходец из французской протестантской семьи, испытывал ненависть к католической Франции, подобную той, какую питал фанатичный католик Лалли к протестантской Англии. Разрушение Пондишери было заветной мечтой Пигота. Но он не торопился.

Пока англичане хозяйничали в Пондишери, французский командующий, больной и безразличный ко всему, находился в форте св. Людовика. Полковник Кут приказал привезти французского командующего как пленника в Мадрас. Около форта собралась возбужденная толпа безработных служащих Компании и голодных солдат. Все ждали выхода пленного генерала, чтобы открыто расправиться с ним.

На площади перед фортом появился иезуит Лавор, он с трудом протиснулся сквозь беснующуюся толпу к вошел в здание форта. В трудную для своего друга минуту он решил поддержать его. Наконец двери открылись, и вынесли паланкин Лалли. Толпа окружила паланкин. Предводителем оказался Морасен, бывший губернатор Масулипатама. Рядом с Морасеном появилось несколько вооруженных людей, испуганные носильщики бросились бежать. Еще несколько секунд, и начался бы самосуд. Только отряд английских гусар спас бывшего командующего от разъяренных соотечественников, Толпа, однако, требовала крови. Схватили главного интенданта, 70-летнего старика Буа (его никто не охранял), и приволокли на площадь. Один из служащих Компании тяжелой палкой размозжил ему голову. С трупа содрали одежду и оставили так лежать на площади. Пока толпа расправлялась с Буа, какие-то люди проникли в здание интендантства и уничтожили все бумаги. Многие воры, казнокрады и спекулянты были спасены от суда.

Когда граф Лалли-Толландаль прибыл в Мадрас, его ждали новые унижения. Знатного пленника, генерала подвергли обыску, распотрошили весь его багаж и, невзирая на его протест, посадили на маленький грузовой корабль, где ему предлагали пищу из матросского котла.

В Пондишери прибыл чрезвычайный уполномоченный Пигота некий Дюпре, так же, как и Пигот, происходивший из французской протестантской семьи, бежавшей в Англию. Не случайно ему поручили руководить уничтожением Пондишери. Дюпре испытывал такую же ненависть ко всему французскому, как и сам Пигот. На протяжении трех месяцев английские солдаты взрывали форты, сравнивали с землей склады и магазины. Город, где жили многие тысячи людей, был стерт с лица земли.

Вести о разгроме в Индии дошли до Парижа. Когда Лалли прибыл во Францию, его встретило единодушное возмущение. Но Лалли и не думал оправдываться, он произносил громовые речи против тех, кого считал виновником индийской трагедии, — губернатора Лейри, адмирала д'Аше, бригадира Бюсси и многих других.

Бюсси уже целый год жил в Париже и много преуспел. Он женился на двоюродной сестре самого могущественного после короля и маркизы Помпадур человека во Франции, первого министра герцога Шуазеля, и стал вхож в дом первой фаворитки короля. Маркиза получила в подарок от бывшего повелителя Декана 12 золотых табакерок, внутри каждой из них находилось сари из тончайшего карнатикского муслина. Маркиз Бюсси де Шастено (теперь бригадир именовался так) был неуязвим.

Но Лалли ничего не принимал во внимание. Подобно тому, как раньше в слепой ярости он бросался в штыковую атаку на численно превосходившего противника, сейчас он устремился в бой против чиновников и офицеров, требуя привлечь их к суду. Почти круглые сутки с несколькими друзьями «ирландец» проводил за письменным столом, рассылая десятки писем по разным адресам- от короля до многочисленных судебных инстанций. Его противники также не теряли времени даром. Началась ожесточенная эпистолярная дуэль.

Герцог Шуазель, не желая скандала, предложил Лалли прекратить дело. Тот уже не мог остановиться. Его подстегивала мысль, что его лучший друг, иезуит Лавор, на пути во Францию. Этот человек раскроет глаза всем. Ему поверят.

Хотя документы Компании обеих Индий были уничтожены во время разгрома Пондишери, многие чиновники чувствовали себя не очень спокойно при обсуждении обвинительных писем Лалли и поэтому мечтали видеть его в Бастилии. По Парижу поползли слухи о коварстве, жадности и врожденной преступности Лалли. Наконец, весь Париж заговорил о взятках, которые якобы давал вернувшийся из Индии генерал камеристке герцогини де Граммон, сестры Шуазеля. Кстати, камеристка действительно принимала подношения нуждавшихся в той или иной протекции, но замешан ли был в подобной истории Лалли — неясно. Так как его имя теперь бросало тень на самого министра, Шуазель решил расправиться с надоевшим «ирландцем» и подписал приказ о его аресте.

