"Роже Мартен дю Гар. Семья Тибо (Том 3)" - читать интересную книгу автора

другом и в конце концов бросаются друг на друга... потому, что каждый
считает, что другой намеревается на него напасть... потому, что каждый
предпочитает бросок, даже таящий в себе опасность, колебаниям и
неуверенности... Это уж совсем смешно... Взгляните-ка сейчас на Европу: она
во власти каких-то призраков. Все державы боятся. Австрия боится славян и
боится потерять свой престиж. Россия боится германцев и боится, чтобы ее
пассивность не сочли признаком слабости. Германия боится нашествия казаков и
боится оказаться в окружении. Франция боится германских вооружений, а
Германия вооружается превентивно, и тоже из страха... И все отказываются
проявить малейшую уступчивость в интересах мира, потому что им страшно, как
бы не подумали, что они боятся.
- А к тому же, - сказал Жак, - империалистические правительства отлично
видят, что страх работает на них, и старательно поддерживают его! Политику
Пуанкаре, французскую внутреннюю политику последних месяцев, можно
определить так: методическое использование страха всей нации...
Филип, не слушая его, продолжал:
- А самое отвратительное... (Он засмеялся коротким смехом.)... нет,
самое комичное - это то, что все государственные деятели изо всех сил
стараются скрыть этот свой страх, выставляя напоказ всевозможные благородные
чувства, смелость...
Он прервал свою речь, заметив, что к ним приближается Антуан в
сопровождении какого-то человека лет сорока, которого Леон только что ввел в
гостиную.
Оказалось, что это Рюмель.
У него был такой представительный вид, как будто его нарочно создали
для официальных церемоний. Массивная голова была откинута назад, словно под
тяжестью пышной гривы, светлой и уже слегка седеющей. Густые короткие усы с
сильно приподнятыми кончиками придавали некоторую рельефность его плоскому
жирному лицу. Глаза были довольно маленькие, заплывшие, но подвижные зрачки
какой-то фаянсовой голубизны озаряли двумя живыми искрами эту по-римски
торжественную маску. Все вместе придавало ему довольно характерный облик, и
можно было представить себе, как использует его в свое время какой-нибудь
фабрикант бюстов для субпрефектур.
Антуан представил Рюмеля Филипу, а Жака - Рюмелю. Дипломат склонился
перед старым врачом как перед современной знаменитостью; затем с вежливой
предупредительностью пожал руку Жака. Казалось, он раз навсегда сказал себе:
"Для человека, находящегося на виду, простота манер - это лишний козырь".
- Бесполезно рассказывать вам, дорогой мой, о чем мы беседовали, -
начал атаку Антуан, положив ладонь на рукав Рюмеля, который улыбался любезно
и снисходительно.
- Вы, сударь, располагаете, разумеется, такими сведениями, которых у
нас нет, - произнес Филип. Он внимательно осматривал Рюмеля своими хитрыми
глазками. - Что касается нас, профанов, то, надо признаться, чтение газет...
Дипломат сделал неопределенный жест:
- Не думайте, господин профессор, что я осведомлен много лучше
вашего... - Он убедился, что его шутка вызвала улыбку, и продолжал: - А
вообще я не думаю, что следует представлять себе вещи в особенно мрачном
свете: мы вправе - даже обязаны - утверждать, что сейчас имеется гораздо
больше оснований для спокойной уверенности, чем для того, чтобы отчаиваться.
- И слава богу, - заметил Антуан.