"Север Гансовский. Башня (Авт.сб. "Человек, который сделал Балтийское море")" - читать интересную книгу автора

- Я ломал ветки для метел. Потом увидел, как вы сюда идете, и пошел за
вами.
Очевидно, он считал, что должен объяснить мне, как попал на поляну.
- Да, - кивнул я. - Я видел это пятно осенью. И приехал посмотреть,
осталось ли оно еще. Любопытно, правда? - Тут я протянул руки к пятну,
намереваясь погрузить в него пальцы. Но мужчина шагнул вперед.
- Не надо! Не трогайте! Вдруг взорвется.
- Да нет, - сказал я. - Оно не взорвется. Вы же сами закидывали его
хворостом.
Я снова протянул руку, но он опять остановил меня. На его лице был
страх.
- Лучше не трогать. Не надо.
Он не мог понять, что если взрыва не последовало, когда пятно
пересекали первые ветви, то ничего не будет и сейчас.
Быстро подходил вечер, начало темнеть.
- Его ничем не сдвинуть, - сказал он. - Видите, висит само.
- Да, - согласился я. - Очень интересно, верно?
Но он покачал головой.
- Не нравится мне это. Лучше бы его не было.
- Почему?
Он беспокойно переступил с ноги на ногу. (От него ощутимо пахло хлевом,
и этот запах, соединенный с его нерешительностью, еще раз подтвердил мне,
что он батрак на одном из хуторов.)
- Нехорошо это, - вдруг начал он с горечью. Потом сразу запнулся и
задумался. - Уж слишком много разных штук.
- Каких штук?
- Ну, атомные бомбы... Водородные. Всякое такое... И вот это пятно.
Зачем оно?
- Не знаю, - сказал я и посмотрел на него в упор.
Глаза у него были светлые, голубые и выделялись на красном лице.
Некоторое время он выдерживал мой взгляд, потом отвел глаза в сторону.
Опять мы молчали, и это молчание становилось тягостным.
- Ну ладно, - сказал я. - Давайте закидаем его, что ли?
- Давайте.
Вдвоем мы быстро закидали пятно, потом я спросил, куда ему идти.
Оказалось, что из леса нам вместе.
Мы пошли тропинкой. У него была неровная походка - он как бы чуть
подпрыгивал через шаг. В одном месте он свернул в сторону и тотчас
возвратился на тропинку с перекинутыми через плечо двумя большими
вязанками прутьев.
- Я работаю у Буцбаха, - сказал он, и снова это прозвучало каким-то
извинением. Как будто он пояснял, что взял хворост не для себя, а для
Буцбаха.
Несколько минут мы шагали молча, потом он заговорил:
- Нехорошо это. Я весь день о нем думаю. - Вдруг он остановился. -
Лучше, пожалуй, уехать отсюда. Как вы думаете?
Он бросил прутья на землю.
- Уехать?
- Уехать. Потому что кто его знает, что оно такое. Раньше этого не
было. Я никогда не видел.