"Роже Мартен дю Гар. Семья Тибо (Том 3)" - читать интересную книгу автора

чем он занимается, заговорил о своей личной работе - о журналистике. Он
решил проявлять сдержанность и в этой среде не афишировать без надобности
своих убеждений. Поэтому он торопился перевести разговор на войну: после
того, что он слышал в прошлый раз, его заинтересовали воззрения молодого
врача.
- Я, - сказал Руа, расчесывая кончиками ногтей свои тонкие черные
усики, - думаю о войне, с осени тысяча девятьсот пятого года! А ведь тогда
мне было всего шестнадцать лет: я только что сдал первый экзамен на степень
бакалавра, кончал лицей Станислава... Несмотря на это, я очень хорошо понял
в ту осень, что нашему поколению придется иметь дело с германской угрозой. И
многие из моих товарищей почувствовали то же самое. Мы не хотим войны; но с
того времени мы готовимся к ней, как к чему-то естественному, неизбежному.
Жак поднял брови:
- Естественному?
- Ну да: надо же свести счеты. Рано или поздно придется на это
решиться, если мы хотим, чтобы Франция продолжала существовать!
Жак с неудовольствием заметил, что Штудлер быстро обернулся и
направился к ним. Он предпочел бы с глазу на глаз продолжать свое маленькое
интервью. По отношению к Руа он испытывал некоторую враждебность, но никакой
антипатии.
- Если мы хотим, чтобы Франция продолжала существовать? - повторил
Штудлер недружелюбным тоном. - Вот уж что меня ужасно злит, - заметил он,
обращаясь на этот раз к Жаку, - так это мания националистов присваивать себе
монопольное право на патриотизм! Вечно они стараются прикрыть свои
воинственные поползновения маской патриотических чувств. Как будто влечение
к войне - это в конечном счете некое удостоверение в любви к отечеству!
- Я просто восхищаюсь вами, Халиф, - с иронией заметил Руа. - Люди
моего поколения не так трусливы, как вы: они более щекотливы. Нам в конце
концов надоело терпеть немецкие провокации.
- Но ведь пока что речь идет только об австрийских провокациях... и к
тому же направленных не против нас! - заметил Жак.
- Так что же? Вы, значит, согласились бы, в ожидании, пока придет наша
очередь, наблюдать в качестве зрителя, как Сербия становится жертвой
германизма?
Жак ничего не ответил.
Штудлер саркастически усмехнулся:
- Защита слабых?.. А когда англичане цинично наложили руку на
южноафриканские золотые прииски, почему Франция не бросилась на помощь
бурам, маленькому народу, еще более слабому и вызывающему еще большее
сочувствие, чем сербы? А почему теперь мы не стремимся помочь бедной
Ирландии?.. Вы полагаете, что честь совершения такого благородного жеста
стоит риска столкнуть между собой все европейские армии?
Руа ограничился улыбкой. Он непринужденно обернулся к Жаку:
- Халиф принадлежит к тем славным людям, которые из-за преувеличенной
чувствительности воображают о войне всякие глупости... и совершенно не
считаются с тем, что она представляет собою в действительности.
- В действительности? - резко перебил Штудлер. - Что же именно?
- Да очень многое... Во-первых, закон природы, глубоко сидящий в
человеке инстинкт, который нельзя выкорчевать, не искалечив самым
унизительным образом человеческую натуру. Здоровый человек должен жить своей