"Север Гансовский. Шаги в неизвестное" - читать интересную книгу автораразинул. (Петр Ильич тем временем опять начал бесконечно медленно
раскрывать рот.) А ты говоришь "нормально". - Ну и что же? Просто мы очень быстро двигаемся и чувствуем. Поэтому нам кажется, что все другие неподвижны. Теперь мы уже шли обратно из совхоза в наш поселок, и я попытался растолковать Жоре тот раздел классической физики, который трактует вопросы движения и скорости. - Абсолютной скорости не бывает, понимаете? Скорость тела высчитывается относительно другого, которое мы условно считаем неподвижным. И, судя по всему, изменилась наша скорость относительно Земли. А у других людей она осталась прежней. Поэтому нам и кажется, что они стоят на месте... Он посмотрел на меня с подозрительностью человека, которому на рынке пытаются всучить гнилье. - Ну вот представьте себе, например, что вы едете в автомобиле на шестьдесят километров в час. Но это ваша скорость относительно земли, верно? А если рядом идет другая машина на пятьдесят километров, то относительно к ней ваша скорость будет уже только десять. Правильно? Он нахмурил лоб и засопел, усиленно соображая. - А на спидометре? - Что - на спидометре? - А спидометр сколько даст? - На спидометре вашей машины будет, конечно, шестьдесят. Но ведь это относительно земли... - Ну вот, шестьдесят! А ты говоришь - десять. - Он усмехнулся, как человек, окончательно посрамивший противника. малейшего интереса к тому, о чем я говорю. У него совсем не было способности абстрактно мыслить. Он меня совершенно не понимал и, по-моему, думал, что я как-то пытаюсь обвести его вокруг пальца. Я замолчал, и мы шли около трех километров, каждый поглощенный своими собственными соображениями. Если допустить, что мы действительно "ускорились" в триста раз или около этого, выходило, что мы пронеслись из поселка в совхоз за какие-нибудь полминуты, если брать нормальное "человеческое" время. То есть для всего окружающего мы промелькнули, как тени, как дуновение ветра. Но в то же время для нас самих это был довольно долгий переход, занявший примерно два с половиной часа по нашему счету. Но могли ли мы двигаться с такой скоростью? Тысячу или даже тысячу двести километров в час. Я помнил, что при скоростях больше двух тысяч километров, которые достижимы только для реактивной авиации, поверхность самолета нагревается до 140-150 градусов Цельсия. При скоростях за три тысячи фюзеляж нагревается до 150 градусов, так что алюминий и его сплавы теряют прочность. А мы даже не ощущали сильной жары. По всей видимости получилось, что с ускорением всех жизненных процессов в наших телах резко ускорился и процесс теплообмена. Это было единственным объяснением, которое я мог найти. Впрочем, если я быстро взмахивал рукой, ту ее сторону, которая встречала сопротивление воздуха, легонько и приятно покалывало... |
|
|