"Север Гансовский. Шаги в неизвестное" - читать интересную книгу автора

разинул. (Петр Ильич тем временем опять начал бесконечно медленно
раскрывать рот.) А ты говоришь "нормально".
- Ну и что же? Просто мы очень быстро двигаемся и чувствуем. Поэтому
нам кажется, что все другие неподвижны.
Теперь мы уже шли обратно из совхоза в наш поселок, и я попытался
растолковать Жоре тот раздел классической физики, который трактует вопросы
движения и скорости.
- Абсолютной скорости не бывает, понимаете? Скорость тела высчитывается
относительно другого, которое мы условно считаем неподвижным. И, судя по
всему, изменилась наша скорость относительно Земли. А у других людей она
осталась прежней. Поэтому нам и кажется, что они стоят на месте...
Он посмотрел на меня с подозрительностью человека, которому на рынке
пытаются всучить гнилье.
- Ну вот представьте себе, например, что вы едете в автомобиле на
шестьдесят километров в час. Но это ваша скорость относительно земли,
верно? А если рядом идет другая машина на пятьдесят километров, то
относительно к ней ваша скорость будет уже только десять. Правильно?
Он нахмурил лоб и засопел, усиленно соображая.
- А на спидометре?
- Что - на спидометре?
- А спидометр сколько даст?
- На спидометре вашей машины будет, конечно, шестьдесят. Но ведь это
относительно земли...
- Ну вот, шестьдесят! А ты говоришь - десять. - Он усмехнулся, как
человек, окончательно посрамивший противника.
Я начал было новое рассуждение, но увидел, что Жора не испытывает ни
малейшего интереса к тому, о чем я говорю.
У него совсем не было способности абстрактно мыслить. Он меня
совершенно не понимал и, по-моему, думал, что я как-то пытаюсь обвести его
вокруг пальца.
Я замолчал, и мы шли около трех километров, каждый поглощенный своими
собственными соображениями.
Если допустить, что мы действительно "ускорились" в триста раз или
около этого, выходило, что мы пронеслись из поселка в совхоз за
какие-нибудь полминуты, если брать нормальное "человеческое" время. То
есть для всего окружающего мы промелькнули, как тени, как дуновение ветра.
Но в то же время для нас самих это был довольно долгий переход, занявший
примерно два с половиной часа по нашему счету.
Но могли ли мы двигаться с такой скоростью? Тысячу или даже тысячу
двести километров в час. Я помнил, что при скоростях больше двух тысяч
километров, которые достижимы только для реактивной авиации, поверхность
самолета нагревается до 140-150 градусов Цельсия. При скоростях за три
тысячи фюзеляж нагревается до 150 градусов, так что алюминий и его сплавы
теряют прочность.
А мы даже не ощущали сильной жары. По всей видимости получилось, что с
ускорением всех жизненных процессов в наших телах резко ускорился и
процесс теплообмена.
Это было единственным объяснением, которое я мог найти.
Впрочем, если я быстро взмахивал рукой, ту ее сторону, которая
встречала сопротивление воздуха, легонько и приятно покалывало...