5 ноября 1762 года Лалли был препровожден в ту же самую камеру, где десять лет назад сидел Лабурдонне. Однако «бешеный ирландец» не успокоился, он продолжал строчить письмо за письмом, обвиняя всех своих врагов в предательстве и низости. Единственное обстоятельство его смущало: почему молчит отец Лавор, его друг и исповедник. Иезуит уже прибыл во Францию, но почему-то не заступался за своего духовного сына.

Патер Лавор удалился в Перигор, где через несколько месяцев скончался. Когда стали описывать скромное имущество иезуита, в одной из его шкатулок нашли 1 миллион 200 тысяч франков золотом, в другой векселя и бриллианты. Еще более удивительным оказалось то, что нашли в сундуке. На дне сундука лежали два тома мелко исписанной рукописи. Оба тома были посвящены истории Лалли. Если в одном его деятельность описывалась в панегирическом тоне, то другой содержал зловещий обвинительный акт против Лалли. Конечно, всех заинтересовал последний том; первый же никем не был принят всерьез.

Иезуит обвинял Лалли в государственной измене, писал, что ирландец являлся платным шпионом англичан, рассказывал о чудовищной жестокости бывшего командующего в Индии. В дневнике содержались подробные описания того, как Лалли во время осады Пондишери злорадствовал, наблюдая из своего окна за истощенными голодом людьми, как он продуманно послал французских солдат на верную смерть во время кампании. Искусное сочетание чудовищно лживых картин с достоверными сделало этот дневник в глазах судей несчастного генерала одним из главных свидетельств его преступлений.

Так кроткий патер Лавор окончательно затянул петлю на шее своего духовного сына. Лицемерие иезуита не знало границ. Теперь стало понятно, почему каждый шаг Лалли был известен англичанам. Вполне возможно, что как раз Лавор являлся их шпионом. Этот секрет коварный монах унес с собой в могилу. Он не успел использовать мемуары в своих целях или в целях Ордена, — по-видимому, ждал, какой том опубликовать: хвалебный или обвинительный. Вероятней, что обвинительный том стал бы достоянием гласности. Однако он и так послужил материалом для прокурора парижского парламента Пакье, человека сурового и непреклонного.

Это было время ожесточенной борьбы между парламентом и двором. Высокопоставленные чиновники парижского парламента всегда ненавидели аристократов и завидовали им, а те, в свою очередь, платили им презрением. Когда же титулованный дворянин попадался в сети суда, его судьба становилась незавидной.

Для прокурора Пакье граф Лалли оказался желанной жертвой. Опытный крючкотвор быстро опутал своей паутиной вспыльчивого солдата, а записки иезуита Лавора дали ему великолепный материал для обвинительного акта. Обвинительная речь Пакье, напечатанная большим для того времени тиражом, стала широко известна в Париже. Лалли был представлен единственным виновником разгрома французов в Индии. Члены Совета Пондишери во главе с губернатором, преступно не подготовившиеся к войне, оказались ни в чем не виновные.

Парижский парламент потребовал от короля утвердить обвинение в государственной измене. Людовик XV некоторое время сопротивлялся, но настойчивость парламентских чиновников вскоре ему надоела; чудовищный эгоизм, как всегда, взял верх, и король подписал акт. Теперь Лалли стал государственным преступником и был переведен на жесткий режим. Начался процесс, скорее похожий на расправу, чем на суд. Лалли не имел права на защиту, а благожелательных свидетелей даже не слушали. Лалли продолжал упрямо защищаться, разоблачая всех своих врагов — губернатора Лейри, адмирала д'Аше и, наконец, бригадира Бюсси. Дело затянулось на месяцы, огромная гора писем, мемуаров, копий деловых бумаг, карт и военных планов росла. Бессмысленными глазами взирали на эти бумаги парламентские советники, никогда не бывавшие ни на поле битвы, ни на корабле, не видавшие раньше ни военных карт, ни планов. Об Индии они ничего толком не знали. Пакье считал Салабата городом, Танджур — навабом и сипаев денежными единицами, но это не мешало французской судебной машине двигаться в определенном направлении.

Прошло три года. В мае 1766 года парламент приговорил Лалли к смерти. Людовик XV, узнав о решении, был очень встревожен, даже плохо опал, но не пожелал из-за одного человека вновь ссориться с судейскими чиновниками. 9 мая 1766 года на Гревской площади Парижа при огромном скоплении народа Лалли отрубили голову на эшафоте. Старый генерал принял смерть с достойным спокойствием.

Эта несправедливая расправа с плохим военачальником, но храбрым солдатом легла еще одним позорным пятном на королевское правительство. Через несколько лет появилась книга Вольтера, посвященная Лалли. Вся читающая Франция еще раз пережила его трагическую судьбу. Несправедливость заставила забыть действительные ошибки. В 1788 году, накануне Французской революции, Лалли-Толландаль был официально признан невиновным.