"Джеймс Алан Гарднер. Неусыпное око" - читать интересную книгу автора

желтым матерчатым тентом отец развернул полевой госпиталь. Мы называли его
Большим шатром. Или "цирком".
Горожане спешили помочь нам: кормили тех улумов, что не могли, есть
самостоятельно, или возились с катетерами, клизмами и прочими штуковинами,
помогая быть опрятными тем, кто больше не владел мышцами. Иногда казалось,
что там собрался весь Саллисвит-Ривер. Моя лучшая подруга Линн, Линн Джонс,
то и дело говорила: "Все сбежались в "цирк" наниматься клоунами". Из-за
эпидемии школы закрыли, поэтому я часто видела в Шатре своих приятелей:
некоторые приходили надолго, другие - не всегда, да и появлялись минут на
двадцать, поспешно исчезая, когда вонь и страдания становились невыносимы.
Я переносила смрад, но вид смерти подобно ледяной руке сжимал мое
сердце. А тем временем сердца наших пациентов обращались в недвижное мясо.
Диафрагмы сдувались, как шарики. Пищеварительная система уже не справлялась
с едой в кишках. Через восемь недель с тех пор, как папа прочитал мне то
первое известие из сводки, в "цирке" начали умирать улумы... и они умирали,
умирали, умирали.
В те дни я спала в своей куполообразной обители, сделав купол
прозрачным с внутренней стороны, разумеется, снаружи он оставался
непроницаемым. Лежа в постели, я представляла, что сплю прямо под звездами,
беззащитная, если налетит буря или прольется дождь.
Моя мать, воспитанная в лучших традициях высшего общества Новой Земли,
считала, что мое поведение иначе как распутным не назовешь. Она не
прекращала цедить сквозь зубы замечания об "эксгибиционизме", так как была
непоколебимо уверена, что я дефилирую по комнате голышом, полагая, что
окружающие видят меня - как я без труда могла разглядеть их.
Как же, могли они меня увидеть! Неужели я хотела этого?
Всему виной буйное воображение моей матери. Дни, переполненные смертью,
взвинтили ее состояние до острого невроза, и она уверилась в том, что любые
мои поступки имеют сексуально-извращенный подтекст. А на самом деле я
сделала купол полупрозрачным, только чтобы вовремя заметить, не упал ли
рядом очередной улум. Однако меня не волновала мысль о некоем несчастном
страдальце... мороз пробегал по коже, когда я представляла, что
парализованное тело лежит рядом в зарослях нектарника по другую сторону моей
стены.
Однажды так и случилось в промозглый серый рассвет. Дробный стук
дождевых капель и шелест струй, стекающих по полусферической крыше,
сливались в нежное бормотание, под которое так приятно пребывать между сном
и явью. Да... я сплю... или уже нет...
И вдруг что-то врезалось в крышу моей комнаты.
Сквозь дрему я едва уловила звук. Постепенно пришло осознание, что
тембр мелодии дождя изменился, и капли теперь падают скорее на мокрую кожу,
а не на невидимую конструкцию обширного купола. Я открыла глаза...
... и прямо над собой увидела женщину-улума, распластанную на крыше,
подобно насквозь мокрому полотну на стекле. Черты ее лица были искажены,
словно она кричала. Неслышно.
Я сама едва сдержала крик - не то чтобы я испугалась, просто женщина,
чей силуэт виднелся темным пятном в пяти метрах над моей головой, появилась
так неожиданно. Бог свидетель, я многих улумов повидала в таком же
состоянии - отвисшая челюсть, глаза широко распахнуты оттого, что веки не
могут больше моргать.